БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №99 > Каждый выбирает для себя...
В номере №99

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
+2
Интересно, хорошо написано

Каждый выбирает для себя...
Фауст МИНДЛИН

Если вы спросите у почти любого человека, что он знает о еврейском театре, то получите реакцию, замешанную на неловкости, удивлении, раздражении и любопытстве.
История еврейского театра в Одессе – тема, скорее, закрытая, хотя материалы по его дореволюционному и советскому периодам не хранятся под грифом «секретно». Они существуют совершенно открыто во всем объеме, способном создать достойный памятник уникальному явлению мирового театра, судьбам тысяч людей, счастливо и самоотверженно служивших делу своей жизни. Парадокс?

Мы настаиваем на праве человека остаться в наших душах, даруя ему память, а себе – достоинство. Люди достойные с негодованием относятся не только к беспамятству, но даже к попыткам умолчать о живших когда-то. Но почему нас не оскорбляет так называемая «житейская мудрость» людей, сознательно умалчивающих о событиях, интересующих нас?

Спокойное равнодушие привело к тому, что сегодня истории еврейского театра в Одессе не существует, хотя «люди знающие есть в нашем городе...»

Исследования этой темы в других городах являются достижениями отдельных специалистов, собравшихся, если можно так выразиться, в некий закрытый клуб. Публикации их не обращены к читателю, а адресованы братьям по цеху.

Огромное уважение вызывают нечастые, к сожалению, публикации одесских исследователей, людей, в которых «квартирует совесть». Большинство же преподносимых подделок попросту опасны. Авторы, сохранившие генетическую память о погромах, ловко коньюктурничают, и, надув щеки, уходят от неудобной темы.

Но когда понимаешь, что еврейский театр уничтожил не только режим, но и собственная интеллигенция, когда узнаешь, что и в фашистской Германии были еврейские театры, создаваемые как «средство концентрации объекта», трудно полагать, что кого-либо потрясут откровения вроде тех, что Земля круглая...

Пора отдать должное артистам, режиссерам, художникам, композиторам еврейского театра и зрителям, для которых они трудились.

ИзменитьУбрать
(0)

...Времена не выбирают. В них живут. «В НАШЕ время умереть еврейским актером – большая привилегия... Я хочу ею воспользоваться». Так говорил в трудные периоды своей жизни наш земляк Владимир Ефимович Шварцер. Блестящий актер, до конца служивший Делу.

При рождении Шварцер был наречен Вольфом, но много болел и, как водится у евреев, получил второе имя – Биниомин.

Большой, кряжистый, бритоголовый, он обладал необъяснимым магнетизмом. Особенно впечатляли его узкие, японского разреза глаза, в которые и заглянуть-то порой было трудно. Зато на сцене в них отражался мир его героев.

Из 87 лет своей жизни Шварцер 72 года отдал еврейскому театру, и не разлучался с ним ни во времена его расцвета, ни в тяжкую пору уничтожения.

«Нас, актеров, – говорил он в одном из писем, – объединяет любовь к родному театру, родному искусству, которому мы отдали себя без остатка. И эту любовь мы пронесли через всю нашу довольно нелегкую жизнь».

Трудно складывалась судьба Биниомина Шварцера. После прокатившихся по всей России погромов десятки тысяч обезумевших от страха евреев устремились в Америку. Среди беженцев был и одесский рыботорговец Хаим Шварцер со своей многочисленной семьей.

Через два года Шварцеры возвращаются на родину – в Одессу.

Пятнадцатилетний Биниомин вступает суфлером в еврейскую труппу Сабсая. Испол­няет эпизодические роли, пытается писать пьесы. Талантливого юношу приметил «острый на глаз» Перец Гиршбейн, в труппе которого играли кумиры еврейской сцены Эстер­-Рохл Каминская и Яков Либерт. Шварцер стал их любимым учеником.

Затем – Первая мировая война, австрийский плен и снова Одесса, уже советская.
В 1919 году режиссер Бертонов с писателем Аврумом Коганом пытались создать в Одессе первый государственный еврейский театр. К ним присоединился и Шварцер. Однако жестокий голод, охвативший всю Украину, разогнал актеров по глухим провинциям, где еще можно было выжить.

Шварцер работает в разных по уровню коллективах, проходя жесткую школу и выдвигаясь в число признанных мастеров. Он создает свой коллектив – «Фолгс-театр», который по творческим принципам, репертуару, актерскому составу выгодно отличался от многих передвижных трупп.

В сезоне 1926-1927 гг. в Одессу отделом искусств Окрполитпросвета был приглашен Менахем Рубин, приехавший со своей труппой. В ее составе был и Шварцер. Это был сильный опереточный коллектив. В рецензиях тех лет Владимир Ефимович получал только положительные оценки. Сват Соловейчик в «200 000» Шолом-Алейхема, Пимпринетти в «Баядерке» И. Кальмана, Берлеро в «Продавцах славы» М. Паньоля и П. Нивуа, Давид Фельдман в «Ди фрейлехс мишпохе» И. Триллинга, Шнеерсон в «Кровавой шутке» Шолом-Алейхема, роли в «Стемпеню» – всех не перечесть! О Шварцере в превосходной степени писали Альцест, И. Крути...

В 20-е годы деятелей еврейской сцены захлестнула дискуссия о путях развития «нового театра».
Большинство периферийных коллективов, развивавших реалистические традиции национального искусства, отстаивало право на жизнь театра Гольдфадена, Гордина, Шолом-Алейхема, звало изучать опыт десятков поколений актеров-самородков.

« ...как могли мы выдержать такую осаду, которую нам, старым еврейским актерам, пришлось претерпеть от Грановского, Литвакова и других евсекторов.., – писал Шварцер много лет спустя. – Народ голосовал за нас “ногами”, так как шел в наш реалистический театр, невзирая на то, что у Грановского были дорогие костюмы, богатые декорации и замечательный оркестр. Наши постановки, конечно, были бедненькими, ибо не хватало средств на художника, композитора... Но мы вкладывали в них свои “горячие сердца”, свои “трепетные души”, весь свой Б-гом отпущенный талант».

К концу первого десятилетия октябрь­ского переворота завершилась национализация всех театров страны. Биниомин Шварцер с некоторыми актерами своего частнопредпринимательского коллектива вливается в Первый Государственный Передвижной еврейский театр Украины и становится его художест­венным руководителем. Затем, после­ расформирования Передвижного театра, семь творческих лет (1934-1941) отдает одесскому ГОСЕТу, одному из интереснейших театров страны...

Актера обычно определяют по амплуа, Шварцер же был на редкость многогранен. С одинаковым успехом давались ему драматические, комические и даже героические роли. Кого бы он ни играл: плутоватого солдата Швейка, деревенского философа Тевье или пламенного революционера Ботвина – зрителя всегда поражала глубина, правдивость и сочность образов. Некоторые драматургически слабые пьесы своим успехом обязаны его отличным актерским работам. Так было с весьма наивной комедией Айзека Губермана «Гость с того света», в которой Шварцер создал колоритный образ бедняка – возчика Ошера, вернувшегося из Польши на родину через 20 лет. Чем старательней и вдумчивей «гость с того света» силился осознать новую для него жизнь, тем чаще попадал во всевозможные комедийные положения. Здесь была огромная опасность пойти на поводу у той части публики, которая предпочитает зубо­скальство раздумью. У Шварцера Ошер вырос в фигуру трагикомическую и шагнул далеко за рамки авторского замысла.

ИзменитьУбрать
В. Шварцер в роли
Тевье-молочника
(0)

Многие замечательные актеры играли роль Тевье, герой романа Шолом-Алейхема давно уже стал неотъемлемой частью мировой культуры, ее гордостью. Казалось бы, все изобразительные средства уже исчерпаны. И, тем не менее, Тевье Шварцера отличался от своих предшественников поэтичностью и глубочайшим гуманизмом. Не случайно именно Шварцера в период его работы в москов­ском ГОСЕТе­ избрал Соломон Михоэлс своим дубле­ром на эту роль.

Нет надобности делать здесь подробный анализ созданных Шварцером образов: он это прекрасно сделал в своих мемуарах «Осталось в памяти». Официозный еврейский журнал «Советиш Геймланд» неожиданно оборвал их публикацию на описании триумфа пьесы Любашевского «Яков Свердлов», в которой Шварцер, кстати, единственный на еврейской сцене актер, сыграл роль Ленина.

ИзменитьУбрать
В. Шварцер
в роли мистера Фиджина
(0)

После разгрома московского ГОСЕТа (некролог С.М. Михоэлсу от актеров его театра подписали только Зускин и Шварцер...) и ликвидации всех еврейских театров страны Шварцеру повезло: в числе немногих «счастливцев» он пробился на русскую сцену – в Центральный Детский театр. Там Владимир Ефимович сразу же занял заметное положение и тряхнул стариной в таких ролях, как Дед в инсценировке горьковского «Деда Архипа и Леньки», мистер Фиджин в «Оливере Твисте» Диккенса, капитан Моржерет в пушкинском «Борисе Годунове» и т.д. Это был период его творческого обновления.

«Если актер получает интересную роль, – писал он в январе 1957 года, – то, невзирая на трудности, ошибки, неудачи во время репетиций, он черпает для себя из встреч с режиссером много нового...

Мне посчастливилось, ибо “Оливера Твиста” ставила наш главный режиссер Мария Осиповна Кнебель. Мне на старости лет впервые пришлось делать этюды!

Сначала я отказывался, мотивируя тем, что никогда этим не занимался. Но Мария Осиповна так тонко и дипло­матично доказывала мне, что и Качалов, и Москвин, и многие другие актеры в свои довольно немолодые годы “этюдировали”, что я вынужден был согласиться.

После первого этюда она в присутствии актеров и директора сказала: “Владимир Ефимович, если вы во время спектакля так же сыграете,­ как сейчас показали этот этюд, то вы многого достигнете”. И она не ошиблась в своей оценке. Спектакль я сыграл очень хорошо. Было много похвал...»

Однако, несмотря на успех, кровоточило сердце. Кровоточило от тоски по родному еврейскому слову.

Мысль о возрождении еврейского театра не покидала его. Но любая попытка создать, пусть даже самодеятельный, еврейский кружок пресекалась самым решительным образом. Порой захлестывало отчаяние:

«Дело не продвигается ни на шаг...»

«Мне надоело быть Дон-Кихотом и бороться с ветряными мельницами...»

«Ничего нового не предвидится...»

«Финита ля комедия...»

То вдруг появлялась надежда: «Как будто лед тронулся... Обещают коллектив для гастролей с1957 года... Надеюсь еще перелистать счастливые страницы жизни...».

К Шварцеру и его жене, еврейской актрисе Соне Лещинской, обратилась группа энтузиастов, готовых на свой страх и риск создать концертную программу на еврейском языке.

И, хотя незадолго до этого Владимир Ефимович жаловался, что болен («Нашли грудную жабу. Куда забралась, чертовка!»), далеко уже не молод, говорил, что удовлетворен работой в Центральном Детском театре, – он, не колеблясь, принял предложение коллег возглавить Ансамбль.

Репетировали в основном по ночам после­ постылой работы – ведь бывшим актерам, чтобы как-то существовать, приходилось красить косынки, продавать газеты, вулканизировать покрышки.

Собирались у кого-нибудь на тесной квартире. Иногда удавалось тайком получить вестибюль гостиницы или клубную сцену после кино и танцев. От усталости не держали ноги, но работали с воодушевлением.

Наконец, зимой 1962 года актеры неожиданно нагрянули в редакцию журнала «Советиш Геймланд» и в проходах между столами показали оторопевшим сотрудникам всю программу: отрывки из пьес, сценки, монологи. В редакции обещали замолвить за них словечко в Министерстве культуры. И началось «хождение по мукам»!

Заслуженый артист РСФСР Шварцер никак не мог добиться приема к «самой» Фурцевой.

Бесчисленные замы почтительно выслушивали его и, подшив бумажки, называли номер очередного кабинета.

Долго и терпеливо совершал Владимир Ефимович свой обход кабинетов. Не бездей­ствовали и другие актеры. Они дежурили в приемных всевозможных начальников, проскальзывали мимо секретарш в кабинеты, подавали заявления и жалобы. Особой настойчивостью отличался Арон Коган. Он ловил чиновников в коридорах и лифтах, подстерегал у туалетов. В спорах с ними доводил себя до сердечных приступов, но отовсюду слышалось «Нет! Нет! Нет!» ( 10-го февраля 1968 года в Киеве во время спектакля «Колдунья» Коган шепнул партнеру: «Уведи меня со сцены...мне плохо...». За кулисами он скончался.)

Наконец, Шварцера допустили в кабинет министра культуры. Фурцева говорила с ним доверительно: «сейчас, сами понимаете, ни о каком стационарном еврейском театре не может быть и речи – еще не время, – а вот о передвижном ансамбле при Москонцерте... подумаем... согласуем... утрясем...»

Так перед горсткой энтузиастов распахнулись двери дотоле неприступного Главного концертно-гастрольного объединения столицы. Закрытый просмотр, который им там строили, прошел с триумфом. Все члены комиссии воодушевлено трясли им руки. Кто-то из пожилых, расчувствовавшись, признался, что уже давно, со времен работы в студии МХАТа­, не испытывал такого огромного эстетического­ наслаждения.

Казалось бы, все горести позади. Да не тут-то было!

Заупрямилось начальство Москонцерта: зачем ему под себя такую мину подкладывать? Из-за этих евреев, в случае чего, костей не соберешь... И пошли оттяжки, увертки, отговорки: нет помещения, раздуты штаты, перерасход зарплаты...

Снова людей захлестнула бюрократическая волокита. Снова начались хождения по кабинетам и разговоры на высоких тонах.

Наконец Москонцерт принял «соломоново» решение: из прежнего состава оставил троих и придал ансамблю актрису Колинг с певцом Шульманом.

Зиновий Шульман, отсидевший 10 лет за «еврейский буржуазный национализм», был особенно неугоден москонцертовским вымогателям: ни в столице, ни на периферии он никому не давал взяток за право петь еврейские песни и поэтому часто «сидел на простое». В Драматический ансамбль его явно сплавляли.

Чтобы не потерять все, пришлось Шварцеру согласиться на предложенные условия и спешно перекраивать программу.

Глубокой осенью 1962 года в Кировограде состоялась премьера. А потом – Житомир, Харьков, Москва, Одесса, Винница, Ленинград, Вильно, Каунас, Черновцы, Киев, вся Сибирь, Средняя Азия, Биробиджан...

С первых же спектаклей стало очевидно, насколько велика тяга еврейского народа к своему искусству.

«К нам идут как на праздник, – рассказывал Шварцер. – Идут понимающие язык и не знающие ни одного слова на идиш. Идут, преодолевая страх. Москонцерту мы даем бешеную прибыль и только поэтому выросли в театр». В репертуаре «Тевье-молочник», «Двести тысяч», «Колдунья», «За океаном», «Испанцы»...

Это с одной стороны. А с другой: «Какие пакости чинят нам! Приехали мы в Житомир. Оставили вещи в гостинице и вышли в город. А там – ни одной афиши. А вечером играть! Директор филармонии, цедит сквозь зубы, что если мы такие популярные “еврейские” артисты, то достаточно одного щита у кассы. Кому захочется, и без афиши придет.

Делать нечего. Взяли мы рулоны, ведра и пошли по городу расклеивать рекламу. А перед спектаклем – аншлаг. Желающих нас видеть так много, что директор филармонии, скрипя зубами, предложил нам остаться еще на несколько вечеров. У него “горел” план.

А в Ростове-на-Дону горком партии счел наше пребывание в городе нецелесообразным и отменил все спектакли. «Можете жаловаться­» – и все.

Чтобы мы не жаловались, был пущен слух, будто еврейские актеры завезли с собой какую-то заразную болезнь, и во избежание “эпидемии” их изолировали. Пять дней продержали закрытыми в гостинице, а на шестой, ночью, затолкали в первый попавшийся поезд и отправили, куда глаза глядят.

А как часто оказываются занятыми площадки, на которых предстоит играть, или “разбронируются” заказанные нами номера гостиниц. Приходится томиться в ожидании, спать на стульях за кулисами, а порой даже и жить впроголодь – ведь Москонцерт за “простой” не платит...
Г-споди! Да разве все упомнишь!»

Но во всех ролях Шварцер был великолепен! Его Тевье поражал своей человечностью и философской глубиной. Неунывающий Шимеле Сорокер искрился шолом-алейхемов­ским юмором. А Баба-Яхна была просто изумительна!

Так уж повелось со времен Гольдфадена, что женскую роль Колдуньи играл мужчина. Но мало кто мог соперничать с великолепием сатирических красок, актерским озор­ством и непередаваемым обаянием Шварцера в этой роли. А ведь ему в то время шел уже 76-й год!
После того как во время гастролей скоропостижно умерла жена, он часто болел, тяжело переносил переезды, но находил в себе силы играть каждый спектакль без скидок и поблажек.
Шварцер работал до последних своих дней. Но с 1973 года он был уже не в состоянии осуществлять художественное руководство. Ансамбль возглавил Феликс Берман. Его вскоре сменил Рыклин, при котором театр стал русско-еврейским. А при режиссере Николае Губенко он окончательно руссифицировался.

Пришли в коллектив новые актеры, преимущественно русские и молодые. Группе еврейских актеров предложили уйти... Так тихо скончался Еврейский Драматический Ансамбль при Москонцерте.

8 января 1979 года умер Вольф-Биниомин Шварцер – один из крупнейших деятелей еврейской сцены, до конца служивший Делу, имевший неоспоримое право на привилегию – умереть ЕВРЕЙСКИМ артистом...

Эти строки – лишь одна из глав истории ушедшего еврейского театра. Нужна книга. Верно сказал Бернард Шоу: «Сохраните только память о нас, и мы ничего не потеряем, уйдя из жизни».


Флят Л.
02.02.2009 08:15

ВоспоминанияФ. Миндлина об еврейском актере В. Шварцмане мне очень понравились. Одно не понятно, для чего автор сообщает о том, что кроме Зускина и героя его статьи никто из московских госетовцев не подписал некролог о кончине С.М. Михоэлса? Это ничего не добавляет к портрету Шварцмана, но говорит о том, что автор статьи недостаточно информирован и, к тому же, вводит в заблуждение читателей. Вот фамилии госетовцев, подписавших некролог: В. ЗУСКИН, Л. Пульвер, М. Штейман, И.Альтман, Е. Эпштейн, Е. Карчмер, Т. Хазак, Д. Финкелькраут, А. Тышлер, Л. Розина, С. Ротбаум, Я. Куклес, В. ШВАРЦЕР, Ю. Минькова, Г. Фишман, З. Шнеер, М. Беленький, И. Крути (Правда 1948 15 января). С уважением, Л.Ф.

Какая, все-таки, замечательная штука - электронная версия журнала!
Так по крупицам подверстывается история. Жаль только, что все это не собирается воедино на бумаге (во всяком случае пока) и может исчезнуть в океане Интернета. С другой стороны, оно может "прихлынуть" на чей-то берег как брошенная в море бутылка с запиской.
Уважаемый Л. Флят, думаю, что Фауст Петрович не обладал приведенной Вами информацией и, так как он готовит книгу о еврейском театре, будет очень рад учесть Ваше замечание.

Александр
17.11.2011 15:13

Когда эмоции захлёстывают - объективность теряется - это я о рассказе автора статьи о смерти Ансамбля. Я,Александр Чернов, актёр Московского Еврейского Драматического Ансамбля с 1979 года , хочу внести ясность в эту историю. Но сначала о Владимире Ефимовиче Шварцере. Я его уже не застал, он ушёл от нас за несколько месяцев до моего прихода в труппу, но сколько замечательных рассказов о нём мне довелось услышать! Мало кто знает, например, что Владимир Ефимович во время работы в Госсете, будучи дублёром С.М.Михоэлса, сыграл "Тевье Молочника" большее количество раз чем сам Михоэлс! А теперь вернёмся к истории ансамбля. После ухода Шварцера Ансамбль возглавил талантливейший режиссёр Феликс Берман. В театр приходят молодые актёры ( преимущественно евреи) и вводясь в уже готовые спектакли одновременно изучают идиш. У каждого театра , как у МХАТа, должна быть своя "Чайка". Вот такой "Чайкой" для Ансамбля стал поставленный Феликсом Берманом мюзикл "Заколдованный портной" по Шолем-Алейхему. В этом спектакле было 54 музыкальных номера! Для особо любопытных рекомендую прочитать Феликса Канделя "Заколдованный театр", где он потрясающе описал премьеру спектакля в концертном зале гостинницы "Советская" в 1974 году. Когда Ансамбль принял Иосиф Рыклин никаких намёков о переходе на русский язык даже не возникало. Вдобавок к уже имевшимся в репертуаре спектаклям добавился поставленный Рыклиным "Гершеле Острополлер" Гершензона. В театр пришло пополнение и вновь это были евреи - Иосиф Левкович, Геннадий Абрамов и автор этих строк. Да, у Ансамбля была трудная судьба, но он жил и творил! С каждым годом носителей языка идиш становилось всё меньше, а шум в зале становился всё громче - это знатоки идиша ( примерно один на ряд) переводили для тех, кто языка не знал, или знал пару-тройку слов. И вот когда в 1980 году Ансамбль принял Яков Абрамович Губенко он ПЕРВЫМ поставил спектакль на русском языке! Вернее спектакль шёл на двух языках, молодые говорили по русски, а пожилые на идиш. Спектакль этот стал нашей второй "Чайкой". Это был "Дамский портной" Борщаговского и это была первая постановка этой пьессы. Сдавали мы её, по традиции, в Концертном зале гостинницы "Советская". Дата тоже была памятная, 20 сентября... Начало растрелов в Бабьем Яру... Потом было много спектаклей шедших и на идиш и по русски... Мы не хотели остаться только этнографическим театром и поэтому искали путь к зрителю. Между прочим при Губенко Ансамбль получил статус театра и своё помещение на Варшавском шоссе 71! А в 1988 году театр принял А.С.Левенбук. Театр сменил название на "Шалом", была поставлена наша третья "Чайка" - "Поезд за счастьем" А.Хайта, которую, к стати, мы играли и на русском, и на идиш. Но это уже совсем другая история! Таким образом Ансамбль не умер, а переродился и если кому-то кажется, что умер... Ну пусть... Каждый из нас имеет право на суждение

Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №99 > Каждый выбирает для себя...
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-29 11:41:46
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Jerusalem Anthologia Jewniverse - Yiddish Shtetl Еженедельник "Секрет"