+7

№86

Мигдаль Times №86

Исповедь резидента

Петр ЛЮКИМСОН

Охота на оборотня

Я обратил внимание на этого пожилого, невысокого человека сразу же, как только он появился в палате. Это был типичный еврейский интеллигент – лысый, в очках, через которые на вас глядели какие-то пронзительно умные глаза. «Наверное, бывший бухгалтер или адвокат», – подумал я. Мы поздоровались, и на этом наше первоначальное знакомство закончилось. Но днем, когда введенные нам немалые дозы лекарств сделали нас обоих более-менее вменяемыми людьми, мы вышли в коридор, причем мой сосед тут же погрузился в чтение книги, на обложке которой было броско выведено «Мераглим» – «Разведчики».

– Да, когда так хреново и душе, и телу, такие детективчики действительно помогают отвлечься, – сказал я, чтобы хоть как-то завязать разговор.

– Это – не детектив, – ответил он, – а документальная проза. В сущности, эта книга – первый полный рассказ о том, как ШАБАК¹ боролся и борется с иностранными шпионами. Ее авторы – известный историк Ури Мильман и бывший помощник Ицхака Рабина, депутат Кнессета Эйтан Хабер. Ну, а так как я поневоле оказался героем многих описанных в ней историй, то они прислали мне ее на отзыв.

Сейчас я как раз читаю первую главу, рассказывающую о событиях, к которым я имел самое непосредственное отношение. Это – история немца Отто Шпейера, в 18 лет вступившего в ряды СС, бывшего среди первых немецких солдат, переступивших границу СССР. Затем в 1943 году он был переброшен на Западный фронт и в конце концов оказался в плену у американцев, и у них в лагере довольно быстро выучил английский. После войны он вернулся в родную Германию, в Мюнхен, который был разрушен практически дотла, и поселился в какой-то каморке по соседству с вернувшимся из концлагеря евреем.

Увидев, что этот еврей получает немалую и денежную, и продуктовую помощь от «Джойнта», «Сохнута» и других организаций, Шпейер решил тоже стать евреем и в итоге получил разрешение на въезд в Палестину. В сущности, его было очень легко уличить во лжи – все офицеры СС, как известно, имели татуировку с двумя молниями, разумеется, он был необрезан, но никто этого не стал проверять.

Короче, в 1948 году он на корабле «Фамагуста» прибыл в Израиль и почти сразу же, благодаря своему немалому боевому опыту, стал военным инструктором ХАГАНы, а затем и офицером ЦАХАЛа. В конце концов он назвал себя Габриэлем, поселился в одном из кибуцев на юге страны, прилично выучил иврит, но в кибуце ему не понравилось, и он переехал в Тель-Авив.

Здесь он сошелся с одной замужней женщиной, которая тоже была родом из Германии. Когда ее муж заподозрил, что она наставляет ему рога, то он уехал с ней на родину – в Германию. И вот тут Шпейер решил разыскать любовницу и выехал из страны. Разумеется, по израильскому паспорту. Но дело в том, что тогда в израильском паспорте стояла печать «Въезд разрешен всюду, кроме Германии», – считалось, что нога еврея не должна ступать после того, что было, на землю этой страны. Так Шпейер, которому нужно было в Германию, застрял в Риме, причем без гроша в кармане.

В поисках выхода из создавшейся ситуации он решил пойти в египетское посольство и обменять все свои сведения об Израиле и его армии на приличную сумму и документ, позволяющий ему въехать в Германию. Египтяне долго проверяли, не подослан ли он нашими спецслужбами, а затем, получив от него кое-какую информацию, предложили вернуться в Израиль и поработать на них еще.
Шпейер возвращаться в Израиль наотрез отказался, ему заплатили какие-то не очень большие деньги за переданные им сведения, и он выехал в Германию по египетскому паспорту. Естественно, обманутый муж пришел в ярость, увидев Шпейера в своей квартире, произошло выяснение отношений, во время которых Шпейер и сказал, что он – немец, офицер СС, и это – его страна.
Раздосадованный муж поспешил в израильское посольство, откуда это дело попало к нам. На рабочем совещании было решено, что Отто Шпейера нужно доставить в Израиль и здесь судить... Вот об этом и рассказывается в первой главе книги.

– Простите, а какое отношение ко всей этой истории имеете вы?

– Дело в том, что я и был тем самым человеком, которому было поручено целым и невредимым доставить Шпейера в Израиль. Это было одно из моих первых заданий.

– И насколько правдиво все это описывается в книге?

– Очень правдиво. Но дело в том, что авторы не знают многих очень мелких, но важных деталей той операции. Мы разработали легенду, согласно которой я являлся капитаном иракской армии, помощником военного атташе Ирака в Париже. Как бы случайно я встретился со Шпейером в одном из кафе Франкфурта, мы разговорились, понравились друг другу, и я пригласил его на следующий день в самый роскошный ресторан Франкфурта. Он очень любил вкусно поесть и с удовольствием принял это предложение. После ужина я попросил счет, полез в карман за деньгами, и он сделал то же самое, хотя я прекрасно знал, что он не может оплатить счет за обед даже в забегаловке, не то что в таком ресторане. Я вытащил пачку купюр и как бы случайно вместе с ними уронил на стол свое удостоверение, где я был сфотографирован в форме капитана иракской армии.

«О, да ты капитан! – воскликнул он. – А ты знаешь, я ведь тоже – офицер, капитан СС. А еще я служил – ты будешь смеяться! – в израильской армии, и сделал этим еврейским свиньям немало гадостей». Шпейер начал подробно излагать, какие подлости он делал нам во время службы в ЦАХАЛе и, думается, не нужно объяснять, что я испытывал в эти минуты. Впрочем, сдержаться мне как раз было нетрудно...

– А что было самым трудным?

– Самым трудным было... не позволить себе ни одного словечка на иврите. Вот если мы с вами сейчас перейдем на английский или, скажем, французский, то все равно во время разговора время от времени будем вставлять слова вроде «кен», «ло», «бесэдер». А если бы я вставил хоть одно такое слово, операция была бы провалена... Словом, я сдержался, дал ему выговориться, а потом как бы приступил к его вербовке. «Ты как раз тот человек, который нам нужен, – сказал ему я. – И ты можешь очень неплохо заработать, если съездишь по нашему поручению всего на недельку-другую в Израиль».

Он начал говорить, что это исключено, что после того, как он связался с египтянами, в Израиле его наверняка арестуют, так как израильская разведка – лучшая в мире. «Ну, во-первых, далеко не лучшая, – сказал я ему. – Просто ты не знаешь других разведок, например, иракскую. Во-вторых, мы посылаем тебя с предельно простым заданием: говорят, на юге Израиля нашли нефть. Так как появление на мировом рынке израильской нефти может угрожать экономике Ирака, то мы хотели бы хотя бы приблизительно знать, о каких ее количествах идет речь. Ты не должен ничего фотографировать, не должен никому ничего передавать: в твою задачу будет входить просто появиться в этом районе и посмотреть, сколько в нем стоит вышек, идет ли уже выкачка нефти и т.д. Возвращаешься, рассказываешь о том, что видел – и получаешь приличную сумму денег. Практически ни за что. Кроме того, мы тебя так загримируем, что никто из тех, с кем ты был знаком в Израиле, тебя не узнает».

После долгих раздумий Шпейер все-таки согласился, и мы отправились из Франкфурта в Париж – я ведь все-таки был «помощником военного атташе в Ираке» именно в Париже, а не где-нибудь! Во Франции я поселил его в самой роскошной гостинице и водил в лучшие персидские и арабские рестораны – надо было поддерживать реноме «истинного араба». И вот в персидском ресторане, когда уже была назначена дата вылета Отто Шпейера в Израиль, подготовлены все документы, я чуть и не провалил операцию: в тот самый момент, когда мы обедали, в ресторан зашел мой коллега с молодой женой.

Больше всего я боялся, что он со мной поздоровается, и потому уткнулся лицом в стол и очень высоко поднял бокал с шербетом. Товарищ понял намек и, не говоря ни слова, прошел с женой в угол ресторана и сел за столик. Мы продолжили есть, и тут я обратил внимание, что Отто уже не со мной – весь его слух обращен в сторону того столика. «Что-то случилось?» – спросил я. «Да, – ответил Шпейер, – они говорят на иврите и, кажется, говорят о нас...» Пришлось всеми силами отвлекать его внимание, в конце концов я взял с него слово, что когда он вернется с задания, то даст мне несколько уроков иврита, и мы вышли из ресторана.

Уже в аэропорту Шпейер неожиданно заявил мне: «Знаешь, если меня даже и поймают израильтяне, я все равно успею убить нескольких из них». У меня от этих слов внутри все затряслось. «Э, мы так не договаривались, – сказал я. – У тебя что, есть оружие? Пистолет? Нет, давай тогда все отменим, а то тебя задержат на контроле, а мне неприятности не нужны!» «Да не обычный пистолет! – ответил Шпейер. – Видишь вот эту ручку у меня в переднем кармане пиджака? На самом деле это не ручка, а газовый пистолет, который стреляет очень ядовитым газом...» «А, ну тогда ладно!» – успокоился я. Я посадил его на самолет компании «Эйр-Франс», а в аэропорту Бен-Гурион он сел в такси и велел таксисту ехать в Тель-Авив.

«Одну минутку, я только получше закрою дверь с вашей стороны», – сказал ему таксист и направил руку к двери, но в последний момент изменил движение и аккуратно вытащил из переднего кармана его пиджака авторучку. Затем улыбнулся и сказал: «С приездом, капитан Шпейер»... И тут такси со всех сторон окружили машины с нашими людьми.

– И что было со Шпейером дальше?

– Его судили, он получил семь лет тюрьмы, но был выпущен через пять за хорошее поведение, после чего навсегда уехал в Германию. Кстати, в тюрьме он усиленно изучал ТАНАХ и стал его настоящим знатоком. Немногие евреи знают ТАНАХ так, как знал его он – это я вам как профессионал говорю...

Подлинная история египетского Штирлица

Второй раз мы разговорились с моим соседом по палате поздно ночью. Все остальные пациенты нашего отделения уже спали, мы же продолжали читать, но, в конце концов, обоим это занятие приелось и, отложив книги в стороны, мы посмотрели друг на друга.

– Скажите, – почти шепотом произнес я, – вот мы все время говорим о том, что израильская разведка – одна из лучших в мире. Но не недооцениваем ли мы и в самом деле разведку наших арабских соседей? Не думаете ли вы, что у них тоже были великие разведчики, которые преспокойно работали под самым нашим носом?

– Хороший вопрос, – усмехнулся он. – Давайте, чтобы никому не мешать, выйдем в коридор…
Мы вышли в полутемный коридор, но разговаривать все равно пришлось шепотом, так как он был весь заставлен койками с больными, которым не досталось места в палатах.

– Знаете, – сказал мой собеседник, – в 80-е годы египтяне сняли 12-серийный художественный фильм о своем разведчике, который был заброшен в Тель-Авив и сумел проработать там больше двух десятилетий. Иногда откровенно покупая высокопоставленных офицеров ЦАХАЛа, а иногда просто вступая с ними в дружеские отношения, он передавал в Египет чрезвычайно ценную разведывательную информацию вплоть до того момента, когда у египтян не появилось подозрение, что он находится на грани провала. Тогда они просто отозвали его, но поселился он, закончив свою карьеру разведчика, не в Египте, а в Европе. Заметьте, у главного героя этого фильма был реальный прототип, и ему даже хотели поставить памятник в Каире...

– Вы хотите сказать, что так оно все и было в жизни?

– Ну, почти так... Разница между жизнью и египетским фильмом заключается в том, что уже через месяц после того, как этот парень приступил к работе, мы сели ему на хвост, а через три месяца арестовали. Я предложил ему выбор: либо мы его расстреляем (это я, конечно, загнул, но старался при этом, чтобы все звучало очень убедительно), либо он начнет работать на нас и будет наслаждаться всеми прелестями жизни.

Это был совсем молодой человек, вдобавок ко всему, очень любивший красиво пожить. И он сделал свой выбор. Два раза в неделю он выходил в эфир и передавал египтянам ту информацию, которую мы для него подготовили...

– Правильнее, наверное, сказать «дезинформацию»...

– Нет. Большая часть информации, которую он передавал, в том числе, скажем, и данные о расположении наших военных баз и их специфике, была совершенно верной. И это все больше и больше повышало доверие к нему со стороны руководства египетской разведки. А дезинформацию мы вставляли в эти сообщения далеко не всегда, маленькими дозами, и касалась она исключительно тех факторов, которые проявляются только в период войны.

Этот подход очень помог нам и во время Синайской кампании, и во время Шестидневной войны – египтяне угодили в подготовленные для них ловушки. Кстати, он первым передал египтянам данные, содержащие точное время начала обеих этих войн. Но передал тогда, когда они уже ничего не могли сделать...

Естественно, мы его ценили – у него был роскошный автомобиль, просторная квартира на улице Бреннер, куда он приводил девочек и вообще устраивал совершенно омерзительные вечеринки. Официально он значился владельцем небольшой туристической компании, офис которой располагался на той же улице Бреннер. Компания, кстати, прекрасно работала и приносила прибыль – даже большую, чем та зарплата, которую ему платили.

– И в конце концов в Каире ему поставили памятник?

– Нет. Хотели, но не поставили. Все-таки в египетской разведке сидят не идиоты, они поняли, что их резидент на самом деле был двойным агентом и просто-напросто в течение стольких лет водил их за нос. Но произошло это уже после его смерти. А этот 12-серийный фильм стал, кстати, классикой египетского кино.

Горькая цена победы

После этого рассказа я почувствовал, что пришло время открывать карты, представился и попросил своего нового знакомого об официальном интервью.

– Нет, – вдруг отрезал он. – Не стоит.

– Но почему? Я не собираюсь вас «раскалывать» на какие-то государственные секреты – вы сами будете выбирать, что рассказывать, а что – нет.

– Начнем с того, что для этого интервью нам понадобится специальное разрешение. Думаю, через месяц-полтора мы его получим. И, само собой, я не буду рассказывать вам то, чего рассказывать нельзя. Но, даже говоря о событиях, которые уже известны, я могу случайно обмолвиться, выболтать информацию, которая и мне, и вам покажется совершенно незначительной, а в итоге может нанести серьезный вред конкретным людям, если ваша газета случайно попадется на глаза не тем, кому нужно...

Знаете, в нашей профессии ценой успеха нередко бывают сломанные человеческие судьбы. Я приведу только один маленький пример. Вскоре после Шестидневной войны я подготовил группу «мистааравим», призванную действовать среди арабов. Нет, не тех солдат-«мистааравим», которые входят сегодня под видом арабов на территорию автономии, проводят там необходимые операции и возвращаются назад. Это, в сущности, не «мистааравим», а «митхазим» – «гримирующиеся». Когда я говорю о «мистааравим», «мнимых арабах» я имею в виду еврейских разведчиков, в совершенстве овладевших не только арабским языком, но и арабским менталитетом, образом жизни и внедрившихся в арабское общество как арабы. Один из моих подопечных знал Коран, хадисы и законы шариата на таком уровне, что в конце концов стал преподавателем в медресе – религиозной арабской школе. Все они женились на арабках и вообще внешне вели образ жизни благочестивых мусульман.

Я был чрезвычайно доволен их работой, но проблемы начались, когда мы их отозвали домой. Для их жен и детей то, что их отцы оказались евреями, было самым настоящим шоком. И им надо было пройти гиюр...

– Гм... Они согласились?

– Я встречался с каждой из этих женщин по отдельности и каждой говорил приблизительно одно и то же: «Государство Израиль обязано вам и вашим детям до конца ваших дней. И до конца ваших дней мы готовы платить вам любые деньги. Но мы боимся, что ваши соплеменники не простят вам того, что было, и, если вы вернетесь в родные места, то и вас, и ваших детей скоро убьют. В то же время ваш муж любит вас (это было чистейшей правдой) и не хочет с вами разводиться. И я предлагаю вам стать полноценными членами израильского, еврейского общества... Выбирайте!»

Честно говоря, выбора у них на самом деле не было. А гиюр им и их детям, между прочим, проводил сам рав Шломо Горен. Но на этом проблемы не кончились. Их сыновья отказывались служить в армии, потому что не хотели «направлять оружие в сторону братьев» – материнское молоко, знаете ли, великая вещь, и, что бы там ни говорили, подлинная национальность любого человека всегда определяется именно по матери. Дочь одного из этих наших разведчиков вышла по любви замуж за парня из традиционной еврейской семьи. При этом все время до свадьбы она дрожала, боясь, что родители ее избранника узнают, что у нее мать – арабка. Они узнали об этом через шесть лет, подняли страшную вонь и развели их. А у нее к тому времени было трое детей...

Вот и получается, что в итоге за успешную разведывательную операцию платит уже третье поколение одной семьи – ведь дети этой молодой женщины ни в чем не виноваты.

– Но ведь она прошла гиюр, то есть является такой же еврейкой, как все прочие?!

– Э, что вы не знаете нашу еврейскую ментальность?!

И мой собеседник сокрушенно машет рукой.

С чего начинается родина

На этот раз мы сидим друг напротив друга и едим постный больничный супчик. Мой собеседник интересует меня все больше и больше, и я уже сознательно провоцирую его на откровенность.

– Скажите, – говорю я, заедая супчик хлебом, – а откуда у вас великолепное знание арабского и фарси? Согласитесь, что это не очень типично для ашкеназского еврея...

– А кто вам сказал, что я – ашкеназ?! – отвечает он. – Я родился и вырос в Ираке (признаюсь, я в шоке, но тихо «молчу в тряпочку» – П.Л.) и, соответственно, там же я учился в школе. Причем по арабскому языку я был первым учеником в классе. Дошло до того, что когда между Ираном и Ираком вспыхнул очередной конфликт из-за водных ресурсов, и иракские власти решили провести перед иранским посольством демонстрацию школьников, то именно мне поручили написать и произнести перед иранским посольством речь от имени всех иракских детей.

И я с высокой трибуны на самом совершенном арабском языке, какой только возможен, громко объяснял в микрофон, что эта вода принадлежит арабам, а не персам, и выражал от имени всего арабского народа возмущение действиями иранского правительства. После того, как я закончил говорить, грянули аплодисменты. А когда я слез с трибуны, ко мне подошел мой одноклассник, который всегда списывал у меня контрольные, дал мне пощечину и сказал: «Грязный еврей! Какое право ты имеешь говорить от имени арабского народа?!» Естественно, я ему тут же ответил, да так, что выбил у него зуб.

Но тогда я окончательно понял, что мы никогда не станем «хорошими» для арабов. Что, кстати, не помешало мне выучить наизусть Коран и всю систему мусульманского богословия. У нас в школе евреям на уроки богословия ходить запрещалось, но так как класс, где они проходили, находился на первом этаже, то нам позволяли стоять у открытого окна и слушать, что говорит учитель. Вот я и слушал...

Зачем евреям Газа?

– А что вы думаете по поводу того, что происходит сегодня? Как вы относитесь к плану Шарона? – спросил я соседа по палате незадолго до того, как ему пришло время выписываться.

– Сложный вопрос, – отвечает он. – У меня нет на него ответа. Даже если забыть о тех евреях, которые живут там, очень трудно уйти от вопроса о том, что будет, когда они начнут после нашего ухода обстреливать из Газы не только Сдерот, но и Ашкелон.

– Но у Шарона есть ответ на этот вопрос: в этом случае мы обрушим на Газу всю мощь нашей авиации – у нас будет на это полное право.

– Блеф! После первого же такого удара весь мир встанет на уши и заставит нас прекратить операцию. Больше точечных ликвидаций нам никогда не позволят... Знаете, вместо ответа на вопрос о Газе я расскажу вам одну историю... Выйдя на пенсию, я открыл адвокатскую контору. И один из первых заказов мне подбросили мои бывшие коллеги: нужно было оформить израильское гражданство одному палестинскому бизнесмену, брат которого – израильский араб – хотел сделать из него компаньона по строительству нового завода. Такой фортель, кстати, предусмотрен законом и называется «объединение семьи на основе экономических интересов».

Естественно, мне пришлось вместе с этими братьями немало поездить по разным инстанциям, и они все время подчеркивали, с каким уважением ко мне относятся и что вообще принадлежат к тем, кто горой стоит за мир между Израилем и палестинцами. Один раз мне эти разговоры надоели, и я сказал им: «Как адвокат, я сделаю все, что можно для вас сделать в рамках закона. Но только не нужно говорить со мной о мире. Я-то прекрасно знаю, что вы желаете только одного – нас уничтожить!» «Нет, что ты?! Зачем ты так говоришь?!» – начал было один из них, но я его тут же оборвал. «Скажите, – спросил я, – если мы отдадим вам всю до последнего сантиметра Газу, всю Иудею и Самарию, все Голанские высоты – будет ли это отступление означать мир?»

Они замолчали, и вдруг один из братьев сказал: «Можно задать тебе встречный вопрос?» «Задавай!» – сказал я. «Допустим, грабитель ограбил тебя на дороге на 100 динаров. Прошло тридцать лет, и он захотел вернуть тебе 50 динаров. Значит ли это, что когда-нибудь, пусть через 200 лет, ты не потребуешь его вернуть и оставшиеся 50 динаров?» «Под оставшимися 50 динарами ты подразумеваешь Яффо, Акко, Хайфу и так далее?» – спросил я. «Да, конечно, – кивнул он в ответ. – Мы не забыли, что это – наше. И никогда не забудем. И рано или поздно вам придется все это отдать!»

Вот вам и ответ на ваш вопрос. Неважно, что мы отдаем арабам, а что – не отдаем. Важно, чтобы мы были сильными. Сильными во всех смыслах этого слова, понимаете?!

Я понял.

P.S. К сожалению, без разрешения я не могу назвать подлинного имени героя этого материала.
2004 г.

Источник: www.isratop.com

Добавить комментарий

Добавление комментария

Поля, отмеченные * , заполнять обязательно * Подписать сообщение как  Имя  без пароля (гостевой вход)  Ник  Пароль  Войти?        Зарегистрироваться  Забыли пароль? * Текст  Показать подсказку по форматированию текста