+16

№1

Мигдаль Times №1

Удивительные вещи

Инна Найдис

(0)

Лева Шаргородский ненавидел Сталина приблизительно с десяти лет. Десять ему было в сорок четвертом.

Их дом в Ленинграде, как он думал, не был привилегированным, но жили в нем директора заводов, райкомовские работники, учителя и другие ответственные товарищи.

Воронок приезжал каждую ночь. Отец говорил: «Не закрывайте дверь. Зачем среди ночи шуметь, отпирая замок.»

Тогда его не взяли. Взяли позже, когда было нашумевшее в Ленинграде Попковское дело, и его, работника горисполкома, не миновала чаша сия.

Из партии его исключали, а потом восстанавливали несколько раз. Да и в партию он вступил потому, что назначили председателем Мозырского горисполкома.

Другое дело мать. Вы слышали выражение «а ид а буденновец»? Это тот случай, только похлеще. Молодость она провела в седле, сражаясь с басмачами. Затем, кондитерская фабрика, секретарь райкома партии ... В партию она вступила по убеждению.

Если проследить сюжетную канву рассказа «Пережиток», то мальчиком, которому сделали обрезание без ведома отца, был Лева. Это к вопросу, откуда взялись сюжеты времен становления Советской власти на фоне отдельно взятой еврейской семьи.

«Отвоевав», мать стала учительницей математики. Одной из лучших в Ленинграде. Ее ученики становились профессурой чуть ли не целыми классами. Неудивительно, что и маленький Лева поражал своего дядю, обладателя несметного для блокадного Ленинграда богатства — кожаной бурки. «Ну-ка, умножь мне 715 на 604» — говорил, жующий дядя своему племяннику. И Левик множил, а бурка уменьшалась. И ни разу... Впрочем, об этом уже написан рассказ.

А вот о том, как мать, Софья Павловна в школе, но Сарра Бейля Файвелевна по паспорту, получала звание «Заслуженного учителя» — отдельная и, может, еще не написанная история.

Однако, мощная математическая поддержка не помогла Леве при поступлении в институт. Он, правда, не рвался в технари, свои гуманитарные запросы распознал рано: уже девяти лет начал печататься в «Пионерской правде». Лев Шаргородский мечтал поступить, ни много ни мало, в МИМО. Под грустный скепсис семьи он слал им письма, а они отвечали, что нужно в совершенстве знать языки. Он — опять письма, а они — знание классиков марксизма-ленинизма.

В общем, после столь плодотворной переписки по настоянию родителей он подает документы на математический факультет университета. На экзамене по математике, шокированный скудостью знаний и вопросов экзаменатора, он заявляет ей, что знает несравнимо больше не? в области математики. О результатах экзамена говорить не приходится.

Все же с помощью родителей Лев поступает в холодильный институт. И здесь, сыну воинственной матери, не сидится спокойно. Будучи на втором курсе (в пятьдесят третьем году, но, благо, уже после смерти Сталина) он дает резкую отповедь преподавательнице, презрительно отозвавшейся о государстве Израиль. Ставится вопрос об отчислении из института. На закрытом разбирательстве, где трое из «разбирающихся» евреи, Лева объявляет о том, что упомянутая преподавательница антисемитка, он будет бороться и поднимет большой шум. Ему обещают всерьез разобраться с его делом и спускают это дело на тормозах.

Откуда истоки еврейства у советского мальчика, сына почти убежденных коммунистов? (Правда, дед матери был раввином, но это уже, вроде, из области мистического.)Помните рассказ «Марран из Ленинграда»? Там герой, шестнадцатилетний мальчик, гордящийся своей есенинской внешностью, русскими друзьями и русской культурой, отказывается получить паспорт, в котором паспортистка намеренно сделала его русским, хотя теплушки, собранные по всей стране, уже ожидали решения еврейского вопроса. Много лет спустя старый раввин сказал ему, что его вела Тора. Герой отвечает раввину, что не знал тогда Тору, и раввин рассказывает о том, что она является младенцу перед рождением. В основе рассказа реальные события. Только паспортистка, все-таки, была еврейкой, и Тору Лева знал. Дело в том, что после создания государства Израиль, в среде еврейских девочек и мальчиков произошел всплеск интереса к истории и традициям собственного народа. Кто-то откопал Дубнова, кто-то Тору, у кого-то были еще живы бабушки и дедушки.

Итак, из института борца за права государства Израиль не выгнали, и пять лет учебы — пять лет писательства текстов для художественной самодеятельности, которая становится лучшей в городе. Тексты и постановка. Не было ли соблазна податься в режиссуру? Нет. Всегда хотелось писать. Хотя, уже после, будучи признанным писателем, был приглашен на режиссерские курсы, где и учился с изрядным интересом.

Писал сначала сам, затем присоединился брат, Алик, который был на девять лет младше. Как писали вместе? Вообще, взахлеб, без выходных. Каждый приходил с какими-то мыслями, заготовками. Выслушивали друг друга с язвительными замечаниями, отказывались и начинали заново. Каким-то образом, зарождалось вдвоем, никто не доминировал.

Печатались. Юмористические рассказы на 16 странице «Литературки». После первого рассказа всю «16 страницу» лишили премии. Событие отмечали вместе, на деньги виновников торжества. Премии по вине Шаргородских «16 страницу» лишали три раза. Как удавалось просочиться? Было несколько выпускающих, кто-нибудь да слиберальничал.

Много работали для «Фитиля», Михалкову нравились рассказы. Это было благодатной нивой: за полдня переработки текста в сценарий платили до 1,5 тысяч рублей.

Дважды становились победителями Одесской Юморины в номинации юмористического рассказа.

Еврейская тема? Да. Но в стол (после одного неудачного опыта переговоров с редактором «Советиш Геймланд» Вергелисом).

Пятнадцать лет в общем-то безоблачного писательства и десять из них (с 69-го) в попытках уехать из страны. Основным препятствием была многочисленность и разбросанность семьи. Родители жены брата жили в Риге. Без брата эмиграция была немыслима. В результате выехали кланом в 30 человек в 1979 году.

21 марта отъезд семьи Льва (Алик выехал позже), а 18-го звонят, приглашают на премьеру спектакля, назначенную на 21-е. Через день еще звонок — из «Фитиля»: Михалков просит расписать рассказ. По тем временам отъезд не афишировали, поэтому:

— Нет времени.

— Но там же нечего делать, написать сбоку имена и все. Хочешь, я за тебя напишу?

— И у тебя нет времени.

(после некоторой паузы)

— Уезжаешь, сволочь?

Вена. Затем Италия. Длительное ожидание приезда брата и родителей. Судьба благосклонна и здесь. Шаргородские попадают под опеку общины «Реб Тов» (веселый раввин). Раввин — очень интересный человек, состоятельный амстердамский ювелир, доктор теологических наук. Данная миссия — по велению души.

Первое время семью поддерживает община и изобретательное кулинарное искусство еврейской мамы. Затем сын устраивается на работу, и жизнь немного расширяет свои объятия. Удается поездить, посмотреть Италию.

Особый колорит жизни придает обилие эмигрантов-евреев. Это непривычно и сублимирует ощущение характерных черт российского еврейства. Трогателен и необычайно смешон рассказ о еврейской бабушке, которая попадает на порнофильм вместе с остальными эмигрантами, якобы пошедшими в оперу.

Наконец, вся семья в сборе и получено разрешение на въезд в Нью-Йорк. Но у отца вдруг находят следы застарелого туберкулеза и его задерживают, пытаясь подыскать санаторий. Лев уезжает в Нью-Йорк, а Алик остается с родителями в Риме.

В Нью-Йорке он пишет. Но это, конечно же, не кормит. Перепадают уроки для профессоров университета. Удается прилично подработать, участвуя с сыном в кампании по переписи населения.

Через полгода приходят вести из Рима. Кто-то посоветовал отцу обратиться за помощью в посольство Швейцарии и, на удивление, просьба была удовлетворена. Это был уникальный случай. Алик и родители едут в Женеву.

Жить врозь немыслимо, и начинается борьба за переезд. Лев едет в Женеву. С женой брата, которая знает язык, обращается в посольство. Главное слово, которое звучит в этой беседе — «скандал». Ведь он, можно сказать американец, просит о чем? Единственное, что предлагается — помощь в переезде родителей в Америку. Но отец не выдержит такого переезда.

Лев возвращается в Нью-Йорк и продолжает борьбу. В это время он знакомится с Максем Фришем, затем, через него, с Дюрренматом. В поддержку воссоединения семьи собирается 26 писем, и отправляются в Швейцарию. Через некоторое время из Берна от высокопоставленного чиновника приходит письмо, первая фраза: «Вы выиграли!»

Итак, Женева. Братья вместе, но ни языка, ни работы. Они решают писать(!). От голода спасают еврейские жены, они находят работу. Какую?..

Иногда перепадают уроки русского языка, но они не кормят. Расчета на свою известность (как иронизирует Лев, «Ой, кто к нам приехал!») нет.

И все же, один из университетских профессоров, славист, знает таких писателей, Шаргородских, и он связывает их со своим лозаннским коллегой. Тот помогает напечатать первую книгу рассказов. Поступает предложение от очень солидного издательства «Галлимар», но они, если и печатают рассказы, то только маститых писателей, а новичков представляют публике романом. Что ж, Шаргородские садятся за роман. Приходит известность. На французский их переводит одна из лучших переводчиц (хотя, впечатление от перевода почти такое же, как от цензурной корректуры в «Литературке»). На удивление, французы смеются в тех местах, где и предполагалось авторами. Обвал хвалебных статей...

Сегодня Шаргородскими написано 28 томов. Рассказы, помещенные в рижском 4-х томнике, пишутся в эмиграции и размещаются по принципу приближения во времени.

Ностальгии нет! Год назад по настоянию жены Лев попадает в Ленинград (ныне, как известно, Санкт Петербург) и, однажды, белой ночью, дух захватывает от красоты города, хотя, Рим, Париж, Женева уже пройдены. И, все же, опрокинутые лица людей, беспризорные дети, как крысята, вылезающие из нор.

«Я не люблю Россию» — говорит Шаргородский. Да, Шаргородский, не Шаргородские: пять лет назад не стало Алика, Александра Шаргородского.

Как пишется без брата? Два года не писал. Сейчас написано 500 страниц.

«Я не люблю Россию. Я всегда нес свое еврейство не как избранность, но как знак 2000-летней борьбы за выживание. Очень люблю Израиль, но не хотел проходить унизительные круги эмиграции там, в среде своего народа.»

Май, Испания, маленький городок Салоу... Передо мной сидит незаурядный человек, который всегда знал, чего хочет. Он интересный и доступный собеседник. В речи — мягко отсутствующее «р». А ведь я узнала о нем всего лишь месяц назад, прочитав, тонкие, смешные и трогательные еврейские рассказы в рижском четырехтомнике. Иногда происходят удивительные вещи...

Добавить комментарий

Добавление комментария

Поля, отмеченные * , заполнять обязательно * Подписать сообщение как  Имя  без пароля (гостевой вход)  Ник  Пароль  Войти?        Зарегистрироваться  Забыли пароль? * Текст  Показать подсказку по форматированию текста