БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №65 > Переводчик русской идеи
В номере №65

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
-3
Интересно, хорошо написано

Переводчик русской идеи
Майкл КАЦ

Профессор Майкл Кац (Миделберри-колледж, Вермонт, США) был долгожданным гостем конференции «Одесса и еврейская цивилизация».
Мы попросили д-ра Каца рассказать о себе, о том, как его — американца в третьем поколении — угораздило заняться русской литературой, и что, в конце концов, из русской литературы вывело на еврейско-одесскую тематику нашей конференции.

Должен сказать, что мода на русский язык в США пришла после запуска первого искусственного спутника Земли, который произвел Советский Союз в 1957 году. Это для американцев характерно — особенно активно изучать язык страны, от которой исходит вызов и потенциальная опасность. Так изучали периодами немецкий язык, японский, китайский, сейчас на пике интерес к изучению арабского языка.

ИзменитьУбрать
(0)

А мои школьные годы пришлись на обостренный интерес к русскому языку, изучать который я начал лет с пятнадцати. Я родился в Нью-Йорке в 1946 году, там же и в школе учился. Мой школьный учитель занимался вечерами русским в Колумбийском университете, а днем преподавал этот язык нам. После окончания школы я поступил в Виллемс-колледж в Новой Англии, и там мне русский преподавала графиня, настоящая русская графиня, принадлежавшая к аристократической семье, бежавшей от революции. Она меня называла Мишенькой и... отправила в мою первую поездку в Советский Союз.

Мне было восемнадцать лет, я объездил за месяц несколько городов: Москву, Ленинград, Киев, Харьков, Ялту, и вернулся с убеждением, что я хочу связать свою будущую жизнь и работу с этой страной и ее культурой. Советской литературой мне при этом заниматься не хотелось, а вот великая литература 19 века меня покорила. Наверное, нужно заметить, что в отличие от многих американских славистов в моей семье по-русски не говорили. Разве что на идиш. Семья моего отца приехала из Австрии еще в конце 20 века, а вот материнские предки — из Российской империи, но из Литвы, из Вильно (сейчас — Вильнюс). Мои бабушки и дедушки занимались трудом простым и тяжким, родители уже выбились в средний класс, но все же высшего образования у них не было: мама работала медсестрой, отец преподавал физкультуру в средней школе. Однако у нас с сестрой была материальная опора в жизни, беззаветная уверенность в абсолютной необходимости высшего образования и стремление к интеллектуальной деятельности.

Думаю, что это унаследовано от предков. Мой виленский дед, например, взбунтовался когда-то, ушел из семьи и засел в библиотеке, чтобы читать социали-стические труды и мечтать о коммунизме. Бабушка, которая гнула спину в швейной мастерской, говорила о нем с негодованием, но мне он нравился (не лично, он умер, когда мне всего два года было), мне была так понятна эта страстная любовь к чтению и размышлению.

После окончания колледжа уже остепененный бакалавр решил уехать на пару лет в Англию. Шла вьетнамская война, и мне как-то не хотелось попасть в армию. Я получил стипендию и уехал в Оксфорд. Думал, на пару лет, а вышло — на семь. В Оксфорде моим руководителем стал профессор Феннел — специалист по русскому средневековью. Он написал, например, биографию Ивана Третьего. Меня он засадил за чтение русских поэтов восемнадцатого века — это было мучением, и когда я дошел, наконец, до Жуковского, то это было, как глоток свежего воздуха. Я как раз повторил путь русского читателя к золотому веку русской поэзии.

Конечно, очень хотелось заниматься Пушкиным, но мой руководитель считал, что с Пушкина нельзя начинать, что пушкинская тема может увенчивать десятилетия зрелого исследовательского труда. Правда, он признал потом, что в моей диссертации лучшей оказалась как раз глава, посвященная Пушкину. Приятно вспомнить. По материалам диссертации я написал книгу «Русская литературная баллада первой половины 19-го века».

По возвращении в Штаты я стал профессорствовать в моем родном колледже. Написал книгу «Сны и бессознательное в русской литературе 19 века».

Помните, что Фрейд говорил, что это не он открыл подсознание, а поэты и писатели. Подтверждение его словам я нашел в балладах Жуковского, затем последовал сон Татьяны из пушкинского «Онегина», сны и подсознательные видения у Гоголя, Толстого, Достоевского. Кстати, идею книги мне подала моя студентка, вернее, я на эту идею вышел, когда подбирал для нее тему, связанную одновременно и с литературой, и с психологией. Вообще, студенты и аспиранты подают иногда прекрасные идеи, а иначе зачем бы мы преподаванием занимались? Вот и идею заняться переводами мне тоже подал студент.

Это было уже в Техасе, в городе Остине. Знаю, что город больше известен по вестернам, но университет там тоже есть, и я в этом университете больше десяти лет кафедрой заведовал. Когда я сказал своей маме, что намерен принять приглашение и переехать в Техас, то ее реакция была мгновенной: «Страшно ехать туда. Там совсем нет евреев!» Сведения мамы устарели, конечно: и евреи в Техасе есть, и студенты способные и увлеченные мне попадались. И вот как-то, очередной раз говоря со студентами об Александре Герцене, я посетовал, что они не читали его роман «Кто виноват?», очень интересный и важный. И вот один студент мне сказал: «А вы переведите его, и мы тогда прочитаем». Хорошая идея! Я взял и перевел.

Потом наступила очередь Чернышевского. Его значения и влияния не понять, если не прочел «Что делать?», а существовавший английский перевод был настолько ужасен, что просто не годился для чтения. Я сделал новый. Потом перевел «Полиньку Сакс» Дружинина и «Санин» Арцыбашева — т.е. первый чувствительный и первый грубо-чувственный русские романы. Мне коллеги делают своеобразные комплименты: говорят, что я очень хорошо перевел плохие романы. Только они вовсе не плохие — это очень важные ступени литературного процесса, просто образы там подчинены идеям. Потом я перевел Достоевского — «Записки из подполья» — это гениальная проза, перевод стал этапом моей жизни. Книга вышла лет 10 назад, и я знаю, что совокупный реализованный тираж за эти годы — более 26 тысяч, что вовсе не мало для элитарной книги.

Техас — замечательный штат, но, в конце концов, нас с женой потянуло обратно в те края, где можно бывать в театрах и на концертах классической музыки.

Семь лет назад я стал деканом языковой школы в Мидделберри-колледже.

Наша школа работает летом. Каждый год 1200 студентов на лето приезжают к нам, чтобы интенсивно заниматься одним из девяти языков. Причем каждая группа живет совершенно изолированно, имеет свои аудитории, общежитие, столовую, и общается только на изучаемом языке. Английский под запретом в летнее время. Особенно популярен, как я уже говорил, арабский язык. В этой школе даже конфликт возник лет пять назад, когда обострилось в связи с большой интифадой положение в Израиле. Дело в том, что профессора — арабы, а некоторые студенты — евреи. Пришлось мне самому с этим конфликтом разбираться. Я тряхнул собственным еврейством и настоял на том, что летняя школа в Мидделберри — это только лингвистические занятия, и предложил все дискуссии оставить для курсов политологии. Кстати, в последние годы — не надо объяснять, почему, — нам все труднее раздобывать визы для профессоров-арабистов. Придется их, видимо, из Израиля приглашать, но тут могут возражать американские арабские объединения...

Русский язык утратил свою популярность, возросшую невероятно во времена Горбачева. Правда, и из ямы, в которую провалился при Ельцине, тоже выбрался, и теперь мы набираем не очень большие, но стабильные «русские» группы, снижается интерес к французскому и немецкому, но всегда стабильно высок к итальянскому, так как практиче-ски каждый интеллигентный американец стремится побывать, а то и год прожить в Италии. Мало того, что это страна богатой старинной культуры и роскошных пейзажей, но и страна умеренных цен.

ИзменитьУбрать
(0)

Несколько лет назад я заинтересовался книгой Рут Вейс о еврейской литературе 20 века. Меня привлекла глава, посвященная Бабелю. Говоря о Бабеле, автор упомянула о его земляке Жаботинском и его «одесском» романе. Мне стало интересно, и я обратился к монографии Элис Нахимовской о феномене русско-еврейской литературы, и там уже о романе «Пятеро» Жаботинского говорилось подробнее. Я понял, что это, возможно, то, что я ищу для нового перевода.

Не буду описывать, каких трудов мне стоило раздобыть текст — копию нью-йоркского издания 1947 года. Но когда я прочел роман, мне стало ясно, что я нашел забытое сокровище. Это книга, написанная великолепным языком, это прекрасный образец русской литературной традиции, это актуальный портрет цветущей культуры русского еврейства конца 19-го — начала 20-го века и ее кризиса. Образы полноценны и незабываемы, лирический портрет автора раскрывает перед нами истинного Жаботинского, свободного, сентиментального и ироничного, больше, чем его публицистика и автобиография. Наконец, великолепный портрет города — главного, может быть, героя романа.

Когда я решил переводить Жаботинского, то советовался с двумя коллегами, и реакция их была противоположной. «Зачем тебе этот фашист?» — сказал один из них, специалист по петербургской литературной школе, а второй — специалист по иудаике — сказал: «Наконец-то ты становишься настоящим евреем!» А наш университетский раввин Айра Шиффер (он — первый раввин в этом колледже за двести лет существования) сказал, что бывал в Одессе, и если мне понадобится оттуда помощь и какие-то комментарии, то он найдет для меня в Одессе консультантов. Так и вышло.

Русская литература потеряла Жаботинского, потому что он писал свой роман о еврейской семье, а еврейская — потому что это был русский роман. У меня есть надежда, что, по крайней мере, в американских университетах у него теперь появился шанс вернуться и туда, и сюда.

В Одессу я приехал со своей женой, которая работает этот семестр как профессор по стипендии Фулбрайта в Одесском педагогическом университете. Она — специалист по методикам дошкольного образования и воспитания. А я брожу по старинному городу — это особенное удовольствие: жить в историческом городе, среди старинной архитектуры, когда каждая прогулка — как путешествие в машине времени. И еще — я впервые живу рядом с морем: мы поселились на Французском бульваре, и каждый день в любую погоду у меня свидание с морем в той самой Отраде, с которой я впервые встретился в книге Жаботинского.

Хоть я и вырос в Нью-Йорке, но почему-то не чувствовал океана. Нью-Йорк не смотрит в сторону океана, с него разве что первое поколение эмигрантов не сводит глаз — они оттуда прибыли, а потом переезжают, и небо-скребы заменяют в Нью-Йорке морскую стихию.

Очень я рад, что мне повезло участвовать в конференции. Это интересная идея синтетической конференции, когда филологи слушают историков и наоборот. Конечно, мне не очень легко, да и непривычно было слушать конкретно-исторические доклады, хотя я, конечно, немало знаю о Холокосте (мой двоюродный брат — историк, специализирующийся в этой теме). Больше «в теме» для меня были доклады, посвященные ситуации начала 20 века, а также доклады о романе «Самсон Назорей», сефардской теме у Жаботинского и писателе Юшкевиче. Очень удачным мне показался доклад Дж. Тэнни о культурном имидже еврея-налетчика. Оригинальный подход продемонстрировал в своем докладе-эссе А. Фредекинд — такое интуитивное видение модернового и модифицированного антисемитизма (или филосемитизма?).

Теперь, после романа «Пятеро», я перевожу «Чайку» Б. Акунина — это такая иронически-детективная стилизация, надеюсь, что ее будут охотно ставить театральные студии, и «Замогильные записки» — мемуары В. Печерина — диссидента, эмигранта и русофоба 19 века, скончавшегося католическим монахом в Ирландии.

А теперь меня опять потянуло в русско-еврейскую литературу. Я взялся переводить книгу столетней давности, роман С. Ан-ского о еврейской молодежи, которая занимается просвещением русских крестьян, учит их грамоте и т.д. Это роман-дилогия — «Первая брешь» и «Пионеры». Похоже, что эта традиция англоязычному переводчику подарит еще немало укрытых временем и историей сокровищ.


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №65 > Переводчик русской идеи
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-28 10:50:48
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Dr. NONA Еженедельник "Секрет" Jerusalem Anthologia