Среди героев давней и недавней истории можно выделить особую группу исторических персонажей – «известные незнакомцы». Их имена вроде бы на слуху, некоторые их мысли, книги, статьи достаточно известны. Однако целостного портрета или образа этих личностей все-таки не существует. В полной мере эта характеристика относится к Ивану Андреевичу Линниченко (1857 – 1926).
Из довольно значительного комплекса статей в различных энциклопедиях, биографических очерков можно узнать, что он был уроженцем Киева, профессорским сыном, выпускником киевского университета Святого Владимира1. В конце ХІХ – начале ХХ века И. Линниченко вошел в круг заметных профессоров Российской империи конца ХІХ – начала ХХ ст. В Московском (1888-1895), Одесском Новороссийском (1884-1885, 1896-1919) и симферопольском (1921-1926) университетах он преподавал на кафедрах истории славянских народов и русской истории. В Одессе он дослужился до звания ординарного заслуженного профессора. В 1903 - 1915 годах профессор преподавал на Одесских Высших женских курсах, позднее - в некоторых учебных заведениях Симферополя. Из его одесской научной школы вышли такие известные историки как М. Слабченко, А. Флоровский, П. Клепатский, Е. Загоровский, Д. Атлас и другие. Как историк, И. Линниченко приобрел известность, прежде всего благодаря исследованию социально-правовых отношений в Галицко-Волынской земле во времена позднего средневековья. Профессор также интересовался археологией, историографией, библиографией, художественной литературой, театром и музеями часто выступал в роли популяризатора и публициста, сам писал стихи и прозу. Ученый имел широкие связи внутри и вне границ империи, был членом многих научных обществ и общественных организаций. Достаточно широко известно негативное отношение И. Линниченко к украинскому национальному движению, особенно в его политических формах, а также к большевизму.
И все же за этими важными и интересными фактами все еще не видно человека со всеми его недостатками и достоинствами, исканиями, ошибками, заблуждениями и прозрениями2.
Не исследованы особенности общественно-политических взглядов и национального сознания историка. Некоторые авторы достаточно трафаретно изображают биографию И. Линниченко, обходя острые углы, другие просто некритично его глорифицируют3.
Между тем, исследование научной и частной биографии И. Линниченко имеет не только биографическое значение. Он был представителем интеллигенции, страты общества, которая во многом определила судьбу Российской империи. Многомерная история этой общественной группы еще не написана.
Как ни странно, постановке новых вопросов относительно биографии профессора способствует, казалось бы, насквозь заполитизированная и заангажированная советская историография. В первом советском издании истории Одесского университета (1940 год) И. Линниченко охарактеризован как «антисемит, один из организаторов саботажа всем начинаниям советской власти»4. Эта характеристика перекликается с утверждением автора более поздней статьи в «Советской исторической энциклопедии», который назвал профессора «великодержавным шовинистом»5. Учитывая отношение И. Линниченко к большевизму и украинскому национальному движению, вроде бы все ясно. Но на чем основано обвинение в антисемитизме? Интересно, что эта характеристика встречается исключительно в издании 1940-го года. Никто из биографов И. Линниченко о ней не вспоминал. Из источников, которые, так сказать, «лежат на поверхности» также нельзя сделать вывод о нем как об антисемите. Он не был членом партий или каких-либо политических организаций. Накануне мировой войны И. Линниченко предрекал трагические испытания необразованному, лишенному ответственной элиты российскому обществу, которому он ставил в пример немецкое. Профессор последовательно выступал за автономию университетов, продуманные реформы6. В Совете Новороссийского университета И. Линниченко также выступал против «правой» профессуры, с которой в первую очередь связывают распространение антисемитских (вернее юдофобских) настроений среди интеллигенции. Например, в 1907 году «прогрессивная группа профессоров» избрала его в гласные Одесской думы от университета7.
Характерными являются инвективы И. Линниченко в адрес некоторых поздних российских славянофилов, которых он обвинял в пропаганде шовинизма8. Одесские черносотенцы причисляли его даже к левым. Однако большей проницательностью отличался журналист одной из одесских газет, который называл И. Линниченко «умеренным прогрессистом»9. В современной литературе применяется термин «консервативный либерал».
Среди одесского окружения И. Линниченко было немало евреев (правда в значительной мере руссифицированных, так называемых «русских евреев»), например, его ученики - Доротея Атлас и Давид Блюменфельд. В наиболее известных работах историк не пропагандировал антиеврейских взглядов. В то же время один из учеников И. Линниченко А. Флоровский в недавно обнародованной частной переписке спустя много лет после смерти свого учителя утверждал, что «под влиянием политической реакции, которая шла кругом, и сам И. Линниченко все более правел»10.
Итак, мы имеем дело с очередным советским ярлыком, клише, под которым нет никакой исторической почвы? Что же все таки конкретно скрывается за вскользь брошенным упоминанием о «поправении» И. Линниченко? Ответить на эти вопросы можно лишь благодаря расширению источниковой базы изучения его биографии. В этой статье впервые использованы некоторые эпистоляные материалы, бесценные для изучения мировоззренческих вопросов, мало- или абсолютно не известные предыдущим исследователям дневниковые записи и статьи И. Линниченко. В статье проанализированы документы из Государственного архива Одесской области, Государственного архива при Совете министров Автономной республики Крым, Российского государственного Архива литературы и искусства (Москва), Отдела письменных источников Государственного исторического музея (Москва), Санкт-Петербургского филиала архива Российской академии наук, Отдела рукописей Российской национальной библиотеки.
Годы становления личности И. Линниченко прошли в Киеве в 1860-1880-е годы в условиях все более обострявшихся политических и национальных противоречий. На его глазах происходили конфликты между польскими, русскими и украинскими студентами, киевский еврейский погром 1881 года. Духовными наставниками И. Линниченко были историки, которые заложили основы украинского и российского восприятия истории евреев в Восточной Европе – Н. Костомаров и В. Антонович. На протяжении всей научной и публицистической карьеры И. Линниченко отдавал дань казалось бы все более устаревавшему в науке конца ХІХ – начала ХХ века расовому фактору в истории, который опять же принимали во внимание его наставники. Это ярко проявилось в частности в его трактовке польской истории11.
Наиболее ярко расовый подход выражен в рецензии И. Линниченко на книгу полтавского краеведа Л. Падалки. На нескольких страницах одесский историк рассуждал о влиянии расового фактора на исторические обстоятельства. В довольно рискованной с точки зрения корректности манере он сравнил прошлое и настоящее некоторых народов в контексте проблемы вырождения национального характера. По его мнению, в отличие от древних римлян, итальянцы теперь изнежены, лживы, трусливы, неуравновешенны, греки, в отличии от своих предков древних греков, жалки, обтрепанны, лишены всяких умственных и художественных интересов, ленивы, по детски жадны12.
В то же время, в публицистических статьях И. Линниченко выступал как классический либерал: высказывался против попыток представить Новороссийский университет как рассадник шовинизма, где преподавателей и студентов сепарируют по национальному признаку, доказывал своему коллеге профессору Н. Ланге, что для него дело не в национальном происхождении, а в национальном самосознании человека13. На основании этих и других мыслей профессора сложно утверждать, что его взгляды были выстроены в стройную систему. Этот вывод можно сделать и на основании различных отзывов о профессоре его современников.
Не меньшей зигзагообразностью отличалось отношение И. Линниченко к евреям и еврейскому вопросу. С еврейской проблематикой он познакомился уже в начале своей научной карьеры. В частности, в своей докторской диссертации (1894) он рассмотрел правовой быт евреев в городах средневековой Галичины. Он приводил информацию из исторических источников в позитивистском духе, без ярко выраженных оценочных суждений14. Впрочем, к примечательным особенностям авторского подхода можно отнести использование костомаровского термина «жидотрепание», а также упрек историку И. Малышевскому в том, что он «в разных политических интригах Х – ХІІ веков на Руси хочет видеть участие евреев на том одном лишь основании, что евреи всегда были склонны к всяким интригам, раз они могли из них извлекать для себя выгоду» (типичное замечание в устах историка позитивиста – нельзя видеть в источниках то, чего там нет. Но также интересно, что И. Линниченко в принципе не отверг сам стереотип об исконном интриганстве евреев).
Не таким беспристрастным был профессор в ипостаси публициста. Примечательно, что одну из своих первых публикаций он посвятил именно еврейской проблематике. На этот факт он указал в собственноручно составленном в 1911 году реестре своих работ15. Среди прочего он назвал свою статью «Еврейские беспорядки в Киеве», опубликованную в одном из номеров санкт-петербургской газеты «Страна» за 1881 год. К сожалению, этим информация об этой публикации и ограничивается. В газете «Страна» в мае 1881 года было опубликовано четыре анонимные корреспонденции из Киева о погромах («еврейских беспорядках») авторства четырех различных людей. По сообщению редакции, наиболее короткая корреспонденция принадлежала еврею, остальные были написаны православными. Очевидно, что сегодня уже невозможно с абсолютной уверенностью утверждать автором какого из этих трех писем является И. Линниченко. Авторы трех писем были едины в своем осуждении зачинщиков погромов, но только автор статьи, опубликованной в 52 номере газеты полностью отбрасывал обвинение евреев в эксплуатации неевреев. Автор письма, опубликованного в 55 номере признавал факт экспулуатации, но высказывался за ликвидацию всех «средневековых ограничений» для евреев, просвещение масс. Особенное внимание привлекает корреспонденция, опубликованная в 53 номере. Главным поводом для погрома автор считал слухи, а причиной или «стимулом» – «страшную вековую ненависть к евреям, вызванную их эксплуатацией; это та же ненависть, которая вызывала народные неистовства во времена Богдана Хмельницкого, которая руководила избиениями и разгромом еврееев в XVIII веке, и которая приняла такой страшный характер в 1768 году». Стилистика, использование исторических параллелей позволяют, с известной степенью осторожности, считать И. Линниченко автором именно этого письма.
Как бы то ни было, в 1885 году, уже в одном из личных писем, в то время приват-доцент Новороссийского университета И. Линниченко сообщал о том, что «у нас идет борьба элементов – Жидовинов с Русью, борьба формальная с мордобитием – результат - увольнение 7 студентов (6 жидов)»16. В этих вскользь брошенных словах можно угадать контуры определенной бытовой, на уровне стереотипов, юдофобии И. Линниченко. Однако, другие источники конца ХІХ века пока что не позволяют более глубоко интерпретировать эту фразу.
Когда же в начале ХХ века во время очередных переломных событий в Российской империи мы снова встречаем в источниках данные, относящиеся к теме «Линниченко и евреи», профессор опять предстает перед нами как неоднозначная личность. Во время революции 1905 года к власти в Новороссийском университете пришла группа профессоров-либералов во главе с ректором И. Занчевским. 30 сентября 1905 года совет университета единогласно решил ходатайствовать перед министерством о ликвидации печально известного закона о десятипроцентной норме для евреев. Из протоколов следует, что И. Линниченко был среди тех кто кидал белый шар17.
В 1911 году И. Линниченко был одним из подписантов письма-протеста В. Короленко против начала знаменитого «дела Бейлиса»18. В 1913 году одна из наиболее близких к И. Линниченко учениц Д. Атлас издала брошуру «Употребляют или не употребляют евреи человеческую, в частности христианскую кровь в своем пасхальном ритуале? (Из архива гр. Н. Мордвинова)». В брошюре содержался перевод с французского языка записки известного политического деятеля графа Н. Мордвинова с опровержением ритуальной легенды, а также предисловие и некоторые примечания Д. Атлас. Сам факт публикации такого рода источника, а также тональность предисловия выразительно свидетельствовали о резко отрицательном отношении уже тогда довольно известного одесского краеведа к ритуальному процессу. И. Линниченко обычно щедро снабжал учеников источниками и редкими изданиями из своего богатейшего личного собрания. Похоже на то, что и публикация записки Н. Мордвинова не обошлась без его участия19.
Казалось бы именно в это время И. Линниченко должен был выработать более-менее уравновешенную и последовательную позицию по отношению к евреям. Однако эти ожидания оправдываются лишь частично. В 1906 году в письме к графине П. Уваровой снова, как и в 1885 году, проскользнула юдофобская коннотация: он назвал большинство русских интеллигентов «старыми холопами, которые боятся общественного мнения страха ради иудейского в прямом и переносном смысле»20. Более того, в брошюре о быте русских на немецком курорте профессор соединил антиеврейский мотив с его прямым отрицанием. На одной странице он с сарказмом утверждал, что «у русского националиста всего одна кассетка в голове, в которой сидит «жид»». Но уже на другой странице, он «со вкусом» описывал какое комическое впечатление на него и на его товарищей произвел «жидок», игравший в одном из спектаклей роль русского царя21.
События 1914 – 1920-годов И. Линниченко воспринял очень остро как падение всех устоев человеческой морали. В его письмах и статьях заметно все более наростающее чувство одиночества, разочарования и злобы. Он искал забвения в активной научной работе и чтении книг, но не находил его. В еще один источник утешения для него превратилась религия. Раздумья над судьбою учения Христа занимают в этот период далеко не последнее место в его интимных записях22. При таких обстоятельствах не удивительно, что противоречия в его взглядах на общественно-политические события, окружающих людей, и, в частности, евреев не могли сгладиться, а, на оборот, только обострились.
Читая в 1914 году в Одессе открытую лекцию о Галичине, И. Линниченко упомянул о своих визитах в этот регион и вспомнил о своем неприятном впечатлении от Львова - грязного, неблагоустроенного и лишенного всего русского. Примечательно, что в этом малоприятном контексте он упомянул о «массе евреев, благодаря подвижности которых кажется, что их гораздо больше действительного»23. В том же году в письме к своему крымскому приятелю историку Арсению Маркевичу он раскритиковал политику графа В. Бобринского в завоеванной Галичине, отмечая, что «у него одна дудка, уже надоевшее – «бей жидов. Играл на этой дудке и приплясывал прежде перед черносотенным знаменем». По его мнению, многие надеятся сделать карьеру на этом лозунге24. Но уже в 1916 году в письме к тому же А. Маркевичу, он опять придал некоторым своим мыслям юдофобский оттенок: «с нашими математиками проф. Циммерманом, Тимченко, Буйницким я в дружных отношениях. Коган и Шатуновский - полные израильтяне, Циммерман тоже изряилитянин, но на ½»25.
В начале 1917 года И. Линниченко печатно заявил, что в условиях, когда «для многих слово патриот теперь слово обидное как черносотенец, шовинист, я никогда не чувствовал себя настолько Русским, как теперь, когда наша Русь, наш народ в опасности»26. Но в условиях обострения общественно-политической борьбы такое чувство не всегда гарантировало адекватное восприятие бурных событий.
Еще в конце марта 1917 года в непримиримой полемике с историком Евгением Щепкиным И. Линниченко использовал тезис об антисемитизме этого своего личного врага в качестве орудия для его дискредитации27. Но уже ближе к концу года и особенно в 1918-1919 годах еврей для самого И. Линниченка стает символом всех несчастий Руси, и прежде всего – олицетворением зла большевизма. Своеобразным сигналом для обострения юдофобских чувств И. Линниченко стали знаменитые события конца октября 1917 года в Петрограде. Почти во всех письмах этого периода, а также в дневниковых записях он особенно настаивает на роли евреев в революции.
27 октября 1917 года профессор записал в дневнике: «в Петрограде опять ужас. Большевики с жидами Лениным и Бронштейном, именующим себя Троцким, пошли войной на Временное правительство и пока разбили его. 200 млн. населения и во главе два грязных жидо-маклера! Большего позора для нации нельзя себе представить… Лейба Брунштейн станет царем. Крестьяне не примут. Чтоб я жиду целовал руки! У этих мерзавцев не было даже такта выдвинуть хотя бы лицо с русской фамилией»28. Этим выводом он тут же поделился в письмах к А. Веселовскому, А. Маркевичу и А. Шахматову29. В частности, в письме к А. Маркевичу он писал, что «жидовское масонство считает человечество гоев (человечество – минус жидов) рабочей скотиной (или просто скотиной) с человеческими лицами»30. Еврейской власти он боялся больше, чем Украинского государства. Но в итоге он пришел к выводу, что и Украинское государство не что иное как интрига евреев31. Одной из его настольных книг стали «Протоколы сионских мудрецов» в изложении С. Нилуса. Он пришел к выводу, что революция разыгрывается именно по этим протоколам32. В частности, он обвинил евреев в организации студенческого движения33. Вершиной этих настроений стало объяснение особенностей поведения своих коллег их расовым (национальным) происхождением: «Что значит раса, происхождение. Не понимал почему Тимченко отстаивал 3 жидов. Но оказывается бабушка Т. еврейка. Капля иудейской крови перевесила в нем русскую»34.
Наконец, он обобщил свои выводы: «Странное дело – принадлежность к жидовской нации дает иммунитет и при большевистском режиме и при старом, а название Русский – одиозно, оно де означает деспотизм и насилие. В Англии можно было преследовать ирландцев, в Германии поляков, в Австрии – русских, это внутреннее дело, но тронь жида – завоют журнальные и газетные псы всего мира… затронуты де священные права человека (хотя в жиде человеческих черт и немного – а иудействе, его религиозном Союзе – нет и совсем. Юдаизм = человеконенавистничеству = все только для своей семьи, Бог создал землю только своему избранному народу, остальное нужно истребить, чтобы очистить место плодящемуся как песок морской жидовскому народу. Все эти противоречия объясняются тем, что во все мире общественное мнение создается жидами. 14 государств выступили против большевиков. Казалось бы, раз большевики жиды… 14 государств должны выступить против жидовства. Но и математика пасует перед жидами. Вас убедили, что человечество = еврейству, и что выступающий против еврейства говорит хулу на святого Духа, он человеконенавистник. Жид денационализировал нас, научил нас стыдиться нашего имени русских»35.
Списывая все беды России на счет еврейских происков, И. Линниченко испытывал определенное чувство утешения: «Одно утешение, что над нами владели не свои, а чужие – ведь 100 % бояр – жиды, а между лидерами их 150 %, 200, 300. Одесса город жидовский – ½ жидов, одесское ожидовлено. Вход немецких войск, публика кричит ура. Такое возможно только в жидовской Одессе, в которой нет национального самолюбия, ни патриотизма»36.
И все же приведенные мысли не отображают всей гаммы взглядов профессора. И. Линниченко осознавал, что его антиеврейство недостаточно логично соединяется с его в целом либеральной позицией и репутацией. Рассуждая о подобном феномене во взглядах профессора К. Сапежко, который «по убеждениям либерал, демократ-народник и в то же время принципиально юдофоб», он нашел, как ему казалось, логичное объяснение: «пресса, почти целиком захваченная жидами, успела уверить наших либералов, что кто против еврейства, тот непременно черносотенец. А если еврейство действительно – зло, элемент враждебный Русскому народу, развращающий его, если они против еврейства во имя интересов русского народа? Ведь еврейский элемент интернационален – где им хорошо, там все хорошо. Где им плохо – там враги прогресса. Оттого они всегда во главе всяких смут, везде, во всех государствах, странах. Это самые отчаянные шовинисты. Для них выше всего интерес еврейства и они успели убедить огромное число интеллигенции, что только юдофил настоящий либерал»37. Таким образом, И. Линниченко просто вывел евреев за рамки системы либеральных воззрений.
Но профессора все-таки не покидали некоторые сомнения в тотальной вине евреев. Так, по поводу уличных митингов в 1918 году он записал в дневнике: «всему вина только одни жиды. Но почему они и их агитация имеет успех? ... Ось закавика. Выгоните жидов, будут агитировать другие, не жиды и брать в лапы дурней. А дурнями набита Русь, как огурец семенами»38. В письме к А. Маркевичу он подчеркнул: «Сами отдали себя всяким проходимцам! Да еще жидам!»39. Свои сомнения он высказывал и в разговорах с коллегами. Обсуждая причину студенческих волнений в одной их компаний, он отметил, что «студенты теперь проводят в свои советы русских, а могли бы только жидов. Это доказывает, что не жиды руководят движением»40.
В одной из записей дневника И. Линниченко называл среди особых достоинств своего друга профессора К. Сапежко то, что он очень смело проповедует свою юдофобию, несмотря на то что это мешает его практической деятельности41.
В связи с этим возникает вопрос, в какой мере сам И. Линниченко откровенно и активно пропагандировал свои настроения в обществе, в какой степени эти настроения влияли на его поведение? На эти вопросы наводит его замечание в письме к А. Веселовскому: «Большевизм и жидизм стараются проникнуть к нам в университет – первые морально, вторые – физически. Борюсь с этим сколько могу»42. О таком образе своих действий И. Линниченко писал и в дневнике. В одной из записей он откровенно поведал о своем противодействии избранию в приват-доценты Новороссийского университета математиков Шатуновского, Бардаха и Кагана как евреев и ставленников евреев43. Однако именно в этом случае мы встречаемся с наиболее ярко выраженным принципом двойного стандарта в поведении И. Линниченко. В печатных статьях он увещевал студентов, что дело вовсе не в национальности этих претендентов на приват-доцентство44. Из дневниковых записей также следует, что И. Линниченко отказывался от чтения некоторых публичных лекций и прекратил писать для ведущих одесских газет «Одесские новости» и «Одесский листок» по причине своих антиеврейских настроений45. Но, насколько нам известно, публично он всегда находил иные мотивы для отказа.
Источники сообщают лишь об одном случае открытой демонстрации юдофобии со стороны И. Линниченко. К тому же этот случай он описал сам в письме к Н. Василенко. Сообщая о своей встрече в Киеве в 1918 году с М. Грушевским, И. Линниченко отметил, что проявил себя как «жидофоб», который высмеял предложение М. Грушевского об обмене книгами «с ученой жидовской организацией»46. В многочисленных печатных статьях И. Линниченко вообще уклонился от прямых юдофобских заявлений. Нам известна только одна, да и то опосредованная инвектива. Уже в конце 1919 года сравнивая мораль христианства и иудаизма, он пришел к выводу о значительном преимуществе первой, так как христианство является религией любви и равенства, а не эгоизма, как иудаизм47. Опять же примечательно, что в одной из интимных записей он был более жестким: «был ли Христос сначала националистом и проповедовал только для евреев. Бог евреев – их тотем, который враждует с богами других народов»48.
Таким образом, не удивительно, что если позиция И. Линниченко в отношении украинского вопроса была широко известна, то по еврейскому –оставалась достоянием лишь достаточно узкого круга лиц. Тем не менее, влиятельность и известность большинства из приятелей И. Линниченко (напомним, что он особенно тесно общался и активно переписывался с такими личностями как академики А. Шахматов и А. Веселовский, крымские историки А. Маркевич и А. Бертье-Делагард, графиня П. Уварова, профессор К. Сапежко и многими другими) актуализирует вопрос о том, в какой мере аналогичные взгляды были популярны в среде интеллектуальной элиты Российской империи в период ее заката (вопрос о соответствующих настроениях среди крестьян, простых городских обывателей, духовенства, политической элиты оставляем за рамками как самостоятельную и очень важную тему). Источники позволяют ответить на этот вопрос однозначно утвердительно. С 1905 года в среде российской интеллигенции юдофобские настроения занимают все большее место как объяснение причин наростания революционного кризиса49.
Эти настроения имели определенную почву, так как евреи действительно играли ведущие роли в революционных партиях. Как свидетельствует переписка большинства деятелей из числа коллег И. Линниченко, они полностью разделяли его позицию. Наиболее полно аналогичные настроения представлены в переписке А. Бертье-Делагарда50. Таким образом, в случае с генезисом идей И. Линниченко прослеживается взаимовлияние профессора и его коллег. Казус И. Линниченко лишний раз демонстрирует специфику русского либерализма. Основная из этих особенностей, на наш взгляд, заключалась в трактовке национального вопроса. Отстаивая либеральные ценности, выступая за реформы, русские либералы в отношении еврейского и украинского вопросов часто шли по пути, который проторили такие ненавистные им черносотенцы. Собственно, мы отнюдь не стремились во что бы то ни стало развенчать или дискредитировать И. Линниченко, который действительно немало сделал для развития науки и культуры. Главным образом мы хотели показать всю неоднозначность этой личности, как и эпохи в которой он жил. В более общем плане мы хотели еще раз подчеркнуть ценность микроисторических, источниковедческих исследований, без которых теоретические построения выглядят лишь как замок на песке.
Замечания/предложения
Сайт создан и поддерживается
Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра
«Мигдаль»
.
Адрес:
г. Одесса,
ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.:
(+38 048) 770-18-69,
(+38 048) 770-18-61.
Председатель правления центра
«Мигдаль» —
Кира Верховская
.
