БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №113 > С видом на море и обратно…
В номере №113

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
0
Интересно, хорошо написано

С видом на море и обратно…
Беседовали Николь Толкачева и Нина Витебская

Летом в Одессе не найти лучшего места для свидания, чем немногие уцелевшие фонтанские дачи. Дети и собаки будут радостно носиться по грядкам и газонам, игнорируя редкие дорожки. Взрослым вместо традиционного городского чая можно будет вольно плеснуть пива или пожертвовать детский компот. Но главное развлечение жаркого вечера – сопровождаемая пением оголодавших комаров и стрекотом флегматичных сверчков неторопливая беседа. Беседа, которая опять скатывается на рельсы все той же темы: ехать нам или все-таки не ехать?..

Ниночка, когда в 1996 г. ты переехала из Минска в Одессу, по твоим ощущениям – это была эмиграция?

– Самая настоящая эмиграция! И поэтому, когда я ехала в Америку, я уже четко понимала, что меня ждет. Даже при переезде из Белоруссии в Украину, где тот же язык, те же традиции, где были те же советские люди, – все равно это была эмиграция чистой воды. Потому что эмиграция даже не в преодолении различий, а в том, что ты оставляешь все-все-все свое родное и едешь в место, где ничего родного нет.

Для тебя переезд из Минска в Одессу и переезд из Одессы в Нью-Йорк – это два разных состояния?

– Да, конечно. Когда ты едешь к любимому человеку с целью создания семьи – это одно. А когда бросаешь устоявшийся образ жизни в поисках какого-то эфемерного счастья – все совсем по-другому. Одно дело, когда люди уезжали из страны, где они не могли реализоваться, прилично зарабатывать, не могли увидеть мир... Им было жаль растрачивать свои силы впустую, на холостых оборотах в Советском Союзе, – они справедливо уезжали.

Помнишь, какой была эмиграция в советское время, когда люди жили на чемоданах, «сидели в отказе», и когда каждый отъ­езд был подвигом. Никто же не знал, что через несколько лет жизнь изменится. Поменялось ли сейчас отношение тех, кто уезжает, и тех, от кого уезжают?

– Абсолютно. Знаешь, те, кто уехал в 79-м, думают, что здесь остался 79-й год, только все пришло в упадок. Они не верят, что у нас те же реалии современности, что и у них. Те, кто тогда уехали, открыли на Брайтоне рестораны образца СССР 1975 года. Они до сих пор существуют в таком виде – огромные конюшни, где гремит музыка, чуваки играют на гитарах и знойные тетки танцуют под эту музыку. У нас таких ресторанов давно нет, а они заморозились в этом 79-м году.

Но ведь многие приезжают сюда, или нет?

– Приезжают – и возвращаются со словами: «Ах, я даже не знаю как бы я там жил!» В смысле – тут, в Одессе. «Ужас! Какое счастье, что мы живем в Америке! Ах, до сорока лет я и не жил, я родился в сорок лет в Америке!» Я не могу слышать эти панегирики от людей, которых я считала умными, уважала. А что у тебя не было там, в твоей Одессе, Москве или в Минске, не было мамы с папой, детства счастливого, первой любви, института, школы, в конце концов?! Ты сразу в Америке родился?
Я понимаю, что, например, для пенсионеров жизнь в Одессе была очень тяжелая, на эту пенсию жить невозможно. Хорошо, вы уехали в Америку, получили то, что хотели, у вас есть медицинская страховка и оплачиваемое государством жилье. Но почему же вы говорите: «Я не хочу вспоминать, у меня даже нет ностальгии, я не тоскую совершенно!» Я не могу этого слышать, потому что я, переехав из Минска в Одессу, два года проплакала. Я себе все рисовала минские улицы и минские маршруты троллейбусов.

ИзменитьУбрать
(0)

Что сложнее было сменить, переехав в Нью-Йорк: видеоряд, аудиоряд или культурную среду?

– Все, но самое тяжелое – языковой барьер. Первые месяца три я не смотрела на людей вокруг. Потому что ты не понимаешь, что говорят окружающие, ты не можешь задать вопрос. Более того, если к тебе обращаются с вопросом на улице, ты можешь только выдавить: «Я не говорю по-английски». Потом уже, через какое-то время, я поняла, что таких, как я, тут много. В Америке очень хорошо относятся к эмигрантам, там никто не смеется над плохим английским, потому что там таких много. Причем китайцы говорят со своим акцентом, греки – со своим, русские – со своим, пакистанцы – со своим, а американцы пытаются понять их всех.

А в Одессе что тебе было сложнее всего?

– Если там было «аудио», то в Одессе было «видео». Потому что я приехала из чистейшего, вылизанного города. Его, наверное, как восстановили после войны, так он всегда остается чистым. Одесса – прекрасный город со старой архитектурой, а била по глазам грязью, вонью, бомжами. В полдвенадцатого – воды уже не было, но были веерные отключения электричества. Вечером мы быстренько чистили зубы, принимали душ, ложились в кроватку, приготовившись к отключению света. «Привоз» меня потряс количеством бездом­ных и воров. Там бродячие собаки гуляли стаями, а сметану давали пробовать, капая на грязные руки покупателей. Дети беспризорные ватагами бегали по улицам.

Чем отличается современный отъезд?

– Тем, что по тебе все-таки не плачут, как по покойнику. Ты знаешь точно, что твои близкие, друзья попадут в Америку каким-то образом или тебя впустят в Украину. В крайнем случае – встретитесь на нейтральной территории. Сегодня отъезд на ПМЖ – в Америку, в Канаду – это уже не похороны.

Скажи, а вот это ощущение, что ты можешь вернуться, оно не мешает?

– Мешает. Это именно то, что мешает «вгрызаться» в ту жизнь. Если тебе есть куда вернуться, если у тебя остался дом, осталась работа, это очень мешает. Ты на все смотришь так: «Да что они со своей Америкой! Да я вернусь в свою Одессу и буду себя прекрасно чувствовать». Чтобы адаптироваться там, надо забыть все, что у тебя было тут. А еще желательно, чтобы у тебя вообще ничего не было, и желательно, чтобы все твои родные уехали. А у меня первая мысль утром была одна: «А что я тут делаю? Что я тут делаю!!!» Еще гложет то, что вы в Одессе живете интересной жизнью, а ты сейчас в Америке, как все там говорят: «должен сожрать две бочки экскрементов».
И, Б-же мой, как страшно там выглядит наша эмиграция! Никто так не относится к своим, как наши. Китайцы, арабы, пакистанцы – друг друга поддерживают. Всегда.

Скажи, тяжело было снова сменить видео­ряд – из Нью-Йорка в Одессу?

– Нет, очень легко.

Знаешь, есть один момент, из-за которого я боялась за тебя. Я прошла через это с друзьями, эмигрировавшими в Германию. Германия к нам ближе, приехать не так дорого, и они приехали уже буквально через год. Этот год наслаивал светлые воспоминания об Одессе на тот быт, который был там. А бытовуха – что в Америке, что в Германии – совсем на другом уровне, это понятно. И когда через год они приезжали с этими парящими на крыльях немецкого быта воспоминаниями, то все впечатления почему-то обрушивались в воспетую одесскую пыль и пропахшие котами подъезды. И после этого я слышала: «Б-же, благослови Германию!» Ностальгия на этом заканчивалась.

– Со мной такого не было. Кроме того, я снова ехала к своему мужу и ребенку, которые уже вернулись из Америки в Одессу. Я так истосковалась по семье, что была просто счастлива вернуться.

Тебя Одесса встретила в той же точке, на которой ты с ней рассталась?

– Нет, все-таки прошло два года, и это были два кризисных года. Когда мы уезжали, еще был подъем. А когда вернулись, то даже по ассортименту товаров в магазине стало видно, что все обеднели.

Я недавно прочла, что 21 век станет веком миграции, веком свободного передвижения по миру.

– Не думаю. Не знаю, ведь что-то удерживает французов во Франции, итальянцев в Италии, шведов в Швеции… Что-то удерживает. Какая сила?

А что нас «не удерживает»?

– Нас не впускают. Мне было 40 лет, когда я уезжала в Америку. Мне так хотелось увидеть мир! А возможности такой не было, и не из-за денег. Наш удел – Турция и Египет. Вот Израиль теперь. А там, где нужна виза, нам не рады. Для меня и сейчас быть гражданином Америки значит – иметь свободу передвижения, и это главный мой интерес.

Как ни боролись с безродными космополитами, современное мировосприятие дает ощущение цельности мира. Твою фразу «Страна ничего не меняет» я вспоминала все время, пока тебя здесь не было. Может быть, не так-то страшно уехать? Шарик – он же круглый, можно каждый день друг с другом разговаривать, видеть лица, слышать голоса

– Да, сейчас не так страшно. Но там мне этого было мало. Эфир – это не то. Надо было держать вас за руки. Вот так сидеть. Глаза в глаза. Я там плакала: «Я хочу к Кате на кухню, один раз в месяц, на пару часов». И тогда можно назад в Нью-Йорк, в эту реальность, и тогда там будет легче жить. Знаешь, как если бы старик Хоттабыч сказал свое «трахтибедох», и я оказалась с вами. Вот тогда было бы не страшно.

У меня один из любимых анекдотов – про другой глобус. Нет ли у тебя такого ощущения, что нужен другой глобус? Потому что здесь жить не очень возможно, но и там не получается.

– Да, согласна. Потому что, я считаю, Америка находится в очень шатком экономическом положении. Это страна, у которой нет реального сектора экономики, страна, которая полностью свое производство разместила где-то, страна с сумасшедшей безработицей. Представляешь себе, что будет, если этот колосс рухнет?

Хорошо, а если не Америка?

– А мы нигде не нужны, у них свои есть. Мы всегда и везде чужие. Но если говорить о том, стоит ли ехать, то было бы очень неплохо, если бы у каждого была возможность поехать, кто куда хочет, и попробовать там пожить: устроиться на работу, обзавестись там, я не говорю – друзьями, но хотя бы знакомыми...

Такая ролевая игра?

– Да. Ролевая игра, но только в настоящем мире. И тогда очень многое становится на свои места. И ты начинаешь понимать, что вот та твоя работа в Одессе была очень хороша. И ты понимаешь что друзья – это здесь. И ты понимаешь что дом – это здесь. И знаешь, нам бывает стыдно перед иностранцами. Например, видишь иностранных гостей и волнуешься: вот они сейчас зайдут в наш общественный туалет и увидят там такое...

Так я тебе хочу сказать, что там такого же «добра» – выше головы. И они этого совсем не стесняются. Никто так не стесняется себя, как мы.

ИзменитьУбрать
(0)

А какое было самое сильное впечатление от Америки?

– Самое большое мое впечатление от Америки – это их отношение к инвалидам. Я не говорю о пандусах и о лифтах, но на автомобильной выставке в Нью-Йорке был выставлен мотоцикл со специальной площадкой для инвалидного кресла. Автобусы для инвалидов должны быть в каждом городе. Более того, когда инвалидное кресло вкатывается в салон (это обязанность водителя автобуса), то никто не ропщет. Хотя все спешат, могут опаздывать на работу, но от них никогда не услышишь: «Опять эти инвалиды…»

В американцах воспитали терпимость. Терпимость к инвалидам, к людям разных национальностей, к людям разных цветов кожи, вообще к разным людям. В еврейском районе я видела молодую девушку с синдромом Дауна, но она была такая красотка – с маникюром, с шикарным мобильным телефоном, и с кем-то по этому телефону говорила, и одновременно что-то своим подружкам рассказывала, и было понятно, что она очень-очень модная девочка.

В Америке не принято смеяться или издеваться над такими детьми. Нумерация классов в американской школе такая, что по ней можно понять, какой это класс: для детей, у которых английский второй язык, – обычный класс, «игл-класс» – для вундеркиндов. А есть класс, у которого номер, не похожий на остальные. Оказывается, это класс для отсталых детей. Но когда был выпускной, то эти детки стояли вместе со всеми остальными. Я тихонько спросила: «Это что, ненормальные дети?» – а мой Марик просто накричал на меня: «Что ты, мама, сказала?! Это не ненормальные дети. Это просто необычные дети. Они отличаются от нас, но это, это… Мама, ты что!» Это уже было воспитание американской школы. Вот перед этим «снимаю шляпу».

Кстати, а как Марику далось это школьное воспитание?

– Знаешь, когда наши уезжали в 70-80-е годы, то их дети шли в одни и те же школы, и классы наполовину заполнялись нашими детьми.
Когда мы приехали в Америку и пошли в организацию, которая занимается эмигрантами, то из евреев были только мы. Был, правда, один горский еврей. Но он из другого мира. Когда наш ребенок пошел в школу, то оказалось, что других еврейских мальчиков в его классе не было. Были китайцы, мексиканцы – тоже иммигранты, которые только что приехали, – но общаться было не с кем. Марик, правда, дружил с мексиканцем, и у него были подружки-китаянки, но это все «инопланетяне».

А как Марика встретила Одесса?

– Шикарно! Он был счастлив. Но вот сейчас он мне сказал: «Дружить надо тут, а учиться – там».

Раньше главный мотив отъезжающих был – «мы бросаем все, мы рвем все, мы едем ради детей». А современное отношение к отъ­езду – «мы едем попробовать»?

– Да, раньше ехали, говоря: «мы лишь навоз для наших детей». Но когда мы уезжали, у меня не было такого отношения. Хотя теперь я понимаю, что хочу, чтобы он учился в Америке. В образовании американском, я имею в виду высшее образование, а не школу, – я вижу в нем смысл и толк. Там есть четкое обоснование учебы: я учусь – значит, я хочу по этой специальности работать и знаю, как потом буду жить. Учиться – там это единственный выход.

В результате мы вынуждены просто растить эмигрантов?

– Не знаю. Может, просто граждан мира?...


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №113 > С видом на море и обратно…
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-29 07:51:51
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Jewniverse - Yiddish Shtetl Всемирный клуб одесситов Еженедельник "Секрет"