№117

Мигдаль Times №117

Послание в детство

Анна МИСЮК

Такая книга откроет вам глаза, объяснит, что и как вы прочитали и что именно отвергаете в книжном море. Такой автор проведет вас по творческой истории книг, раскроет уровни художественных смыслов, которые не всегда доступны малоопытному глазу.

Каждая его книга – это удивительный дар, будто прочитанная разом библиотека, обогащающая и развивающая ум, как хороший университетский курс, да еще без зачетов и экзаменов. Чистая радость и приобретение.

Зная все это, я горько сожалею, что из сорока задуманных книг Мирон Семенович Петровский подарил нам едва ли пятую часть. Так сложилось. Вернее, так: судьбу незаурядных дерзких творческих идей киевского литератора решила советская система надзора за творчеством и идеями.

Мы привыкли думать, что живем в стране «секонд хэнд», окруженные второсортицей знаний и умений в производстве, образовании, медицине, полной пересортицей в политике и социальных отношениях. Может быть, тем драгоценней для нас знание, что среди нас есть люди высшей пробы.

Был такой старый анекдот: просят назвать трех приличных людей в Одессе. После нескольких попыток на третьем имени спрошенный все-таки интересуется: а из Херсона можно? Сегодня три блестящих имени гуманитарной Украины можно назвать без запинки: Мирослав Попович, Вадим Скуратовский и Ми­рон Петровский. Один журналист как-то сказал о Мироне Семеновиче: самый могучий и бесстрашный интеллект наших дней. Сказано так точно, что остается только подписаться.

Мирон Петровский родился в Одессе 8 мая 1932 г., но уже с раннего детства судьба его связана с Киевом. За исключением военных лет, проведенных в эвакуации, он не покидал «мать городов русскихъ» (украинских тож). Выпускник университета им. Шевченко, он с 1959 г. работал как «вольный» литератор. По тем временам это очень непростой и небезопасный хлеб. Но что делать, если «социализироваться» не удавалось, не служилось, не вписывался он в структуры советской Украины. Не будем уже изучать под лупой, насколько в том «повинен» свободный ум, насколько негнущаяся личность, а насколько еврейское происхождение. Или так называемое «еврейское счастье».

А каким счастьем прикажете назвать такое: 1968 год, 21 августа, войска стран Варшавского договора оккупируют Чехословакию, чтобы остановить «пражскую весну», т.е. реформирование экономической и политической системы, явно направленное против власти СССР. И в этот же день М. Петровский получил телеграмму, что издательский договор с ним расторгнут, а в типографии рассыпан совершенно готовый к печати набор его книги «Детская литература большая и маленькая».

Накануне состоялся специально посвященный этой книге пленум Союза Писателей РСФСР, где книга подверглась разгрому. Вслух ее убивали за какие-то частности (не те выбраны герои, не те проговорены характеристики), но никто вслух не произнес истинную причину: света не должна была увидеть статья «Детская литература и гуманизм». Там Петровский проанализировал главную, доминантную тему советской детской литературы – «дети-герои» – и доказал, что акцент в этих образах делается не на их героических деяниях и, тем более, не на результатах этих деяний, а на готовности детей к смерти, к комп­лексу «камикадзе».

Так оно и было, но вслух, а тем более в печати, проговорить было недопустимо, и Петровскому надолго закрывают возможность печатать свои труды. Почти 20 лет – без единой книги, за это время лишь несколько его статей появилось в периодике.

Только не надо думать, что эти годы молчания он провел без дела. В 1985 г. приходит Горбачев, и атмосфера начинает «теплеть», а у Петровского, оказывается, «в столе» ждет своего часа интереснейшая рукопись, и уже в июне 1985-го издательство «Книга» сдает в набор «Книги нашего детства» (вышла в 1986-м). Недаром слово «книга» замелькает почти навязчиво в этой строке: изысканно элегантный коричневый томик вышел в серии «Судьбы книг», а посвящен он был детским книгам – сказкам, книгам в их триедином облике, как написал сам автор в предисловии.

1. Книга – накопитель культурных традиций, полученных из прошлого. 2. Книга – воплощение дня сегодняшнего, с его заботами и представлениями, и личности автора, который тоже живой сегодняшний человек. 3. «Книга – письмо в грядущее, свидетельствующее о настоящем, стремительно уходящем в прошлое».

Так в осмыслении и описании книги в ее чудесном триединстве видит свою задачу Мирон Петровский.

Первая глава книги – «Крокодил в Петрограде». Корней Чуковский – одно из немногих литературных имен, которое узнают в детстве и помнят всю жизнь. М. Петровский рассказывает, как явился Крокодил, что «по Невскому ходил, Папиросы курил, По-немецки говорил, – Крокодил, Крокодил Крокодилович». За «Крокодилом» и его бешеным успехом, как показывает Петровский, стоит целая история, в том числе грандиозные исторические события, такие как Первая мировая война и Октябрьская революция.

Эта детская поэма стала мостом через исторический разлом, началом новой детской поэзии, заповедником, сохранившим крики, вздохи, страхи улицы роковых переломных лет. В историю замысла и прочтения «Крокодила» вплетаются имена Горького и Тынянова, Лермонтова и Достоевского, Маяковского и Блока, беспризорников Республики ШКИД и почтенных американских поэтов и переводчиков. Знаете ли вы, что при получении Чуковским в Оксфорде ученой степени доктора литературы в перечне его заслуг было названо и сочинение всемирно известного «Крокодила»? Тот, кто перечтет «Крокодила» вместе с Петровским, не только узнает об этом, но и поймет, почему и за что.

Отдельно интересна история иллюстраций. Указания Чуковского для художника Ре-Ми – как будто еще один уровень текста, приоткрывающий, как сам автор видит персонажей поэмы.

История единственной детской сказки Маяковского «Сказка о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкий» разворачивается под пером Петровского в драматическую картину становления новых советских идеологических установок по воспитанию и формированию «нового человека». А «Странный герой с Бассейной улицы» раскрывает «целый пласт творчества Маршака, множества его произведений».

«Вокруг "Рассеянного", – пишет Петровский, – ореол вариаций, приближений, возвращений к образу, который нельзя ни повторить, ни бросить». Эти образы, возвращения, варианты и связи Петровский бережно реставрирует, обнаруживает и преподносит нам как фрагмент внутренней биографии, самой личности Самуила Маршака. Здесь рассказано о людях, которых Маршак знал и понимал, которым помогал, показаны переплетения отношений реальных людей и их литературных портретов. Чудак «Рассеянный» оказывается лирическим героем Маршака. Поэт и сам бывал рассеян, а «человек с улицы Бассейной» может быть был поэтом.

Подумайте и перечитайте, а к тому же задумайтесь: почему вы вновь и вновь читаете детям эти почти вековые стихи? Может быть, потому, что они учат норме и порядку? Может быть, потому, что они учат улыбаться чудакам?

Когда читаешь «Книги нашего детства», постепенно начинаешь твердить про себя стихи: то разнородные ритмы-считалки «Крокодила», то азартные, короткие, на вдохе строки Маяковского: «Жили-были Сима с Петей, Сима с Петей были дети! Пете 5, а Симе 7 и 12 вместе всем!» То четкие, правильные, сами запоминающиеся строфы Маршака:

«Вместо шапки на ходу
Он надел сковороду.
Вместо валенок перчатки
Натянул себе на пятки.
Вот какой рассеянный
С улицы Бассейной!»

Последние два очерка – о прозе. Это не просто сказки, но сказочные повести, книги, в судьбе которых есть несомненное сходство. Обе родом из жестоких 30-х годов советского 20 века, обе являются вольным пересказом знаменитых иностранных книг. Обе стали любимейшими книгами детворы трех поколений. Одна – «Золотой ключик, или Приключения Буратино» А. Толстого, вторая – «Волшебник Изумрудного города» А. Волкова.

В очерках прослежена история претворения перевода в творческое переложение. Как и ради чего А. Толстой превратил итальянца Пиноккио из книги Карло Коллоди в Буратино, чем привлекла А. Волкова американская философия Фрэнка Баума, автора «Мудреца из страны Оз», и что же Волков привнес в текст такого, чтобы признать его не просто переводчиком, а автором новой книги? На эти вопросы М. Петровский дает не просто ответы, а развернутые новеллы, прослеживая философские и литературные источники, биографические мотивы, но главное – судьбу книги, которая, по его собственному выражению, «рождается из встречи с читательской душой».

Читательская душа – полноценный соавтор книги, без нее книга – всего лишь текст. Книга Петровского проводит нас причудливыми путями сказок, с которыми слита наша судьба.

В начале статьи я пообещала экономный совет, но, кажется, ошиблась. После «Книг нашего детства» хочется и необходимо многое перечитать. Так что сэкономить не получится.

Добавление комментария

Поля, отмеченные * , заполнять обязательно * Подписать сообщение как  Имя  без пароля (гостевой вход)  Ник  Пароль  Войти?        Зарегистрироваться  Забыли пароль? * Текст  Показать подсказку по форматированию текста