БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > История > Жизнь Бегина > Рассказ Иешаягу Эпштейна
Оглавление

Рассказ Иешаягу Эпштейна

Сначала полтора месяца Бегин и Аля, а также Шайб с женой Батьей (все пришли в этот дом вильнюсских бейтаровцев поодиночке, как бы незнакомые друг с другом) прожили у родителей Исраэля Эпштейна на Мало-Стефаньской (ныне Квашенная улица), 21, в двухкомнатной квартире на третьем этаже многоквартирного дома. Спали на полу, пили кипяток. Хозяйка дома поставила на стол, по рассказу Шая Эпштейна, младшего брата Исраэля, банку малинового варенья, но гости не притрагивались к нему, пили пустой кипяток. У Шая был отрез английского сукна на костюм. Он взял материал и пошел на Рогатки, куда приезжали крестьяне с продуктами на обмен, потому что рынка уже не существовало, и поменял у хуторянина на почти полный мешок картошки.

— Четыре километра до дома я тащил его на плечах, передыхал, оглядывался, убеждался, что никто не следит, не хочет ограбить, шел дальше, — рассказал Шай Эпштейн, крепкий литовский человек, «бейтаровской» закалки, который, по его словам, все помнит, «как сейчас это было».

«Принес картошку, мама поставила чугунок на огонь, и Шайб сказал ей, что «надо варить в мундире», то есть с кожурой. Так она сварила этот котелок, все кушали картошку, и Шайб все говорил, чтобы не очищали от кожуры: «так тоже очень хорошо и полезно». Все ели так, с кожурой, Бегин ел медленно, степенно, не торопился. Он был особый человек, сразу это было заметно. Такие люди часто не встречаются, не знаю, как объяснить. Раз на поколение такой человек рождается. Вежливый, у него как бы еще одна жизнь происходила за этой внешней, это было видно. Если он кого-то вычеркивал из знакомых или, например, подозревал кого-то в чем-то, то такой человек переставал для него существовать. Ничего не помогало. Он не мирился никогда.

Говорил таким хриплым голосом, очень веско говорил, все слушали. Потом, через месяц примерно, стало опасно у нас, ходили всюду доносчики, разнюхивали, свои были люди, всех знали, служили честно. Под Вильнюсом мы нашли домик на отшибе, жили две польские женщины, мать и дочь, их мужья, дети были в польской армии. Там поселили Шайба с Батьей и Бегина с Алей. Там его, Менахема, и арестовали».

Эпштейн, быстро, не по годам, двигаясь, сделал чай для гостя и себя, принес щедрые бутерброды, поправил галстук.

«Я здесь в 1948 году работал строительным рабочим. Вот в один день, в середине, или нет, уже в конце рабочего дня, я узнаю, что вечером Бегин впервые выступает после подполья официально в Петах-Тикве. Я как был, заляпанный, грязный, пошел туда. Стою в стороне. Бегин поднимается на трибуну и говорит мне: «Иешаягу, что с тобой?» Узнал меня, значит, сразу, только глянул. Никогда и никого он не называл сокращенными именами, кличками, только полным именем.

К вечеру там, в кафе, эцеэлники делали что-то вроде банкета, Бегин мне велел прийти. Я пришел домой, помылся, приоделся, пришел. Стоит на дверях какой-то тип, не пускает меня: «Ты кто такой?» — «Я такой, говорю, меня Бегин позвал». А он мне: «Видали мы таких, еще чего, Бегин его позвал» — и не пускает. Бегин увидел с другого конца зала, пришел, взял меня за рукав и втащил внутрь. Ну, мы сидели, вспоминали всех тогда...»

1940 год. Литва в это время была независимой и к тому же нейтральной страной. В Вильнюсе и в его пригородах к весне 1940 года находились сотни, если не тысячи людей, сумевших убежать от немцев и прорваться через советские пограничные кордоны. Из Палестины неожиданно прибыли сертификаты на въезд в страну, два из них предназначались для представителей ревизионистского движения. Бегин отказывается использовать свой статус: «Я остаюсь здесь со своими людьми». Позже прибыли еще сертификаты, но Бегин упрямо настаивал на своем и не хотел оставить людей «Бейтара» в неизвестности и опасности.

Тогда, к весне 1940 года, было уже очевидно, что СССР в ближайшее время приберет к рукам все прибалтийские республики. Отсчет государственного времени этих стран шел на недели. И так и было.

С октября 1939 года в Литве находилось на трех военных базах в Алитусе, Вильнюсе и Каунасе от 12 до 30 тысяч советских солдат. Армия СССР соблюдала строжайший нейтралитет, ни во что не вмешиваясь. 12 июня 1940 года СССР предъявил ультиматум всем трем прибалтийским республикам. Коммунист Юстинас Палецкис, выпущенный из тюрьмы, с 15 июня стал президентом Литвы вместо Антанаса Сметоны. Другой коммунист Антанас Снечкус стал начальником департамента безопасности Литвы. 17 июня из тюрем были освобождены все политзаключенные этой страны. Стоит запомнить этот очень немаловажный факт. Тюрьма при сильной власти, особенно такой, какой была власть советская, пустой быть не может (и не бывает).

Вновь организованная Служба безопасности Литвы параллельно начала как кадровую, так и организационную перестройку, которая закончилась к концу августа того же года, когда для усиления органов из Москвы прибыла группа офицеров НКВД.

Там же, в Вильно, в августе из радиопередачи своего любимого Би-би-си Бегин узнает о смерти в Нью-Йорке Зеэва Жаботинского. Это печальное событие произошло 4 августа 1940 года.

Бегин любил Жаботинского, как отца, и почитал его как учителя и народного лидера, самого яркого за последние поколения у еврейского народа. Со временем Бегин уяснил, что и Жаботинский, несмотря на свою сдержанность, чувствовал к нему особое расположение. Узнав, что Бегин пропал в Варшаве, Жаботинский очень беспокоился и завалил центр Красного Креста просьбами найти Бегина и спасти его.

В день Поминовения лидера ревизионизма группа ревизионистов (десятки людей — напомним, что в Литве советская власть) собралась на кладбище Вильны, чтобы почтить память великого человека. Бело-голубой флаг развевался над головами людей. Бегин произнес слова песни «Бейтара» своим глуховатым сильным голосом. Затем лидер «Бейтара» сказал собратьям: «Мы еще заслужим право воевать за Сион и для Сиона... Но если этого права мы не получим, будем лишены его, то мы будем страдать за Сион... Что бы ни случилось, наш обет мы исполним». Все это происходило в обстановке секретности, под прикрытием чужих похорон. Ни о какой гласности происходившей церемонии речи быть не могло — советская власть стояла на пороге, грозя, так сказать, классовым штыком. Люди отлучились на несколько минут, сказали слова в память о Жаботинском и вернулись к похоронам местного еврейского писателя, происходившим неподалеку.

А началась история настоящих отношений Менахема Бегина, польского беженца из Варшавы, с советской властью и ее представителями в первых числах сентября 1940 года.

«Вас просят зайти в горсовет, комната 23, с 9 до 11 часов утра, в связи с рассмотрением вашей просьбы». Такую повестку из Вильнюсского горсовета получил Менахем Бегин через месяц после того, как Советский Союз подчинил своей военной и политической власти Литву, Латвию и Эстонию. В местные органы внутренних дел уже прибыли (с конца августа) «советские сотрудники», и работа литовского НКВД резко активизировалась. Об этом рассказал мне работник литовских «органов» НКВД, попавший туда на работу прямо из тюрьмы, где провел шесть лет за коммунистическую деятельность. Руководителем Вильнюсского управления госбезопасности НКВД был назначен присланный из Москвы генерал Быков (майор госбезопасности), еврей по национальности. Потом, через 15 лет, он был расстрелян по так называемому «бериевскому» делу. Он и утвердил арест беженца из Варшавы, еврея по национальности, адвоката по специальности, уроженца города Брест-Литовска, 1913 года рождения, Бегина Менахема Вольфовича, за антисоветскую работу, резко враждебную существующему в СССР строю. Постановление на арест и обыск выдал старший оперуполномоченный Второго отдела ГУГБ, лейтенант госбезопасности Гольдин. Справа вверху на постановлении от руки кто-то совсем уж с невероятной властью написал «Согласен», неразборчивая подпись и дата — 20.09.1940.

И еще одно пояснение к происходившему тогда.

В период между разделом Польши и падением Парижа Москва ограничивалась, как уже говорилось выше, «военными базами», сданными в аренду правительствами Таллина, Риги и Каунаса. Правительства эти не были коммунистическими, скорее, наоборот. Но в переходный период большевики педантично, демонстративно соблюдали принцип невмешательства во внутренние дела «настоящих хозяев баз». После падения Парижа правительства Литвы, Эстонии, Латвии пали одно за другим все в тех же Таллине, Вильнюсе и Риге. Антонас Сметона 15 июня сложил с себя полномочия президента Литвы и ушел через границу. Вместо кабинетов, «сдававших в аренду» военные базы, были мгновенно, в одну ночь, сформированы коммунистические правительства, радостно приветствовавшие «освободителей», пришедших с Востока.

Тогда-то многие жители Литвы стали получать повестки и приглашения в самые невероятные организации, о существовании которых они не догадывались. Бегин был приглашен в Вильнюсский горсовет. По свидетельству все того же отставного сотрудника НКВБ Литвы подполковника Н.Н. Д-го, вызовы в нейтральные органы местной и муниципальной власти этой страны практиковались для того, чтобы органам государственной безопасности (службе наружного наблюдения этой организации) легче было выйти на свои объекты и начинать работу по отслеживанию немедленно, не теряя времени на розыски интересующих их лиц. Работы у НКВБ Литвы с середины августа стало очень много, надо было разобраться с врагами, заполнить пустующие камеры в тюрьмах, выявить сочувствующих врагу и прочее.


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > История > Жизнь Бегина > Рассказ Иешаягу Эпштейна
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-29 07:58:04
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Jerusalem Anthologia Jewniverse - Yiddish Shtetl Dr. NONA