Если спросить о еврейских художниках, наверное, каждый сразу вспомнит Марка Шагала. Где исток еврейского искусства? В росписях, мозаиках, книжных иллюстрациях анонимных художников? Язык народного искусства, живой, свежий и красочный, стал основой для искусства профессионального; его расцвет приходится на конец 19 — начало 20 вв. Примета того времени — множество ярких имен, и перед нами стояла действительно сложная задача. Поговорим же о тех, кто не особенно «на слуху», но чьи жизнь и творчество дают нам право назвать их еврейскими художниками.
Родившийся в январе 1800 г. в гетто Ханау, Мориц Оппенгейм сумел войти в высшее общество Германии, сохранив при этом верность еврейству, и умер восьмидесяти двух лет в окружении шестерых детей и многочисленных внуков. Он оставил громадное наследие: тысячи картин маслом, акварелей, рисунков, графики.
Блестяще окончив местную Академию рисунка, Мориц в возрасте 20 лет отправился продолжать образование во Франкфурт, затем в Мюнхен, Париж и Рим. Среди его лучших работ этого периода — «Сусанна и старцы».
В 1825 году Оппенгейм возвращается в Германию и быстро становится модным портретистом. Его называют «художником Ротшильда и Ротшильдом художников». Г?те в восторге от его иллюстраций к «Герману и Доротее» и добивается от Карла-Августа профессорского звания для своего протеже.
Первой жанровой картиной на еврейскую тему стало «Возвращение еврейского добровольца с войны за освобождение в родной дом, живущий по старым традициям» (1833). Оппенгейм сознательно напомнил об участии евреев в этой войне, ибо после ее окончания положение евреев в Германии значительно ухудшилось. Сам художник 25 лет добивался разрешения властей свободного города Франкфурта считаться его гражданином. Лишь в 1851 году ему было дано гражданство города, славу которого он приумножил.
Оппенгейм встречался с реформаторами, добивавшимися равноправия евреев, но сам в этом движении не участвовал. Его участие в еврейской жизни проявилось иначе: последние 20 лет были отданы картинам из серии «Еврейская семейная жизнь». В 1882 г. появился большой том — «Картины традиционной еврейской семейной жизни». В этих жанровых сценах предстает нечто более значительное, чем просто церемония бар-мицвы, свадьбы, празднования субботы или судного дня — перед нами жизнь еврейского гетто.
В «Истории немецких евреев» А. Когута сказано: «Мир теперь с изумлением узнает, что в гетто были не только грязные стены и узкие закоулки, но и бездна поэзии и духовности».
В 1900 году во Франкфурте к столетию Оппенгейма была организована выставка его произведений. В каталоге числилось 142 наименования. Во время Холокоста многие картины погибли, но часть уцелевших хранится ныне в Национальном музее Иерусалима.
Еврейской тематике посвящена большая часть творчества М. Маймона.
Когда он, приехав из местечка в Петербург, поступил в Академию художеств, ему было 20 лет. На курсе было всего 7-10 евреев. Жилось одиноко, и Маймон сблизился с семьей небогатых евреев, таких же новичков в столице. Там можно было отогреть душу.
Однажды его пригласили на пасхальный седер. Однако мирное течение праздника было нарушено: хозяина обвинили в неисправности документов на жительство, схватили и увели, а близких оставили под домашним арестом. Потрясенный юноша решил, что не успокоится, пока не напишет картину, взяв сюжетом эту историю.
Окончив академию в 1887 г. в звании «классного художника первой степени» и с золотой медалью (дипломная работа «Смерть Иоанна Грозного»), Маймон быстро приобрел известность как хороший портретист. В 1893 г. академия собиралась провести конкурс живописи, а годом раньше исполнялось 400 лет со времени изгнания евреев из Испании. Маймон решил представить жюри картину, которая показала бы современникам трагедию еврейского бесправия. Предложенная историческая тема «Марраны и инквизиция в Испании» ни у кого не вызвала подозрения, художнику даже выделили большую мастерскую.
Картина была наполовину готова, но художник не мог найти натурщика для главного персонажа. Однажды на светском приеме он увидел знаменитого генерала от артиллерии Арнольди, участника нескольких войн. Маймону удалось уговорить его позировать. На последнем сеансе Арнольди сказал живописцу: «Я потому сразу согласился вам помочь, что вы угадали во мне еврейскую душу, которую я ношу уже восьмой десяток, хотя вместе с крестом на шее».
На полотне — дом богатых марранов в Испании конца 15 в. В комнату, где семья собралась на тайный пасхальный седер, врываются стражники и монахи... Во главе стола — седой старик в белом одеянии, с волевым лицом.
«Марраны» имели шумный успех. За эту работу 33-летний Маймон был избран академиком. Академия постановила купить полотно для Музея Александра III, но его все же не взяли ввиду «антихристианского содержания». Картина путешествовала по разным городам, и множество людей видело в ней судьбу российских евреев.
Другие работы Маймона на еврейские темы, особенно связанные с темой погромов, цензура не жаловала. Однако гравюры с его картин украшали многие дома. Известны были альбомы «Библейские женщины», «Мужи Библии» и «Картины из еврейской жизни».
В роду Пастернаков жило предание о том, что они происходят от древнего рода Абарбанелей, потомков династии царя Давида, бежавших в Испанию после разрушения римлянами Иерусалима, выдающихся философов и поэтов.
Леонид Пастернак был коренным одесситом. Учился в Москве, потом в Мюнхенской академии художеств. Окончил юридический факультет Московского университета, что и помогло ему получить вид на жительство.
Вначале Пастернак увлекся идеями передвижничества. В конце 90-х годов перешел почти исключительно к рисунку — углем, тушью, пастелью. Он участвовал в выставках «Мира искусства». Толстовская тема открылась иллюстрациями к роману «Война и мир», потом были «Воскресение», рисунки к рассказам, портреты и зарисовки Толстого и его семьи.
Его жизнь перевернула встреча с Х.-Н. Бяликом: «...может, на нас дохнула из глубины веков расовая общность или мы вдруг ощутили принадлежность к одному миру...» «Я... приблизил, — пишет Бялик, — его сердце к еврейской работе и привлек в наш стан». (Имеется в виду, что в 20-х гг.
Л. Пастернак руководил худ. отделом Берлинского филиала иерусалимского издательства «Явне».)
В 32 года Пастернак стал профессором московского училища живописи, ваяния и зодчества. В 1905 г. его избирают действительным членом Санкт-Петербургской Академии художеств — акт для еврея неслыханный. В его письме князю Львову еще в 1894 г. по поводу избрания профессором есть такие слова: «...а на то, чтобы оставить еврейство для карьеры или вообще для улучшения социального положения, я никогда не пойду».
Как и для многих, советская действительность обернулась для Пастернака горечью и разочарованием. В 1922 г. художник с семьей, как думали, на время, уезжает в Берлин. В Берлине, а потом в Лондоне он продолжает много и плодотворно работать, успешно преподает в Оксфорде.
В 1923 г. Пастернак создал цикл портретов выдающихся деятелей еврейской культуры, изданный в виде альбома. Туда вошли портреты Ш. Черниховского, А. Эйнштейна, Х.-Н. Бялика, М. Гершензона и многих других. «Он выпытывает у каждой черточки, морщинки на лице внутренний мир, духовность человека. И поэты, художники, композиторы, ученые охотно вручают ему себя...» — пишет Бялик.
Тогда же в Берлине вышла его блистательная монография о еврейской теме в творчестве Рембрандта. Благодаря незаурядным литературным способностям автора работа читается на одном дыхании.
Леонид Пастернак оставил нам целую галерею жанровых сцен и замечательных, будто изнутри высвечивающих душу и сущность человека, портретов своих современников, — портрет сложнейшего, полного тревог времени...
Жизнь этого человека напоминает сюиту с пронзительным, обрывающимся финалом. Живописная и классическая по своей мрачности история непризнанного гения, вобравшая в себя едва ли не все привычные сюжетные ходы. Процветающая еврейская семья. Разорение и смерть отца. Туберкулез. Яркий, эксцентричный, обаятельный юный красавец в Париже. Любовь женщин. Холодность и слепота критиков. Богема, эпатаж, скандалы, алкоголь, наркотики. Гениальные картины и жизнь на чердаках. Встреча с прекрасной и талантливой девушкой, рождение дочери. Постоянное безденежье, болезни, нарастающее отчаяние. Смерть от туберкулезного менингита в 36 лет в больнице для нищих и бездомных. Самоубийство жены, ожидавшей второго ребенка: со смертью мужа жизнь утратила смысл. И последний, саркастический аккорд: как раз тогда за картинами Модильяни начинают охотиться коллекционеры. За портрет кисти художника давали 400-600 франков. В день его смерти агенту Модильяни, Зборовскому, предложили 400 тыс. франков — огромную по тем временам сумму — за собрание из 50 полотен.
Говорят, посмертная слава — традиционный горький дар судьбы великих людей. Модильяни этот дар достался буквально на следующий день после его ухода из жизни, представлявшейся ему «детским садом, устроенным очень злыми взрослыми» (И. Эренбург). Его называли «беспутным бродягой», «звездным мальчиком», «ангелом с ужасным лицом». Друзья звали его Моди, по-французски это звучало как «проклятый», «демон».
Сплошные штампы, сказали бы вы. Но это — не роман.
Модильяни происходил из разветвленной семьи средиземноморских коммерсантов, где из поколения в поколение переходил культ гуманитарного образования, тяга к литературе и искусству. Прадед матери был известен как толкователь священных книг. Одним из его прямых предков по материнской линии был Барух Спиноза.
Как вспоминает скульптор Хана Орлова, Модильяни «никогда не скрывал своего еврейского происхождения и носил в одном кармане ТАНАХ, а в другом «Б-жественную комедию» Данте и цитировал наизусть... из того и другого». Одна из немногих картин, дошедших до нас из раннего периода его творчества — знаменитая «Еврейка» (1908 г.). Этой картине он сам придавал большое значение, что вообще было для него редкостью.
Модильяни любил писать только людей, и львиная доля всего, что он создал, — это удивительно глубокие и изысканные портреты. С необыкновенным умением и чувственностью он использовал линии, чтобы подчеркнуть исключительность форм человеческого тела, широко использовал прием искажения, акцентируя внимание на телесных и духовных свойствах своих моделей. Экспериментируя с различными стилями, — сюрреализмом, импрессионизмом, — Модильяни создал свой, уникальный художественный стиль: элегантные лебединые шеи и покатые плечи, ясно различимые черты лица, длинные, острые носы и тонкие губы, необыкновенные миндалевидные глаза, настолько реалистичные, что кажется, будто и в жизни у всех людей такие же глаза: трагичные и пустые. В его картинах отразилась скорбь человеческого бытия, и в то же время они позволяют приблизиться к пониманию красоты. Такова истина искусства.
В 1902 году Натан Альтман приезжает из Винницы в Одессу и поступает в Одесское художественное училище. В 1910 г. он решает продолжить образование в Париже. Там он знакомится с молодыми художниками-авангардистами. Большинство из них — выходцы из России: Шагал, Цадкин, Штеренберг, Сутин. Его работы выставляют в парижском салоне. Вернувшись в Винницу в 1912 г., он создает картину «Еврейские похороны» и серию карикатур.
Однако Альтмана влечет в гущу художественной жизни, в Петербург. Чтобы получить «вид на жительство» в Петербурге, ему приходится сдать экзамен на живописца вывесок в бердичевской ремесленной управе, и в конце 1912 г. «ремесленник» Натан Альтман приезжает в Петербург. Уже через год он пишет портрет Ахматовой — одну из самых ярких своих работ. Он познакомился с Ахматовой в известном в Петербурге поэтическом кафе «Бродячая собака». Им было тогда по 24 года. Хотя рисовали Ахматову многие замечательные портретисты (Петров-Водкин, Амедео Модильяни), с портрета Н. Альтмана предстает глубокий и далеко не открытый для легкого прочтения психологический абрис характера поэта. Портрет стал сенсацией на одной из художественных выставок в Петербурге в 1915 г. Известный критик Л. Бруни писал, что «это не вещь, а веха в искусстве».
После революции Альтман редактирует первую советскую газету по вопросам искусства, руководит музеем, даже делает скульптурный портрет Ленина, который через пять лет на парижской выставке завоевал Золотую медаль. В 1922 г. вместе с Д. Штеренбергом, М. Шагалом, режиссером ГОСЕТа (Еврейского театра) А. Грановским и актером С. Михоэлсом они снимают фильм «Еврейское счастье» по сценарию Шолом-Алейхема. Он продолжает работать в театре, а в 1928 г. вместе с труппой выезжает на гастроли по Западной Европе и остается в Париже на 7 лет. Вернувшись в Москву, Альтман работает в графике, иллюстрирует книги, но главная работа — художник-декоратор в театрах Ленинграда.
После войны он сделал превосходные иллюстрации к Шолом-Алейхему. Вместе с Г. Козинцевым Н. Альтман создает спектакль «Гамлет» (1954), а в 1955 г. ставит с ним художественный фильм «Дон Кихот» по сценарию Е. Шварца. Это был его последний публичный успех. Следующая персональная выставка Натана Альтмана, состоялась уже после его смерти — в 1977 г. в Москве, в Доме художника. Он похоронен на маленьком кладбище в поселке Комарово под Петербургом — волею судьбы, рядом с могилой Анны Ахматовой, которую пережил на 4 года.
Отец (родом из Витебска — родины Шагала) учил Евгения рисовать масляными красками, а потом отправил в художественную школу при Академии художеств. В 56-м году он поступил в институт связи им. Бонч-Бруевича. Инженерству отдал восемь лет. После этого поступил в «Муху» (Высшее художественно-промышленное училище им. В. Мухиной) и стал профессиональным художником.
В 1975 г. в Ленинграде Евгений Абезгауз основал и возглавил группу еврейских художников «Алеф», ставшую органической частью нон-конформистского движения 60-70-х годов. Группа была противницей соцреализма и официального искусства вообще. Выставки «Алеф» имели громадный успех, только в Москве в 1976 г. их посетило более 100 тысяч зрителей. «Поскольку мы никак не были связаны с Союзом художников, — рассказывает Абезгауз, — то и никаких связей с властями у нас не было, кроме того, что она за нами следила...» За московскую выставку Евгения уволили с работы. К тому моменту картины алефовцев очень неплохо расходились. Ими интересовались частные коллекционеры — дипломаты, бизнесмены, иностранцы.
На картинах Абезгауза много историй. Вот картина, где за гордой Юдифью — «красные» конники и «белые» отряды, церковь и стены Иерусалима, крестьянские мазанки, поля, цветы. У нее длинное название: «Горда была Юдифь, но печальна». Надпись — на иврите. «Давно написал эту картину Абезгауз, еще в России. И надпись сделал на иврите тогда, когда за подобные знаки людей в тюрьмах гноили и психушках» (А. Красильщиков).
Еще в 1972 г. Абезгауз подал документы на выезд в Израиль, а выехать получилось только 31 декабря 1976 г. При выезде у него искали «культурные ценности», но безуспешно: за месяц до отъезда он, как опытный конспиратор, отправил работы группы «Алеф» (около двухсот картин) вместе с багажом американской промышленной выставки, которая проходила в Москве.
Через двадцать лет музей Лос-Анджелеса выпустил «Историю еврейского искусства от Первого храма до наших дней». Единственный из родившихся в России, ныне живущих художников, Е. Абезгауз представляет здесь 20-й век.
Увлеченный концепцией Экклезиаста, он создает цикл «Мир суеты», герои которого напоминают персонажей Шолом-Алейхема, отправившихся в погоню за счастьем. Пытается уйти от суеты бытия (серия «Мир покоя») в строгую безупречность чистой геометрии, в мировую гармонию, противостоящую окружающему хаосу.
В новом цикле, «Золото и деньги», он возвращается к теме Экклезиаста и находит принципиально новые изобразительные средства: живописные цитаты из античности рифмуются с откровенным китчем и отрывками из средневековых кельтских рукописей.
В европейских и американских музеях его полотна соседствуют с картинами Шагала и Модильяни. Кроме этого, Евгений Абезгауз — член почетного ордена «Кентуккский полковник», а в узких израильских кругах широко известен как автор настойки «Баркановка» (рецепт держится в строгом секрете) и строитель настоящей русской баньки в своем доме-студии, расположенном в Эйн-Ход, под Хайфой. Здесь практически с момента основания государства Израиль живут художники, литераторы, артисты и прочий творческий люд.
Евгений Абезгауз считает себя «верующим евреем, хотя и некошерным». Каждый вечер читает ТАНАХ и очень многие идеи черпает из него. Свойственное ему состояние — покой, полная гармония с самим собой. « Жизнь идет к завершению, — говорит он, — и честно скажу: я не помню ни одного момента, когда бы у меня не было бы кайфа».
Врезка:
Начало истории еврейской иллюстрированной книги почти совпадает с началом книгопечатания. В 16-18 вв. в еврейских типографиях Европы печатались Пасхальная Агада, научные трактаты, книги по кашруту, литературные произведения. Некоторые издания не уступали лучшим образцам книжного искусства той эпохи.
В начале 1920-х гг. одним из крупнейших центров еврейского книгоиздательства становится СССР. Ведущим еврейским художникам — Натану Альтману, Элиэзеру Лисицкому, Иссахару-Бер Рыбаку, Ниссону Шифрину, Марку Эпштейну и др. — удалось органично соединить элементы художественного авангарда и новейшие принципы книжного оформления с традиционными приемами еврейского народного искусства. Диапазон их творчества — от альбомов-папок, иллюстраций для периодических, детских, учебных изданий, до оформления книг еврейских писателей. Новое поколение — Меир Аксельрод, Мендель Горшман, Илья Эйдельман, Эммануил Шехтман, Исаак Мильчин, Моисей Фрадкин и др., — во многом продолжило традиции своих предшественников.
В 30-х гг. ситуация стала ухудшаться, завершившись известным разгромом еврейской культуры 49-50 гг. Лишь в конце 50-х появляются иллюстрированные издания еврейской литературы в переводах на русский язык. Одни из первых (1957 г.) — папка автолитографий Анатолия Каплана «Заколдованный портной», «С ярмарки» и «Рассказы» Шолом-Алейхема с иллюстрациями Н. Альтмана.
Это время начала творческой биографии художников так называемого «второго русского авангарда». Не случайным было обращение многих еврейских художников этой группы: Ильи Кабакова, Дмитрия Лиона, Виктора Пивоварова, Михаила Гробмана и др., — к еврейской, «непрестижной» тогда книге. Для них иллюстрации к таким изданиям, как и работа в журнале «Советиш геймланд», были не просто источником официального заработка, но выражением своей позиции.
Замечания/предложения
Сайт создан и поддерживается
Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра
«Мигдаль»
.
Адрес:
г. Одесса,
ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.:
(+38 048) 770-18-69,
(+38 048) 770-18-61.
Председатель правления центра
«Мигдаль» —
Кира Верховская
.
