12 августа исполнилось 50 лет со дня расстрела группы еврейских писателей, поэтов, деятелей науки и культуры. Перец Маркиш — поэт, писатель и драматург — был в их числе. Маркиш писал на идиш. По-русски его стихи звучат в переводах Ахматовой, Багрицкого, Самойлова, Петровых и многих других. Борис Пастернак писал: «Помимо своего художественного значения Маркиш был слишком необыкновенным явлением самой жизни, ее улыбкой, ее лучом, который прикосновением красоты, радующим знаком ложился всюду, куда он являлся» (из письма к Эстер Маркиш 31 декабря 1955 г.)
Родился Перец Маркиш в 1895 году в местечке Полонное Волынской губернии. Семья была бедна: мать Хая торговала селедкой покусочно, отец Давид был меламедом. Семье помогал отец Хаи портной Шимшон-Бер. Первое путешествие на занятия в хедер трехлетний Перец совершил на спине семилетнего брата Меира, завернутый в одеяло: обладателем обуви и пальто был только старший из братьев.
Годам к семи у Переца прорезался голос, и он стал петь в синагоге. В десять лет он убегает в Бердичев, где становится певчим у кантора и ведет вольное полуголодное существование. Как-то в Бердичев заехал киевский кантор и согласился послушать мальчика. Перецу выдали несколько грошей для подкрепления сил. Он накупил котлет с жареной картошкой, жадно съел и потерял голос от обильной и непривычной пищи. На этом музыкальная карьера Переца закончилась — за ним приехала старшая сестра Лея и увезла мальчика домой.
Два года спустя его устраивают на службу в «Полонское ссудо-сберегательное сообщество».
В возрасте около пятнадцати лет он начинает писать по-русски религиозно-мистические стихи и одно из стихотворений набрасывает на банковском чеке на работе. Чек попадает к клиенту, который не может его использовать. Маркишу грозят увольнением и делают строгое предупреждение.
Скандал разразился позднее. В Полонное заехала бродячая труппа еврейских эстрадных артистов. Постоялый двор, набитый храпящими людьми, не место для разговоров об искусстве. Поэтому 15-летний Маркиш приглашает артистических бродяг в «Ссудо-сберегательное сообщество».
Сторож, прибежавший на шум, вызывает директора. Ворвавшись внутрь с кольями и топорами местечковые евреи увидели артистов, усевшихся на полу вокруг пыхтящего самовара, и Маркиша, читающего свои стихи. Назавтра Перец был уволен.
Финансист, как и кантор, из Переца Маркиша не получился.
Самостоятельная жизнь началась рано. Он жил в Бердичеве, Одессе, Молдавии, работал где придется и кем придется (поденным рабочим, частным учителем).
В 1916 году Маркиша отправляют на фронт. В одном из боев он получает контузию. Демобилизовавшись в конце 1916 г., Перец Маркиш приезжает в Екатеринослав, к родителям. В 1917 г. он дебютирует стихотворением, затем рассказами на идиш в екатеринославской газете, в 1918 году публикует стихи в сборнике «Свое» («Эйгнс») в Киеве. Последующие сборники принесли ему признание и выдвинули в первые ряды еврейской литературы наряду с Ошером Шварцманом, Давидом Гофштейном и Львом Квитко, поэтами «киевской группы». Ораторский пафос и гиперболичность образов в поэзии Маркиша сближают ее с творчеством Маяковского, он смело вводил неологизмы, поражал меткостью неожиданных сравнений и метафор.
Развернувшаяся в стране гражданская война, сопровождавшаяся на Украине еврейскими погромами, породила в душе поэта глубокий пессимизм. В поэме «Волынь» (Вильно, 1921) он без идеализации, но с теплым юмором и налетом ностальгии изобразил быт еврейского местечка. В поэме «Куча» (К., 1922, 2-е изд. — Варшава, 1922) Маркиш в гротескно-мрачных картинах излил свою горечь в связи с антиеврейскими зверствами на Украине в годы гражданской войны.
В 1921 году Маркиш приехал в Варшаву, где выпустил несколько поэтических сборников. В 1922-23 годах посетил Францию, Германию, Италию, Израиль и другие страны. Вернувшись в Польшу, он становится одним из основателей ежемесячника «Литерарише блетер», где печатает статьи по литературным проблемам.
В Париже в 1924 году Маркиш встречался с Марком Шагалом. Они были дружны еще в России до эмиграции Шагала. Парижская встреча еще более сблизила их. Когда в 70-х годах вдова Маркиша посетила Шагала в его доме на Лазурном берегу, Шагал подарил ей свою книгу «Монотипии», на титульном листе которой нарисовал свой портрет и написал: «Дорогой Эстер Маркиш в память о любимом друге моей молодости Переце Маркише. Будьте счастливы».
В конце 1926 года Маркиш приехал в СССР, поселился сначала в Харькове, затем в Москве.
Весной 1929 года семнадцатилетняя Эстер Лазебникова познакомилась с тридцатичетырехлетним Перецем Маркишем: «Он был красив необычайной, ослепительной красотой... мягкий, пастельный овал его лица венчала шапка темных волос, небрежными локонами падавшая на лоб. Он был очень динамичен, воспламеняем, взрывчат».
Через год после знакомства Маркиш предложил Эстер стать его женой, но «прежде, чем мы станем мужем и женой, я открою тебе один секрет — а дальше ты решай сама... Я никогда не был женат ни на ком, — сказал Маркиш, — но у меня есть маленький ребенок, дочка».
На следующий день Маркиш с Эстер уехали в свадебное путешествие в Харьков, затем в Киев. Лето выдалось сухое, пыльное и они поехали в Ворзель — пригородный поселок на берегу реки. Весь его багаж, как всегда, состоял из портфеля с бумагами и рукописями. Друзья подшучивали: «На сей раз Маркиш приехал не только с портфелем, но и с молодой женой».
Наутро, разыскав у соседей маленький садовый столик, Маркиш установил его на террасе и сел за работу. Работал, наскоро проглатывая пищу, ненадолго выходил прогуляться, потом снова принимался за работу. Шагая из угла в угол, он бормотал что-то на идиш, присаживался к столу, снова начинал мерить шагами комнату.
Весной 1931 года у Маркиша родился сын — Симон. С рождением сына совпал выход пьесы «Нит гедайгет» («Не унывать») — на сцене театра Корша она называлась «Земля». Успех первой пьесы вдохновлял. Маркиш собирался написать еще несколько пьес, готовил к печати первый свой сборник стихов «Рубеж». Поэты-переводчики на русский — громоздкий Давид Бродский, маленький и порывистый Тарловский — приходили к нему домой. Не успевал переводчик войти в комнату, как раздавались крики на русском и идиш, пенье, топот и шум: Маркиш работал с переводчиком. Он «разносил» перевод, доказывал, что «слова — это только посуда для чувств», что нельзя переводить стихи, подбирая слова, близкие к оригиналу. Нужно переводить чувства поэта, а не слова и показывал, объяснял жестами чувства, заключенные в словах его стихов.
Маркиш был в центре еврейской жизни — и общественной, и литературной: возглавлял еврейскую секцию Союза писателей, был секретарем ревизионной комиссии этого Союза.
Эстер Маркиш вспоминает: «1937 год можно сравнить с годом потопа, мора, солнечного затмения. Этот год принес и смерти, и аресты, и потрясения душ.
Вначале умерла — тихо, буднично, как отрывается от ветви и падает наземь переспелый плод — мать Маркиша, старая Хая. Мать не была для него понимающим другом — была просто матерью. Потом тяжело заболел и слег в постель мой отец. Он умер в конце лета. Вскоре умер отец Маркиша.
В это время появилась в нашем доме дочь Маркиша Голда (мы ее звали Ляля). Мужа ее матери незадолго до этого арестовали. После его ареста у матери Ляли, Зинаиды Борисовны Иоффе, взяли подписку о невыезде. Понимая, что ее, подобно мужу, ждет арест, Зинаида Борисовна решила спасти ребенка. Из Киева Маркиш увез Лялю в Москву. Вскоре Зинаиде Борисовне дали срок за «антисоветские настроения». Разлука с дочерью растянулась на 10 лет.
Люди пропадали, уходили в тюрьмы и лагеря, чтобы никогда не вернуться оттуда».
Сегодня трудно установить, почему Маркиш остался в то время на свободе. Одна из версий сводится к тому, что Сталин в беседе с Фадеевым говорил о Маркише как о прекрасном поэте.
Маркиш знал, что происходит в стране, но не знал, что «десять лет заключения без права переписки» — это расстрел, что в тюремных подвалах пытают заключенных, что миллионы невинных сидят в концентрационных лагерях. И продолжал верить в справедливость идей и действий «строителей новой жизни». Его пьесы ставились на еврейской и русской сценах. Огромным успехом пользовалась пьеса «Семья Овадис» (1938).
24 сентября 1938 г. у Маркиша родился второй сын — Давид.
Благодаря феноменальной памяти, Маркиш знал много, но систематическими знаниями не обладал, за исключением области литературы и языка (в анкетах указывал: «образование — домашнее»), хотя в юности в Одессе пытался сдать экзамены за гимназический курс, учился в Народном университете им. А. П. Шанявского. Квартира его походила на еврейский островок в русском океане. Интересы, темы разговоров, сама атмосфера были еврейскими. В доме не соблюдали субботы, не было кошерной кухни, но в красном сафьяновом мешочке бережно хранился отцовский свиток Торы и доставшиеся по наследству тфилин. Маркиша восхищало героическое прошлое его народа и угнетало настоящее: рассеяние по миру, утрата государственности, физическое и нравственное оскудение забитых обитателей диаспоры.
«Ты помнишь пастухов Тобой избранных племя?» — восклицает поэт, обращаясь к Б-гу, в поэме «Последний» и взывает к взрыву, способному укрепить и обновить народ.
Маркиш не был сионистом, но гитлеровские и сталинские гонения заставили его уже в канун конца — ареста, тюрьмы и казни — увидеть свою неправоту. «Я помню, — пишет Эстер, — с какой гордостью и восторгом встретил Маркиш рождение Израиля, как он ходил к воротам только что открытого посольства — взглянуть на русского милиционера, охраняющего еврейских дипломатов».
Вершины официального признания Перец Маркиш достиг в 1939 году — высшую награду (орден Ленина) среди всех еврейских писателей получил один Маркиш. Через год Фадеев вызвал Маркиша в Союз писателей: «Партия оказала тебе доверие, обласкала тебя, ты должен ответить на ласку партии». Отказ от предложенной «чести» грозил жестокими последствиями, но дело затянулось, и членом партии Маркиш стал лишь в 1942 году.
В 1941-45 гг. Московский ГосЕТ поставил спектакли по пьесам Маркиша: «Клятва», «Око за око», «Лесные братья», «Восстание в гетто».
Вскоре после начала войны была организована редакция радиопередач на языке идиш, которые были предназначены для еврейских слушателей в США. В Москве знали вес и положение еврейской общины в США и желали заручиться помощью этой общины. В основе деятельности Еврейского радио в тот период лежала совместная борьба с фашизмом. В 1947 году, вслед за смещением Маркиша, работа редакции приняла более политизированный характер. Вместе с разгромом еврейской культуры было закрыто и еврейское радио, и многие его сотрудники арестованы.
Начатая в 1941 г. поэма «Война» (М., 1948) явилась одним из первых эпических произведений о битве с нацизмом. Маркиша срочно пригласил к себе Фадеев: в Союз писателей из ЦК переслали донос, в котором Маркиш обвинялся в сионизме и еврейском буржуазном национализме, что проявилось, по словам доносчиков, в главе «Разговор с сатаной» из поэмы «Война» (речь шла о миллионах погибших во время войны евреев, о грядущих путях еврейского народа). Маркиш передал подстрочный перевод главы Фадееву и тот «отстоял» главу в ЦК (после посмертной реабилитации Маркиша эта глава была выброшена цензурой из всех последующих изданий по тем же причинам, на которые ссылались доносчики).
17 ноября 1948 года было закрыто издательство «Дер Эмес». Директор издательства Стронгин спас рукописи Маркиша от конфискации и вернул их автору. С закрытием издательства у Маркиша не осталось никаких надежд. Он понимал, что наступает конец. Вскоре Маркиш написал последнее свое стихотворение:
«Сколько жить на свете белом
До печального предела
Сколько нам гореть дано?
Запрокинем к звездам лица —
Пусть заветное свершится».
27 января 1949 г. вечером Маркиш упаковал в свой дорожный портфель рукопись романа «Поступь поколений» (изданную посмертно в 1966 г.), последнюю книгу стихов и поэму «Сорокалетний» — эпическое полотно, охватывающее еврейскую историю от библейских времен до русской революции.
«Сорокалетний» — лучшая моя вещь, — сказал Маркиш. — Я хочу, чтобы вы ее сохранили», — и передал портфель сестре тещи. Она немедленно вышла из квартиры, лифт был занят, и она пошла вниз пешком. Лифт остановился на этаже Маркиша, из него вышли семь офицеров. Маркиша увели, сказав, что его вызывает министр на собеседование. Часа через три пришли четверо офицеров госбезопасности, предъявили ордер на арест и обыск.
Вскоре после ареста Маркиша ликвидировали еврейскую секцию Союза писателей СССР. В мае 1952 г. начался процесс Еврейского антифашистского комитета. Обвиняемых привозили в здание Верховного суда — там заседал военный трибунал. Защиты, конечно, не было. Маркиш выступил на процессе с яркой речью. По воспоминаниям Лины Штерн, его не прерывали — ведь слушали только судьи и обвиняемые. В последнем слове он обвинил своих палачей и тех, кто направил их руку. По требованию прокурора все подсудимые были приговорены к 25 годам заключения. Приговор показался Сталину недостаточно суровым и 18 июля был заменен на «расстрел». Только Лина Штер, академик, крупный ученый-физиолог, приехавшая в СССР из Швейцарии в конце тридцатых годов, получила 5 лет.
«Творчество Маркиша внесло в поэзию на идиш жизнерадостность, эпическое начало, широту охвата событий и явлений еврейской жизни. Маркиш по праву считается классиком эпической поэзии на идиш» (КЕЭ, т. 5) Среди его книг, опубликованных в СССР, наиболее известны «Из века в век» (1929), эпичесская поэма «Братья» (1-я книга — 1929, 2-я книга — 1941), сборники стихов «Заклеенные циферблаты» (1929), куда вошло стихотворение об Эрец-Исраэль, сборник пьес (1933), монография «Михоэлс» (1939).
Замечания/предложения
Сайт создан и поддерживается
Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра
«Мигдаль»
.
Адрес:
г. Одесса,
ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.:
(+38 048) 770-18-69,
(+38 048) 770-18-61.
Председатель правления центра
«Мигдаль» —
Кира Верховская
.
