БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №150 > ОТ ФЕЛЬЕТОНА ДО РОМАНА
В номере №150

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
+1
Интересно, хорошо написано

ОТ ФЕЛЬЕТОНА ДО РОМАНА
Наталья ПАНАСЕНКО

Задолго да появления романа Жаботинского «Пятеро», в 1910 г., в газете «Одесские новости» был напечатан фельетон под тем же названием, большой – по «подвалу» в двух номерах.

В ретроспективе этот фельетон выглядит схемой будущей книги. Взявшись за автобиографический роман, Жаботинский использовал фельетон как проволочную звездочку в соляном растворе. Он изменил имена четверым из пяти героев (Макс в романе – Марко, Надя – Лика, Саша – Сережа, Зигфрид – Торик), а историю семьи Мильгром сделал фоном для воспоминаний о собственной молодости.

Но тогда, в 1910-м, темой «Пятерых» стало время с 1902 по 1908 гг. в Одессе.

Сюжет фельетона очень прост: встретил младшего из детей знакомой семьи, вспомнил и описал их всех, переходя по очереди от старшей Маруси к младшему Зигфриду. Каждый «портрет» точно датирован и характеризует фазы периода первой русской революции: от общественного подъема, «когда надежды еще только-только зазеленели робкими почками, от их запаха все были пьяны и еще не успели передраться между собою», когда «казалось, будто все заодно, и слово “товарищ” быстро входившее в моду, еще звучало, как правда» – до такой апатии после разгрома, что человек, побитый резиновой дубинкой на улице, «забывал не только пожаловаться в участок, но даже сообщить в газету, и уныло думал: стоит ли? все равно!».

Поскольку автор вспоминает, образы даны не в развитии, а статичными, как справки по собранным сведениям.

Слабое движение есть только у Макса: от поиска своего пути – до революционера. Когда он с тучей вопросов приходит в гости к рассказчику, тот отмечает: «…мой гость уже был из последних представителей своего типа. Это было в 1904 году. У большинства его сверстников глаза уже были другие: вместо честной тревоги искания в них уже светился удовлетворенный азарт обладания полной истиной, и лоб моего гостя, так трогательно хмуро-наморщенный брожением пытливой мысли, у тех же был гладок, тверд и отливал уже вполне определенно медным оттенком».

Но при встрече через два месяца на улице «он пренебрежительно кивнул и провел по мне глазами, в которых я уловил знакомый азарт самонадеянности». «Еще через год эти молодые люди стали нестерпимы».

В романе Макс единственный изменен почти полностью. Там он уже не революционер, а просто мечущийся дурак, увлекающийся всем без разбора, лишь по-прежнему задает много вопросов.

Что до Маруси, то Жаботинский в романе «Пятеро» написал, что во всех его набегах на беллетристику присутствует эта рыжая барышня. Конспективное описание ее в фельетоне полностью соответствует развернутому в романе. Включая обход бедняков по поручению комиссии по раздаче угля, блузку с застежкой сзади, талант говорить и делать непозволительные вещи «по-милому»«Иногда из местечка приезжали старые тетки, привыкшие к порядкам, укладам и правилам; если бы их дочка в Балте позволила себе сотую долю Марусиных вольностей, они бы ее загрызли, а Марусе на третий день, по­охав, объявили полную амнистию».

ИзменитьУбрать
Марко. Худ. Mad
(0)

«Теперь она замужем и, по слухам, прекрасно ходит за мужем и за детьми. Если муж заболеет, она будет о нем заботиться, как лучшая сиделка в мире. Любит ли она его? Да, отчего же. А способна ли изменить? Да. А удовлетворена ли жизнью? Да. А все-таки, тоскует ли? Да. Все да. Милая, гибкая, пружинная душа, все вмещающая и ничего не удерживающая. Налетевшие события заслонили этот тип, но теперь он опять выдвигается понемногу на авансцену, и когда выдвинется, опять станет удивительно легко жить, и можно будет смело распустить третью Думу и не созывать четвертой».

Если в фельетоне Макс – революционер начинающий, то Надя, видимо, революционерка профессиональная. (Возможно, Жаботинский хотел показать эту категорию людей на разных стадиях.) Надя – еще не совсем Лика. В романе образ был ужесточен до предела. А в фельетоне она колючая, но это пока простительная юношеская категоричность. Ее позиция и слова вызывают понимание и сочувствие: «Сытые и пустые франты бегали за сытой и пустой франтихой. Прислуга из сил выбивалась, три раза в вечер самовар ставила. А в четыре часа ночи будили дворника, чтобы отпер калитку».

Портрет Нади тоже отличается от неописуемой красавицы Лики. В фельетоне она «не такая хорошенькая», «с комочком тусклых волос на темени». Но если обратиться к более раннему роману «Самсон Назорей», то видно, как вызревал этот образ: там, у чудесной, веселой, рыжей «Маруси» есть младшая сестра: красивая брюнетка, злюка, умышленно погубившая своего любимого.

С Надей автор встретился в 1906 г., «во время выборов в первую Думу». В отличие от советских историографов, Жаботинский называет выборы в Думу «самым разгаром жаркого времени». Не стачки, не баррикадные бои, а появление парламента. (То же в «Чужбине» и романе «Пятеро»: там описаны Потемкинские дни, но нет уличных боев.)

«Шли выборы в первую Думу, и всем нам казалось, что это ужасно важная вещь. Мы лезли вон из кожи, призывая местечковую массу голосовать, и непременно за такого-то, и сулили этой массе от того голосования всякие чудеса; “левые партии” лезли вон из кожи, уговаривая местечковую массу не голосовать, и за то сулили ей тоже много хорошего. Верх брали мы, “буржуазия”: теперь можно повторить это без ложной скромности, ибо, в сущности, нечем хвастать – не все ли равно, кто победил в кукольной комедии?»

Если смотреть на главных героев как на характерные типы поколения, то сокращение в романе количества революционеров – это уточнение реального положения вещей. Революционеры не составляют двух пятых населения. Их мало.

Гораздо больше таких, как Маруся с Зигфридом. Они очень способные, положительные, обаятельные. Но это те люди, которые выстраивают границы своего мира очень прочно. (Или они рождаются сразу в броне?) Все, что происходит за пределами их границ, – как спектакль, на который они не пошли. Абсолютно их не касается. Независимо от того, идет речь о революции или о благоуханной майской ночи.

У Зигфрида с Ториком та же тождественность, что и у Маруси в фельетоне и в романе. Хорошо учится, много читает, больше слушает, чем говорит, держится скромно. По определению автора – здоровая душа, без потребности «кого-то обогнать, что-то изобразить, что-то перекрутить позамысловатей». И это почти тот же тип, что и Маруся, «но в другом издании: на простой, но хорошей и прочной бумаге, в солидном кожаном переплете».

«Мы <…> встретились в знакомом доме. <…> После чаю стало жарко, и я вышел на балкон. Зигфрид уже стоял там, рядом со своим товарищем. <…> Я стал в дверях и пытался разгадать, о чем грезят эти <…> люди завтрашнего дня на пороге жизни? <…> молодость свежа и неопытна, <…> дивный трепет ожидания должен звенеть в девятнадцатилетней крови, когда кругом спускается такая майская ночь. <…> Вдруг Зигфрид обратился вполголоса к товарищу, видимо заканчивая прежде начатую беседу:
– Я все-таки думаю, что при переходе в кальвинизм еще меньше формальностей, чем даже в армяно-григорианство»
.

Почему детей пять? Почему Жаботинский поменял Макса на Марко, а не избавился от него совсем? Это, видимо, отдельная тема. Ведь и приятелей, которые рассказывают о Сашиных
(в романе – Сережиных) пороках, тоже пять.
История очаровательного негодяя Саши приходится на период спада революции.

«Бурю тогда уже успели укротить, но еще поплескивало, и на берегах лежала и гнила всякая тина. <…> По Молдаванке ходили парочками юноши с новыми глазами – уже не пытливыми, как
у Макса раньше, и не азартно-самоуверенными, как у Макса потом, а блудливо-шмыгающими, – и забирали рубль шестьдесят копеек из бакалейной лавочки, иногда при этом подстрелив
старую торговку. Кроме того, оказалось, что Азеф получал десять тысяч в год казенного пособия»
.

В фельетоне, кроме шулерства, мошенничества и вымогательства, Саше вменяют в вину аресты студентов – это Жаботинский в романе снял, зато «хождение под руку» с богатой женщиной
вдвое старше себя усугубил главой «Гоморра».

Хоть в фельетоне и звучат нотки злободневности, он все же не реакция на вчерашнее происшествие. Это уже обобщение, итог событий.

«То было время историческое, большое, могло бы даже – если бы люди не наглупили – назваться великим, – но приятного в нем, простите, было мало».


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №150 > ОТ ФЕЛЬЕТОНА ДО РОМАНА
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-28 09:45:42
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Jerusalem Anthologia Всемирный клуб одесситов Еженедельник "Секрет"