Семейное чтение – старомодное занятие, которое осталось только в жизни молодых мам да их неугомонных чад, а для них главной задачей литературы является усыпляющая. И это превращает чтение в тяжелую родительскую повинность, нудную, как чистка зубов перед сном.
С каким же нетерпением я ждала, когда этот ежевечерний оброк дорастет до литературных вечеров! Волевым решением «Колобка» и «Курочку Рябу» я оставила чаду на самостоятельное изучение и взялась перебирать свое книжное приданое. Там меня поджидали не только забытые сокровища, но и разочарования. Какие-то из моих литературных пристрастий молодой читатель списал в антиквариат, а какие-то мне, взрослой, оказались неинтересны. Есть книги, которые надо успеть прочесть вовремя, иначе из них так же необратимо вырастаешь, как гусеница превращается в бабочку. Хотя человек – не бабочка и он может снова увидеть этот мир глазами детства. Только для этого смотреть на него надо вместе с детьми.
И тогда, казалось бы, до буквы знакомые книги обретают новые смыслы и измерения. В этом таится одна из забытых радостей совместного чтения, открывающая множество чудесных книг, которые ты не успел прочесть в свое время.
«Дорога уходит в даль» Александры Бруштейн нашла меня не в возрасте героини, когда мне было девять лет, как Сашеньке Яновской, а в возрасте ее родителей. И пока я переворачивала желтые шершавые страницы, источающие сладкий запах, мне легко было представить, как звучали улицы Вильно. «Город встречает нас оглушительным грохотом булыжной мостовой, словно она, мостовая, соскучилась без нас и радостно ржет…» Я помнила, что бублики у старухи Ханы «горячие, золотистые, пузатенькие, с крохотной круглой дырочкой, размером с куриный глаз», а язык приятно холодило от одних только слов мороженщика Андрея «Сах-х-харно мор-р-рожено!». Дружить было легко, дни были наполнены событиями, и каждое имело свое неповторимое значение, как только в детстве и бывает.
Для знакомства надо было только открыть первую страницу. «Я у мамы и папы одна. Ни братьев у меня, ни сестер. И это уже пропащее дело! Даже если у нас родится кто-нибудь, мальчик или девочка, все равно – мне-то от этого никакого проку! Мне сейчас уже девять лет, а им будет – нисколько. Как с ними играть? А когда они меня догонят, дорастут до девяти лет, мне-то уже будет целых восемнадцать». Это Сашенька Яновская, девочка, только заглядывающая в жизнь, и это ее книга, которую написала Александра Яковлевна Бруштейн 60 лет спустя, когда глядела сквозь прожитую жизнь в собственное детство.
Гимназисткой она репетиторствовала, потом преподавала рабочим на бесплатных вечерних курсах, а с 1907 по 1917 гг. состояла членом Петербургской подпольной организации «Политического красного креста помощи политическим заключенным и ссыльным революционерам». Во время гражданской войны она была лектором фронтового театра, а после Октябрьской революции создала 173 школы грамотности. В Отечественную войну, в эвакуации, она жаловалась только на свое пребывание в тылу и просила как можно больше работы: «Есть в Новосибирске такая старушка, – и академик, и герой, ассенизатор, швец и плотник, и журналист, и зверобой, и старый тюзовский работник...»
«Дорога уходит в даль» – книга о чуде со-мыслия, со-чувствия, со-жития в унисон двух человек. Это педагогическая поэма, история воспитания друг другом двух единомышленников – дочери и отца. И поэтому в какой-то момент главной в книге становится не «кудлатка» Саша и не доктор Яновский, а их непрекращающийся диалог, не всегда выплескивающийся на страницу, но всегда ведущийся. «Дорога уходит в даль» – это гимн родительской любви и любви дочерней.
Вы знаете, что станете делать, если к вам придет ваше чадо и радостно продемонстрирует зеленые падалицы (продукт, явно не обладающий высокой ценностью) с победными словами «сама украла!»? Я честно говорю – не знаю. Яков Ефимович знал. Он повел дочь извиняться и возвращать украденное. Взрослая Саша даже через столько прожитых лет рассказывает об этом с таким искренним стыдом, что у меня, лишь читающей об этом, краснеют уши. И я понимаю, что это была двойная жертва. Самому доктору Яновскому пришлось сначала преодолеть себя, собственный стыд, любовь к дочери и жалость к ней. Но разве самой Александре Яковлевне, описавшей этот случай, не пришлось пожертвовать собой? А зачем? Затем, что если наши дети переживут этот стыд вместе с «кудлаткой», то нам, родителям, может быть, не придется думать, что же ответить на слова «сам украл!».
Сколько сейчас стоит стакан молока? Наверное, столько же, сколько один проезд в маршрутке. В конце 19 в. не было такого достижения цивилизации как маршрутка, а вот молоко было. Но, как и деньги, – не у всех. Оказывается, из простого баловства нельзя выливать молоко, потому что, когда это произошло, «папа ужасно рассердился. Стукнул кулаком по столу и крикнул: "Если бы я мог давать каждому больному ребенку по стакану молока ежедневно, они бы не болели, как теперь болеют, не умирали! А ты льешь молоко на скатерть! Пошла вон из-за стола"». Так категоричен может быть только человек, который сам знает, что такое голод; который ради учебы отказывал себе во всем, и в первую очередь – в еде. Человек, который, добившись благосостояния, каждый день находится среди боли и страданий. А еще он боится, что его дочь, растущая в достатке, не научится ценить такие вещи. Ведь есть кто-то, чья жизнь может зависеть от такой малости, как стакан молока. Урок этот неприятный, но и сегодня, к сожалению, легко найти людей, которые недоедают.
А что делать, если тебе повезло и жизнь послала тебе предмет роскоши, как с ним обращаться? Ведь роскошь в отсутствие зрителей бессмысленна. Чудесную говорящую куклу можно торжественно водрузить на окно: пусть дети, играющие со стручками акаций и поленьями, хотя бы полюбуются на то, какое богатство в жизни бывает.
«За что папа на меня рассердился? – плакала я, уткнувшись в бабушкин фартук. – Что я сделала такого?
– Как что? – удивилась бабушка. – А зачем ты хвалилась куклой перед этими детьми? Вот какая у меня кукла! А у вас такой нет! Ай, как стыдно! Ай, как некрасиво! – огорчалась бабушка.
Вернулись мы все-таки с папой домой без куклы. Папа настоял на том, что кукла подарена девочкам».
Вы готовы столь радикально решать вопросы отношения к роскоши? Боюсь, что нет. Я тоже не готова. Тогда как же смогут наши дети получить прививку от хвастовства? Давайте делать это, хотя бы просто читая с ними книги.
А в «Дороге…» еще столько встреч, столько личностей, столько событий, столько примет времени и столько деталей еврейской жизни, которые и трилогия-то с трудом вмещает, не говоря уже о страницах этой статьи. Конечно, надо помнить, что книга писалась в советское время и для советского времени. Надо понимать, что в ней из еврейской жизни откровенно изъят Б-г, и в нее поселена откровенная пропаганда. Но, как говорится, «умному – достаточно». Если нам не хватает в повествовании Б-га, значит, в жизни героев он был. А если даже глазами ребенка мы видим всю несуразность социальной и национальной политики в Российской империи, значит, и она была. Конечно, книга «революционная», но она честно передает реалии того времени – небольшую их часть, доступную девятилетней девочке из благополучной еврейской семьи.
Каждого читателя трогает в литературе то, что важно ему сейчас. Возможно, через несколько лет вопросы воспитания отойдут для меня на второй план. Но что делать с преследующим меня ощущением, что мы карлики на плечах великанов? Объясните мне, как эти люди – врачи, юристы, учителя, – как они успевали так жить? Жить на таких внутренних скоростях, с такой честностью и порядочностью, с такой насыщенностью!
«Когда я была маленькая, то мой отец не знал в году ни одного дня отдыха... Часто бывало так, что он приезжал домой после полуторадневного отсутствия, когда он делал операцию и не отходил от оперированного, пока не проходили острые часы, – тогда он бывал так утомлен, что моя мать нарезала ему еду, – у него дрожали руки от усталости и волнения, и сам он этого сделать не мог».
Как доктор Яновский (читай: Выгодский) успевал работать в госпитале, в двух благотворительных больницах, лечить бедных и ездить по вызовам, успевал читать специальную литературу, писать статьи и книги, достойно содержать семью, помогать пятерым младшим братьям и своим родителям и еще каждый день просто разговаривать со своим ребенком? Они действительно были под стать друг другу, два единомышленника. «Каждый год в начале лета папа говорил: “Ну, в этом году в день твоего рождения я сделаю себе праздник, – просижу весь день дома, – встану поздно, – мы с тобой пойдем гулять...” И не было ни одного года, когда он мог это выполнить!.. В детстве меня это огорчало. Потом я научилась этим гордиться. Потом стала этому завидовать…»
Лечить и учить – два главных еврейских дела, они даже созвучны, так же были созвучны их отношения. Лечить выбрал Яков Ефимович, учить – Александра Яковлевна, выбрали потому, что у них было одно на двоих призвание. Как это ни высокопарно звучит, у них было призвание отдавать свою жизнь людям.
«Папа, – говорю я тихонько, – какой дом, Юзефа говорит, у тебя будет... в три аршина?
– Да ну, – отмахивается папа. – Юзефины сказки!..
– Как же мы все там поместимся?
– Нет... – неохотно роняет папа. – Я там буду один.
– А мы?
– Вы будете приходить ко мне в гости. Вот ты придешь к этому домику и скажешь тихонько – можно даже не вслух, а мысленно: папа, это я, твоя дочка Пуговица... Я живу честно, никого не обижаю, работаю, хорошие люди меня уважают... И все. Подумаешь так – и пойдешь себе...
Папа мой, папа!.. Через пятьдесят лет после этого вечера тебя, 85-летнего старика, расстреляли фашисты, занявшие город. Ты не получил даже того трехаршинного домика, который тебе сулила Юзефа, и я не знаю, где тебя схоронили. Мне некуда прийти сказать тебе, что я живу честно, никого не обижаю, что я тружусь, и хорошие люди меня уважают... Я говорю тебе это здесь», – напишет Александра Яковлевна в своей главной книге.
Потом на самой первой странице она добавит: «Памяти моих родителей посвящаю эту книгу». И книга будет хранить память о родных, о друзьях, детской душе и о взрослении, о мудрых и добрых людях, и о провинциальной жизни Российской империи.
Жизнь наша опять поменялась, опять сместились акценты и ударения. Но смысл слов «Хорошо» и «Плохо», тех, что с большой буквы, остался прежним. И пока это еще так, давайте вспомним, что есть такая книга, а еще лучше – прочитаем ее вместе со своими детьми, вслух, деля друг с другом страницу за страницей.
————————————————————--
Яков Ефимович Выгодский был не только врачом, но министром по еврейским делам Литовской республики и депутатом польского сейма, автором нескольких книг: «Юнге йорн» («Молодые годы»), «Ин штурм» («В бурю», 1926), «Ин геэнем» («В аду», 1927), «Ин Самбатьен» («В реке Самбатион», 1931).
Родился он в Бобруйске и сам о себе написал следующее: «До 14 лет я воспитывался в глубоко религиозном духе любавических хасидов. Учился в хедере. До 10 лет я был известным в городе хулиганом. Однако с того времени я попал под влияние выдающегося раввина Абрама Бер Иермигуда, гениального талмудиста и блестящего знатока каббалы, который был полностью отключен от мирских забот. Под его влиянием я стал глубоко и всесторонне изучать религию. Он отстранил меня от обыденной жизни и сделал знатоком хасидского и каббалистического учений. Он так глубоко посеял в меня еврейство, что потом никто не смог оторвать меня от него».
Но Выгодский не стал раввином, он попал под влияние Хаскалы (движение за просвещение евреев) и стал ее горячим сторонником. Закончив Военно-Медицинскую Академию в Петербурге, он приехал в Вильно, где к тому моменту уже жили его родители, и начал врачебную практику.
Когда во время Первой мировой войны вошедшие в город немцы потребовали у евреев огромную контрибуцию, он призывал их не подчиняться, старался предотвратить вывоз рабочих в Германию, пытался вызволять их из заключения. В конце концов немцы его арестовали, и доктор Выгодский несколько лет прожил в тяжелых условиях лагеря, но и там оставался верен своим принципам и медицине.
А когда в 1941 г. в Вильно вошли фашисты, то просители снова пошли к нему. К 85-летнему, тяжело больному и почти не встававшему с постели человеку. Фашисты тоже заговорили о контрибуции, а потом приказали надеть желтые звезды и запретили даже ступать на тротуары. Тогда старый доктор встал с постели и, надев свой парадный костюм, отправился отстаивать человеческое достоинство. Его сбросили с лестницы, а через несколько дней фашисты пришли к нему домой и его, уже не встававшего с постели, сначала избили, а потом на руках доставили в тюрьму.
«Так, в немом одиночестве, – пишет один из свидетелей тех событий, – на стылом тюремном бетоне ушел в муках из жизни заступник евреев Литовского Иерусалима Яков Выгодский».
Замечания/предложения
Сайт создан и поддерживается
Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра
«Мигдаль»
.
Адрес:
г. Одесса,
ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.:
(+38 048) 770-18-69,
(+38 048) 770-18-61.
Председатель правления центра
«Мигдаль» —
Кира Верховская
.
