Легко представить, с какой помпой отмечались бы в недавнем прошлом две «круглые» даты, выпавшие на этот год: сто лет тому назад завершалась первая русская революция, которая девяносто лет назад не совсем плавно перешла в штурм Зимнего дворца. Нынче на слуху иные революционные подвижки, и на память из той поры приходит разве что легендарный броненосец «Потемкин», да и то лишь потому, что был увековечен Сергеем Эйзенштейном в фильме, признанном всемирным шедевром.
Сам вождь мирового пролетариата назвал броненосец «Потемкин» непобежденной территорией революции и трактовал его действия как идущую снизу, из самых глубин народных, никем не спровоцированную попытку создания ядра революционной армии.
Большое видится на расстоянии. Дистанция огромного размера (целый век, и какой век!) позволяет спокойно, без юбилейного ажиотажа вернуться в прошлое и рассмотреть не утратившие доныне своей актуальности вопросы, на которые так и не сумела достоверно ответить официальная история.
Полистаем вахтенный журнал легендарного корабля, чтобы вкратце восстановить в памяти ход событий. Летом 1905 года готовились учения всей Черноморской эскадры. Однако прежде чем вывести ее в море, предстояло привести в боевую готовность артиллерию и минные аппараты, установленные на только что спущенном на воду современнейшем броненосце «Князь Потемкин Таврический». С этой целью 12 июня корабль в сопровождении приданого для связи с берегом миноносца №267 отправился из Севастополя к Тендровской косе, где был оборудован морской полигон для пристрелки орудий.
Ночью на посыльном судне ревизор – мичман Макаров доставил из Одессы мясо для матросского камбуза. Вахтенные заметили, что продукт был «с душком». Наутро эта весть облетела корабль, начались волнения. Командир броненосца Голиков вызвал судового врача, тот признал мясо пригодным к употреблению, сварили борщ, но матросы от пищи отказались. Попытка командования прибегнуть к принуждению закончилась кровью, команда убила семерых офицеров, остальных арестовала и захватила корабль.
Уже завязка сама по себе наводит на сомнения: так ли это похоже на осмысленную политическую акцию, на «бесспорный и знаменательный факт создания ядра революционной армии»? Это скорее смахивает на банальнейший бунт на корабле, бессмысленный и жестокий. И попытка выдать потемкинские события за свидетельство всенародного возмущения невольно напоминает о потемкинских же деревнях, которые князь, чьим именем назван броненосец, представлял некогда как свидетельство всенародного благоденствия.
Задолго до событий на «Потемкине» начались беспорядки в Одессе. Бастовали заводы и порт, испуганные лавочники прекращали торговлю, опустел даже знаменитый Привоз (заметим в скобках, что именно этим, скорее всего, и объясняется, почему мичману-ревизору не удалось здесь приобрести доброкачественное мясо).
Появление на одесском рейде могучего броненосца не могло не ободрить зачинщиков волнений на берегу. Однако к их разочарованию потемкинцы действуют в высшей степени вяло: они отпускают на берег своих офицеров, испрашивают у местных властей разрешение похоронить убитого при мятеже товарища; пытаясь вынудить береговое начальство на уступки и пополнить запасы воды и угля, команда открывает огонь – но как! Три холостых выстрела малым калибром – это салют в честь погибших. Затем для острастки дважды пальнули по городу боевыми, метили в дом командующего войсками и по скоплениям полиции, однако снаряды полетели в сторону мирных кварталов. В течение многих десятилетий ветераны-потемкинцы будут дружно объяснять промахи происками предателей-кондукторов при сочувственном одобрении со стороны историков. Хотя причина лежит на поверхности: ведь артиллерия «Потемкина» так и осталась не пристрелянной.
Между тем, весть о мятежном корабле на исходе 15 июня достигла столицы империи. В Севастополь летит высочайший приказ: «Срочно следовать всей эскадрой и минными судами в Одессу. Предложите команде «Потемкина» подчиниться, в случае отказа приказываю немедленно потопить броненосец двумя минами с миноносцев».
И вот здесь возникает новый важный вопрос: почему эскадра, возглавляемая адмиралами Кригером и Вишневецким, имевшая бесспорное огневое преимущество, при встрече с мятежниками спасовала и не выполнила царский приказ? Ленин считал: «Посланные против революционного броненосца «Потемкин» военные корабли отказались бороться против товарищей».
Но были ли, действительно, команды всех двенадцати кораблей эскадры настолько солидарны с бунтовщиками? Тем более что оба адмирала прекрасно понимали: невыполнение воли государя означает для них позорный крах всей карьеры (и, действительно, уже к осени они будут уволены со службы даже без права подать в отставку!)
Поищем ответ в бесстрастных документальных записях – на страницах вахтенных журналов. В 12.40 флагман эскадры адмирал Кригер приказал «Потемкину» сдаться, тот не подчинился и тогда малый флагман адмирал Вишневецкий начал атаку. И здесь, уже готовый дать команду на поражение, он вспомнил, что на борту мятежного корабля находится полный боевой комплект снарядов, в том числе и главного калибра (вес каждого – 330 кг). А главное, там размещены еще и мощные самодвижущиеся мины Лупписа-Уайтхеда, каждая из которых до полуметра в диаметре! Парочкой таких торпед можно было уничтожить даже броненосец, подобный «Потемкину». Однако нетрудно себе представить, какой мощности взрыв (сродни ядерному) произошел бы при этом, и какие разрушительные последствия это имело бы для самой эскадры!
Вот почему Кригер вынужден был дать сигнал к отступлению. Однако от ликвидации мятежников он не отказался. Сразу же по возвращению в Севастополь был снаряжен миноносец «Стремительный», укомплектованный командой, состоящей исключительно из офицеров-смертников, вызвавшихся пожертвовать собой ради исполнения воли императора. Вот только машинному делу эти добровольцы обучены не были и, бороздя черноморские воды в поисках бунтовщиков, быстро запороли трубы на паровых котлах своего миноносца. Благодаря чему потемкинцам удалось безнаказанно уйти к берегам Румынии.
К тому времени беспроволочный телеграф уже раззвонил о чрезвычайном происшествии всему свету, дошла эта весть и до Женевы, где размещался штаб нелегальной российской оппозиции. Один из штабистов Михаил Васильев-Южин вспоминал: «Легко себе представить, какую сенсацию вызвало среди эмигрантов известие о восстании на броненосце «Потемкин». Оно пришло, конечно, с известным опозданием, многое было перепутано и преувеличено. Мы поняли, что вспыхнуло действительно серьезное вооруженное восстание».
Как же реагировал на это перепутанное и преувеличенное известие начальник штаба – Ленин? Оказывается, он сам срочно разыскивал именно Васильева-Южина: «Разговор был коротким: «Согласно постановлению цека вы, товарищ Южин, должны как можно скорее выехать в Одессу, где находится броненосец «Потемкин». Нужно захватить в наши руки город, а затем и весь флот. Тогда немедленно высылайте за мной миноносец, я выеду в Румынию».
Трудно представить, чтобы такой осмотрительный и дальновидный политик, как Ленин, мог соблазниться столь очевидной авантюрой: возглавить мятеж одинокого, обреченного на поражение корабля! Не случайно об этом эпизоде в советские времена будут вспоминать крайне редко.
Точно так же неохотно и вскользь будет говорить официальная история и о странном поведении команды учебного судна «Прут» - практически безоружного, лишенного брони, артиллерии и минных аппаратов. Имея на борту комиссию, которая должна была руководить практическими стрельбами эскадры у Тендровской косы, «Прут» прибыл на полигон 15-го июня, однако по понятным причинам «Потемкина» там не обнаружил. Как только команда узнала о случившемся на броненосце, она тут же последовала примеру потемкинцев: «По приказу Петрова мы разобрали винтовки. Началась стрельба, боцман был прострелен навылет, убили прапорщика, который подавал тревожные гудки. Петров пояснил команде, что это не бунт, а революция, которая идет повсюду. На сходке согласились, что, если увидим «Потемкина», поднимем красный флаг».
На что же рассчитывал этот Петров, который с такой готовностью приказал захватить учебное судно, посадить под арест правительственную комиссию и устремился на поиски мятежного броненосца? Забегая вперед, скажу, что с «Потемкиным» ему встретиться не суждено, «Прут» вскоре перехватят посланные из Севастополя миноносцы, и уже 30 июля 23-летний матрос второй статьи Александр Петров будет расстрелян вместе с другими зачинщиками.
И только теперь, столетие спустя, мы можем доказательно утверждать, что именно он, мещанин города Казани, мальчишка, исключенный из гимназии по политическим мотивам, мобилизованный на флот в 1904 году, держал в своих руках все нити масштабного, в деталях продуманного заговора, имевшего первоначальной целью захват всего юга Российской империи. У него, действительно, были все основания утверждать, что речь шла не о бунте, а о настоящем восстании.
Сегодня известен целый ряд достоверных подтверждений: план общефлотского восстания действительно существовал. И нелепый преждевременный бунт из-за плохого борща на «Потемкине» сорвал этот неплохо задуманный и хорошо подготовленный замысел. Содержание такого плана изложил в своем предсмертном письме на борту плавучей тюрьмы Александр Петров: «Мы видели, как трудно сделать восстание всеобщим, необходимо, чтобы оно охватило широкий район. А где же такой широкий район, как не у нас, на Черном море? Кто, как не мы, матросы, начав революцию в Севастополе, способны перебросить ее сразу на Кавказ, с Кавказа в Одессу, в Николаев. О том, что войско возьмет участие, мы не сомневаемся. Ощутив за собой поддержку флота, оно бы отбросило все опасения. Потому мы готовились начать дело».
И вот здесь становится очевидным – и для тогдашних, и для последующих исследователей – что автором такого грандиозного плана (а тем более организатором его воплощения) никак не мог быть недоучившийся гимназист матрос Петров, как и никакой другой член так называемой матросской Централки. Здесь требовались не только знания и опыт, но еще и обширнейшие связи с реальными революционными силами на том же Кавказе, в Одессе, Николаеве, равно как и с заграничными центрами.
Тем не менее ни сыскарям могущественного охранного отделения тогда, ни объединенным усилиям советских идеологов и историков позднее не удалось отыскать ни единого факта, который бы связал матроса второй статьи Петрова с теми, кто наверняка за ним стоял. Хотя версий на этот счет выдвигалось великое множество. На кого только не падало подозрение: на японских шпионов-диверсантов, на польских сепаратистов и даже на украинских националистов.
Не нужно быть провидцем, чтобы догадаться, кого в первую очередь назвала желтая пресса и черносотенные политики тогда в качестве главных подстрекателей. Вот один из множества примеров. Ровно столетие назад в журнале «Исторический вестник» за 1907 год были опубликованы сенсационные воспоминания некоего литератора С.Орлицкого. По его словам, в июне 1905 года он оказался в Одессе и сразу же оказался «в круговороте событий, центром которого служил таинственный комитет, территориально располагавшийся в приюте для неимущих стариков имени Пушкина». Автор якобы встречался с одним из лидеров этого комитета Сергеем Самуиловичем Цукербергом который при первой же встрече с первым же встречным тут же выложил грандиозную программу одесских сионистов: «Матросы уже на нашей стороне. Офицеров, которые не согласны, лейтенант Шмидт обещает побросать в воду. А раз броненосцы будут наши, – весь юг будет наш. Здесь создается Южная республика с Крымом и плодороднейшими землями Волыни и Подолии. У нас будут чудное незамерзающее море и лучшие пшеничные земли, первоклассные порты и крепость Севастополь с броненосным флотом».
На вопрос Орлицкого, когда же начнется восстание, лидер из дома престарелых имени Пушкина бодро ответил, что у них уже все готово, ждут только сигнала с броненосца «Потемкин». И хотя в июне пятого года никому неведомый еще лейтенант Шмидт находился со своим миноносцем на Дунае, ведать не ведая об очаковских событиях будущей осени…И хотя совершенно непонятно, с какой это радости такие далекие от идеалов Сиона люди, как Опанас Матюшенко, Григорий Вакуленчук или Александр Петров решили бы жизни положить, но сделать Севастополь городом еврейской славы…И хотя, наконец, на самого литератора Орлицкого падает подозрение в соучастии с заговорщиками – иначе отчего же он сразу не донес охранному отделению о нависшей опасности, а ждал три года…Хотя подобных вопиющих нелепостей в грубой стряпне этого автора можно приводить немало, тем не менее его творение было бережно воспроизведено в российском журнале «Чудеса и приключения» в 2000 году, на пороге третьего тысячелетия! И сегодня с ним можно ознакомиться в том интернете, который пришел на смену назаборной прессы. Так что родившийся сто лет назад очередной навет живет и здравствует. И потому доказательный ответ на вопрос о конкретных заказчиках потемкинского бунта важен не только с исторической точки зрения, но и с моральной.
Отыскать в этом клубке тоненькую ниточку мне помог случай. Хотя, видно, не зря говорится, что случай идет навстречу тому, кто его ищет. Просматривая архивные документы столетней давности, я натолкнулся на странную деталь в одном из писем матросов, служивших на судне «Прут»: «Теперь у нас еще кое-кто остался, но далеко не такие, как Петров. Александр Петров-Стопани сначала работал в Казани от своего комитета, потом в Москве. На флоте он был машинистом».
Странно, почему матросы, хорошо знавшие своего вожака, вдруг назвали его такой двойной фамилией: Петров-Стопани, что не встречается ни в одном другом документе? Этот кончик путеводной нити привел к профессиональному революционеру Александру Митрофановичу Стопани. Его дед, итальянский музыкант, покинул родину в середине 19-го века и эмигрировал по политическим мотивам в Россию. Внук пошел по той же стезе. Он был исключен с того же юридического факультета Казанского университета и по той же причине, что и Володя Ульянов. Вот только партбилет свой под номером 13 получил в 1893 году, когда будущий Ленин еще ходил в беспартийных.
Накануне первой русской революции мы обнаруживаем Александра Митрофановича на Кавказе, в Баку, где вокруг возглавляемого им комитета РСДРП собралась неплохая компания. Достаточно просто назвать поименно: Прокофий Джапаридзе (псевдо «Алеша»), Авель Енукидзе (псевдо «Золотая рыбка»), Леонид Красин (псевдо «Винтер»), Семен Тер-Петросян (псевдо «Камо»), а также рядовой агитатор партии Иосиф Джугашвили (псевдо «Коба»). Собиралась же эта могучая кучка на квартире скромного преподавателя Бакинского реального училища Михаила Васильева-Южина, того самого ленинского гонца.
На третьем съезде РСДРП, взявшем, как известно, курс на революцию, была принята секретная резолюция, имеющая к нашему расследованию прямое отношение: «Подготовка к общероссийскому восстанию должна складываться из проведения пробных вооруженных выступлений. Террор должен сливаться с движением масс. Особые воинские организации могут быть полезны в зависимости от обстоятельств».
Можно не сомневаться, что при этом учитывались позиции и опыт делегации Кавказа – одного из активнейших революционных центров страны. На нефтяных промыслах Баку, в портах Батуми и Одессы, на верфях Николаева и бастионах Севастополя эта резолюция, хотя и не с одинаковым успехом, но неуклонно воплощалась в жизнь. И возглавляемая Александром Петровым матросская Централка Черноморского флота могла быть едва ли не ведущим звеном в деле «пробных вооруженных выступлений», той самой особой военной организацией, о которой шла речь выше. Вот только что связывало юного машиниста с одним из членов Южного бюро РСДРП?
Самые прямые связи между ними отыскались в Казани. Оказывается, женой Александра Стопани была Мария Петрова – родная сестра нашего матроса. Саша Петров воспитывался в их семье. Александр Стопани вспоминал: «Черненький невысокого роста симпатичный мальчик с интеллигентным лицом быстро стал всеобщим любимцем. Под влиянием старших брата и сестры Саша с детства начал проникаться революционными идеями. И с десяти лет помогал нам доставлять нелегальную литературу в рабочие кварталы».
Продолжалось ли такое сотрудничество позже, в Севастополе? Здесь снова на встречу выходит случай. В Центральном историческом архиве Украины есть документ, который бросается в глаза уже своим внешним видом: это письмо, порванное на клочки. История его такова: в 1904 году при налете на одну из явочных квартир в Одессе полиции удалось перехватить эти обрывки, аккуратно склеить и таким образом сберечь для истории. В этом частично зашифрованном письме содержится детальнейший анализ положения дел в Крымском союзе и Севастопольском комитете РСДРП, а также в Мелитополе и Николаеве. После чего следует: «Привет всем. Карп».
«Карп» – это партийный псевдоним Стопани. Как видим, в Южном бюро партии он курировал весь регион, где намечалось восстание, от Одессы до Кавказа. Почему же имя такого видного революционера выпало как из краткого, так и из полного курсов советской истории? Потомка гарибальдийцев подвела честность: в своих мемуарах, описывая события первой русской революции, он написал, что первую скрипку тогда на Кавказе играл Алеша Джапаридзе, а Джугашвили пребывал на вторых ролях. На беду эту цитату в запале своей полемики с генсеком привел в одной из статей Троцкий. От неминуемых репрессий Стопани спасло лишь то, что он умер своей смертью в 1932 году и был благополучно размещен в кремлевской стене. Репрессирована была только память.
Однако вернемся к приключениям сионских мудрецов в Одессе. Видимо понимая, что кривыми газетно-журнальными «утками» общественность не убедить, черная сотня взяла на вооружение куда более тонко сработанную фальшивку.
Одним из непревзойденных «шедевров» этого жанра были и остаются «Протоколы сионских мудрецов», не случайно вышедшие в свет именно в те годы. И отнюдь не случайно оказавшиеся на письменном столе государя-императора. Интересна его реакция на это сочинения. По свидетельству бывшего начальника Петербургского охранного отделения К. Глобачева, Николая Второго потрясло поразительное совпадение «протоколов» с технологиями, которые использовались для организации беспорядков на том же Черноморском флоте: «Какое предвидение! Какая точность исполнения! Наш 1905 год – точно под дирижерство мудрецов!»
Премьер-министр России П. Столыпин хотя и обладал уже информацией, дававшей основание скептически относиться к происхождению «протоколов», все же счел необходимым назначить специальную комиссию для секретного дознания. Комиссия добросовестно потрудилась, выявила и без того хорошо знакомые обстоятельства, связанные с фабрикацией этой несомненной фальшивки, изучила причину возмущений на Черноморском флоте и представила отчет руководству. Все исследователи, описывающие этот эпизод, сокрушенно замечали, что текст отчета, к сожалению, утерян. Сохранилась только резолюция, сделанная царем: «Протоколы» изъять. Нельзя чистое дело делать грязными способами!»
Замечу, что все желающие убедиться в обоснованности такого высочайшего решения, могут ознакомиться с подлинником отчета комиссии, который просто плохо искали, он все эти годы сберегался в фонде Царскосельского дворца, в Центральном Государственном историческом архиве Москвы (ЦГИАМ, ф.543, ед.хр.113, лл.21-25). Учитывая важность такой находки, приведу документ полностью:
«Следствие по делу протокола выяснило, что причинами мятежных движений в Черноморских командах были следующие обстоятельства:
1. Революционная пропаганда в Севастополе среди войск и флота. Севастополь был долгое время местом ссылки поднадзорных. Обилие евреев.
2. Неудовлетворительность современного морского воспитания.
3. Недостаток офицеров и назначение тех же из них на несколько должностей одновременно, вследствие чего невозможность добросовестного отношения их к службе.
4. Недоверие нижних чинов к офицерам, коренящееся в социалистическом направлении современной крестьянской молодежи и фабричного населения на почве экономической на юге России. Недоброжелательные чувства и недоверие к помещикам и капиталистам переносят на офицеров при поступлении на службу.
5. Недоверие офицеров к нижним чинам вследствие чрезвычайной скрытности и исполнительности по службе агитаторов революционной пропаганды среди нижних чинов.
6. Сравнительно большая развитость умственная и большая восприимчивость южан, из которых комплектуются черноморские команды.
7. Взаимное недоверие гл. командира адмирала Чухнина и начальников его сотрудников, увеличивающееся неприветливым характером адмирала, встречающего глухое сопротивление в подчиненных в деле укрепления дисциплины.
8. Отсутствие сознания военных целей Черноморского флота и международного соревнования вследствие закрытия проливов и характера местного флота.
9. Морской ценз, выдвинувший при общей нивелировке способностей офицеров особую группу черноморских офицеров из Николаевских юнкерских классов – хуторян, занимающихся более своими имущественными делами, чем флотом.
10. Двоевластие между морскими и военными властями в исключительных обстоятельствах. Передача власти генералу Меллер-Закомельскому, а затем коменданту крепости при осадном ее положении умалили значение главного командира и его обаяние.
11. Чрезмерное развитие береговой службы и казарменной жизни в ущерб судовой службе.
12. Некоторые бытовые условия черноморских команд, а именно женатые нижние чины, которых очень много и семьи которых живут в Корабельной слободке».
По каждому пункту «причин мятежных движений» добросовестные члены комиссии высказали свои предложения для их устранения. Однако в адрес мудрецов Сиона с известной натяжкой можно отнести только одну фразу отчета, состоящую из двух слов: «Обилие евреев».
Что же все таки побудило Николая Второго, человека неглупого и образованного, владевшего пятью иностранными языками, так уверовать вначале в пророческую суть «протоколов»? Дело в том, что фальшивой и провокационной эта подделка является только в отношении авторства сионских мудрецов. Что же касается содержания самого текста, вполне добросовестно переписанного из давнего талантливого произведения французского адвоката Мориса Жоли «Диалог в аду между Маккиавелли и Монтескье», то он содержит действительно яркое описание таинственных, сатанинских замыслов разрушения отдельных держав во имя создания мировой империи. Взору российского царя предстал весь «джентльментский набор» технологий, воплощенных в классической латинской формуле «Divide et impera» – «Разделяй и властвуй». Творение Мориса Жоли и его перефраз в «протоколах» – это поистине энциклопедия нетерпимости. И вполне закономерно, что эти постулаты с такой точностью наложились на ситуацию в раздираемой противоречиями Российской империи.
Даже попытка властей выпустить нагнетенный до предела пар за счет уступок манифеста 17-го октября, выборов государственной Думы уже не могла ничего изменить. Ведь всякий парламент есть слепком общества, где ни одна политическая сила не задавалась целью остановить безумие, пресечь и белый, и красный террор и приступить к планомерному формированию толерантной среды во всех сферах жизни. При том, что не только общая теория систем и теория катастроф, но и простой здравый смысл убеждает: стабильность всякой системы прямо зависит от согласованности ее элементов. Когда же одни разделяют людей, чтобы властвовать, а другие, чтобы захватить власть, такой накачки нетерпимости не выдержит даже самая стойкая государственная система. Какой, кстати, и была в начале двадцатого века, вопреки многолетним вымыслам, российская империя.
Экономический бум в России того времени не на шутку тревожил европейцев, в связи с чем французскому эксперту-аналитику Эдмону Терри была поручена правительством миссия, граничащая с промышленным шпионажем: расследовать причины столь быстрых успехов и дать прогноз на будущее. Вывод, сделанный экспертом, был шокирующим: «Если у больших европейских народов дела и дальше пойдут так, как они шли между 1900 и 1912 годами, то к середине настоящего столетия Россия будет доминировать в Европе как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношениях».
В одном только уступала тогда Россия многим державам континента – по показателю, важность которого мы не осознали еще и сегодня: по индексу толерантности. Что и привело достаточно быстро от манифеста 17-го октября до декретов октября 17-го.
Замечания/предложения
Сайт создан и поддерживается
Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра
«Мигдаль»
.
Адрес:
г. Одесса,
ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.:
(+38 048) 770-18-69,
(+38 048) 770-18-61.
Председатель правления центра
«Мигдаль» —
Кира Верховская
.
