БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №98 > Гм
В номере №98

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
+7
Интересно, хорошо написано

Гм
Ян КАГАНОВ (Израиль)

Гениальные мальчики (ГээМы, как я их называю) – это еще не профессия, это гораздо хуже: это судьба.

И можете поверить, что я не голословна: я как-никак 35 лет проработала учителем (ненавижу слово «учительница»!) физики в лучшей Липецкой физматшколе, а последние 15 лет была еще и завучем. Так что даже если я не сталкивалась со всеми ГээМами в классе, то уж на ковер ко мне за вызывающее поведение на уроках попадали все ГээМы без исключения.

И вот что я с годами заметила: на первую встречу выпускников все они являются за своими золотыми медалями, будучи первокурсниками достойнейших вузов страны, на пятилетний юбилей выпуска приходят, небрежно помахивая красными дипломами (что неудивительно, учитывая уровень требований к студентам), и заговорщически подмигивают в ответ на искренние вопросы одноклассников, почему они еще не прославились на всю державу своими стихами, песнями, изобретениями и открытиями: мол, это дело ближайшего будущего.

К моменту десятилетия выпуска ГээМы находятся на той же самой нижней ступеньке карьерной лестницы, но продолжают хорохориться и бодро исполнять все те же три свои песни, написанные в девятом классе, разбавляя их навязшей в зубах классикой жанра, полной высп­ренной чуши. Кстати, когда я была моложе (я лучше, кажется, была), я составила для школьной олимпиады задачу: «Лыжи у печки стоят в центре брезентовой палатки площадью восемь квадратных метров. Вопрос: за сколько времени палатка сгорит дотла, если скорость сгорания брезента составляет сорок квадратных сантиметров в секунду?» Помню, ГээМы очень тогда возмущались моим кощунством.

На пятнадцатилетний юбилей выпуска ГээМы приходят неохотно. Обычно к этому времени они окончательно бросают свои конторы и семьи и уходят в богему, причем в нищую – никогда не в успешную! Работают они день через три – то есть, день работают, три пьют – или дворниками, или кочегарами. Шутку о том, что песню «Не кочегары мы, не плотники» написали завистливые монтажники-высотники, я слышала минимум раз пять и от пяти бывших Гээ­Мов, причем, каждый придумал ее независимо от других и страшно ею гордился. К слову, завидуют им все и всегда – от академиков и главных редакторов до коллег по кочегарке. Ну, а двадцатилетие выпуска оставшиеся в живых ГээМы просто игнорируют.

Словом, как вы, видимо, догадались, гениальных мальчиков я слегка недолюбливаю, и потому не прыгала от счастья, когда моя единственная дочь Таня соблаговолила сообщить своим родителям (то есть, нам с Нюмой), что она выходит замуж за совершенно гениального однокурсника Солика. У ГээМов есть, разумеется, и полное имя, но они приучают окружающих называть себя какой-нибудь ласковой производной от имени и без фамилии, чтоб их, не дай Г-сподь, не спутали с ничем не примечательными тезками.

В самом деле, как скажешь: мол, вчера в некой компании некий Соломон Ризеншнауцер удачно пошутил – никто же не поймет, о ком речь! А обронишь небрежно: «Солик вчера выдал хохму», – и все заранее улыбаются и ласково кивают головами: Солик...

Вот такого гения и привела нам в зятья наша к тому времени уже беременная дщерь. Гээ­Мы не утруждают себя вопросами контрацепции, а моя дуреха смотрела на Солика с таким обожанием, что ей и в голову не приходило поинтересоваться, если не у него, так у меня, что надо делать, чтобы избежать преждевременного размножения.

Правда, тут ГээМам надо отдать должное: после фразы «Милый, я беременна» они немедленно делают предложение руки и сердца, видимо, догадываясь, что наличие семьи будет их обременять не более, чем ее отсутствие, и что за счастье иметь в доме такого зятя родители жены возьмут на себя все расходы по его содержанию на двадцать лет вперед, в лучших традициях шолом-алейхемовских героев.

Все так и получилось: мы оплатили свадьбу (мать Солика жила на одну зарплату и тащила на себе еще и его сестру­-студентку), взяли молодоженов в свою трехкомнатную квартиру и по­ставили их в очередь на кооператив. Когда Солик, которого я в жизни не видела с учебником, окончил университет с красным дипломом, Нюма устроил его в КБ, где Солик немедленно стал чемпионом отдела по шахматам, настольному теннису и преферансу – малый набор еврейского джентльмена. То, что он получал сто рублей в месяц, имея жену в академотпуске и новорожденного сына, Солика не смущало. Хорошо, что Нюма всегда крутился, да и я тянула полную ставку и имела добавку за заведование учебной частью.

Помню, один раз Нюма, распивая на кухне коньячок со мной и с Соликом, мягко предложил ему войти в дело – сколько можно тянуть почти в одиночку пять ртов? Солик улыбнулся, пропел «Я из дела ушел, из такого хорошего дела...» и отказался. Ох, уж мне эти умники, которым удачно сказанное слово важнее хорошо выполненного задания!

ИзменитьУбрать
(0)

Я уже совсем было открыла рот, но Нюма остановил меня взглядом, дождался, пока Солик выйдет из кухни, и сказал мне:
– Фира, уймись! Так он не делец. Он гениальный парень и при этом хороший муж и отец. Это что, мало? Ты же сама напропалую хвастаешься всем своим подружкам, какая он умница и как он убаюкивает Андрюшеньку песнями Галича и Высоцкого.

– А что я должна им говорить – что он сидит на нашей шее, не выносит мусор и не догадывается купить мне букет цветов в день рожденья Тани?

– Гордыня тебя заела... – грустно сказал Нюма. Появившийся в этот момент на кухне Солик как-то мгновенно подобрался, напрягся, выдал: «Гордыня Небритич – четвертый русский богатырь», выпил очередную рюмку и ушел, страшно довольный собой.
Что особенно обидно: ведь кроме песен и каламбуров, Солик действительно кое-что и знал, и умел. Когда его сестра Лея окончила иняз, и я пристроила ее в нашу школу (ну, как не порадеть родному человечку?), Солик из частей списанных из его КБ приборов соорудил для сестры лучший в городе лингафонный кабинет. Что в городе – из республиканского Министерства образования приезжали на открытые уроки к Лее Ароновне (у нас ее переделали в Лилю Аркадьевну, чтобы не так явно дразнить гусей). И все это, повторю, дело рук Солика, что неудивительно, потому что нет никого лучше ГээМа в эффектном и неоплачиваемом выпендреже, и нет никого хуже его же в добросовестной, ежедневной, кропотливой и скучной работе.

Так мы и жили. Пока не посадили Нюму.

Солик воспринял Нюмин арест как лишнее доказательство правоты своего образа жизни (можно подумать, Нюма для себя одного старался!) и только морщился, когда Танечка заходилась в рыданиях, что надо спасать папочку. «Как я его спасу? – как всегда, к месту цитировал Солик.– Петровку на приступ брать пойду?» «Куда тебе, – не выдерживала я, – все, что ты в своей жизни взял на приступ?– это Таня». «Нет, Танечку я взял измором, когда у нее случился приступ...»– неслось мне в спину, но я уже куда-то бежала: продавать драгоценности, находить и потрошить Нюмины тайники, занимать деньги у знакомых и малознакомых– и платить, платить, платить в надежде заткнуть пасти всем тем, кто по команде сверху открыл глаза и послушно возмутился расхищением социалистической собственности.

Наконец, вопреки всем законам мне организовали ночное свидание с Нюмой.

– Не переживай, Фирочка, – сказал Нюма, – сидеть мне в любом случае недолго: люди, с которыми я работал, сидят в таких кабинетах, что они не захотят, чтобы я заговорил. Вопрос только в том, как им будет дешевле меня отсюда вытащить – на своих двоих или в деревянном макинтоше.

Через месяц Нюма умер в тюремной больнице от разрыва сердца.

Следующие пять лет мы прожили и бедно, и плохо. Солик по-прежнему ходил в младших научных сотрудниках и открыто говорил о том, что перспектив у него, беспартийного еврея, которому все завидуют, на работе нет и быть не может. Зато он в рабочее время написал гениальную повесть, послал ее во все центральные журналы, и когда ее напечатают... Замечаете? «Когда напечатают». Даже не «если». «Солик, ты бы на работе не повести, а научные статьи писал», – робко подавала голос уже не я (я устала), а Таня.

Прошел год в ожидании публикации, и Солик ударился сионизмом, то есть, в сионизм. Сказать по правде, я обрадовалась: может быть, там, за нормальные деньги он захочет нормально работать. И мы поднялись и уехали в Израиль.

Сняли трехкомнатную квартиру – Андрюшеньке уже не хватает места в родительской спальне, а бабушка может и в гостиной пожить, бабушкина личная жизнь осталась­ на кладбище в Липецке. Солик пошел на один курс по специальности, потом на другой, и все это с грошовой стипендией, а что ему, надо зарабатывать или семью содержать? Зачем: жена подъезды моет, теща за соседским ребенком присматривает, а Солик приходит днем с курса и звонит маме в Липецк, тоскует, значит.

Лея-Лиля-то наша лингафонная рассудила, что в Израиле учительница французского языка с идеальным липецким прононсом никому не нужна, ну, а мать не захотела оставлять ее там одну и ехать за сыном. И звонить сыну в Израиль денег у нее не было. Плакать в трубку, когда звонил он (а он звонил почти каждый день) и вгонять его в черную тоску – вот и все, на что ее хватало. Мы с Танечкой на стену рвались от счетов за переговоры, а Солик молчал, курил и продолжал звонить.

После третьего оконченного курса Солик, наконец, устроился в какую-то фирму по специальности. Мы все были просто счастливы. Ровно неделю. Через неделю выяснилось, что по своим профессиональным навыкам Солик отстает от местных спецов лет на десять, боится компьютера, напрочь забывает иврит от волнения, когда к нему обращаются, а в шахматы и преферанс здесь на работе никто не играет. Солик как-то сразу понял, что ему завидуют...

Словом, долго он не протянул. Ни в этой фирме, ни в другой, ни учителем в школе – нигде. Солик вернулся домой, к телевизору, книгам и гитаре, а мы продолжали жить на Танечкины уборки и мои пенсию и халтуры.

А тут я в клубе пенсионеров познакомилась с Абрамом. Такой приятный мужчина и не старый еще. Тоже живет с дочерью, зятем и внуком. Вдовец, естественно. У меня-то ни до Нюмы, ни, тем более, после никого никогда не было, а тут, думаю, чего я себя хороню раньше времени. Встретились мы с Абрамом в их квартире, пока его домочадцы на работе были, а внук в школе – гляжу, а у Абрама-то моего все еще, как у молодого, даром, что ему 67 стукнуло. Может, конечно, не туда стукнуло, но жаловаться мне было не на что. Кроме одного: стара я уже днем ночевать.

Сели мы с Абрамом, как у Саши Черного: «Мой оклад полсотни в месяц, ваш оклад полсотни в месяц...» – вроде бы хватает нам двоим на отдельное от детей проживание. С зятем Абрама поговорили, тот расчувствовался, говорит, мол, батя, да о чем разговор, конечно, главное – чтобы вам двоим хорошо было, а надо будет, говорит – я всегда подкину пару копеек. У людей зятья...

ИзменитьУбрать
(0)

В общем, сразу после беседы с зятем мы с Абрамом направились оповестить моих. Танечки, правда, еще не было (она в последнее время стала с уборок все позже возвращаться), зато Солик мирно дремал на моем диванчике в гостиной. Разбудила я его, швырнула ему в лицо свежий счет за телефонные переговоры – как раз из почтового ящика достала. «Хватит, зятек, сутенерить, – говорю. – И за мой счет хватит жить. Тем более, я от вас в конце месяца съезжаю, так что вперед, Солик: на сбор апельсинов или на стройку. Теперь твои тысячные счета за совместный плач с мамочкой по телефону оплачивать некому, кроме тебя самого!»

И тут Солик, по-моему, впервые в жизни сорвался: «Сволочь ты старая! – орет.– Что ты меня разговорами с матерью попрекаешь? Да что у меня в жизни есть, кроме этих разговоров?» «Не знаю я, что у тебя в жизни есть, – отвечаю, – зато знаю, чего у тебя в жизни нет: денег на телефонные переговоры. Так что встань и займись делом, гениальное ты ничтожество!»

Вышли мы с Абрамом, хлопнув дверью, во дворе постояли, покурила я, чтобы успокоиться. Возвращаюсь в пока еще свою квартиру, открываю дверь – а в коридоре Солик висит. И что мне теперь прикажете делать?!

Рисунки Алексея Коциевского


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №98 > Гм
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-28 02:20:40
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Еврейский педсовет Jewniverse - Yiddish Shtetl Еженедельник "Секрет"