0

№158

Мигдаль Times №158

ДОРОГАМИ ВОЙНЫ И МИРА

Михаил ПОЙЗНЕР

А где-то в году 1969-м, сразу после смерти мужа, бабушка переехала к нам, в Одессу. Поселилась на Молдаванке, в частном дворе, почти на Староконном базаре. Крохотная кухня, комнатка да узкий коридор – вот и вся квартира, перестроенная из старого сарая.

Пейся Лейдерман. Венгрия, ноябрь 1944 г.

(0)

Практически круглый год на этой жилплощади вповалку ночевали ее односельчане, торговавшие салом и различными копченостями на Привозе. Казалось, квартира навсегда пропиталась специфическим духом, а в целом напоминала еще тот советский Дом колхозника.

Мой отец заходил и выходил из этой квартиры, мягко говоря, с недовольным видом, громко возмущаясь бесконечными квартирантами. Когда же он случайно сталкивался с кем-то из них на Привозе, то всегда мог услышать: «Це ж наша людина! Та підходьте! Все-все геть свіженьке…»

Все эти квартиранты были как бы на одно лицо. Среди них, однако, выделялась высокая красивая женщина, опрятно одетая, с трудом разговаривающая и мгновенно краснеющая при виде посторонних. Звали ее, если не ошибаюсь, Мария Олексийчук. Оказалось, что у Марии с рождения был дефект речи, и, видимо, стесняясь этого, она всегда при разговоре прикрывала рот ладонью. Когда появлялся мой отец, Мария сразу же замолкала, опускала голову, отставляя в сторону еду. Наступала гнетущая тишина…

На выпады моего отца бабушка старалась не отвечать, обходясь иногда комментариями в два-три слова. Однажды она отвела меня в сторону и рассказала то, что, очевидно, сказала бы и моему отцу, если бы тот хотел послушать.

…Мястковку оккупировали через месяц после начала войны. Вскоре ее мужа, моего деда Пейсю, арестовали и увезли в тюрьму в Тирасполь, обвинив в распространении негативной информации о новой власти. Вот официальная справка о его пребывании в Тираспольской тюрьме, выданная 31 марта 1944 г. (орфография и пунк­туация подлинника сохранены).

Справка
Дана гр-ну м. Мястковка Лей­дер­ма­ну П. в том, что он действительно пострадал во время румынской власти, обвиняли его в пропаганде за Советскую власть и распространение листовок против фашистской влас­ти, вследствие чего г. Лей­дер­ман Пей­ся сидя в тюрьме в г. Ти­рас­поле почувствовал на себе большие переживания, а именно: большое варварское избиение, где он вынужден был долгое время лежать для окрепления как больному человеку, согласно забранных у него документов своего здоровья, что и предоставляется.
Председатель нацсовета
Секретарь

В первые же дни войны их сын Абрам, 1922 г.р., был призван в действующую армию. Старшая дочь Клара с мужем Михаилом и двумя детьми не успели эвакуироваться из Одессы, где и погибли в ноябре 41-го. Бабушка оставалась вместе с моей мамой и престарелыми родителями.

Клара Лейдерман с мужем Михаилом

(0)

Чем, собственно, занимались евреи в их селе? Как обычно – портные, шорники, сапожники, парикмахеры, столяры, учителя, провизоры, медсестры, бухгалтеры…
С приходом немцев и румын быстро организовали гетто, переселив туда всех евреев. Жили в ужасных условиях – в одной комнатке по три-четыре семьи. Кроме «своих» евреев, добавились еще и беженцы из Бессарабии. У всех отобрали орудия труда: швейные машинки, сапожные инструменты... Под страхом смерти запретили какие-либо контакты с местным населением. Морили голодом, избивали, насиловали, унижали, гнали стариков и женщин на тяжелые физические работы. А время от времени сгоняли всех к полуразрушенному зданию старой тюрьмы, ставили вокруг пулеметы и стреляли… в воздух. Так они развлекались. Так давали понять, что следующий раз может быть последним.

В этих условиях отец Марии Олексийчук обратился к настоятелю сельской церкви:
– Мы верующие люди. Мы люди законопо­слушные. Новая власть запретила общаться с евреями… А это им голодная смерть… Как быть, отец? Мы всю жизнь прожили вместе. Еще наши деды добывали вместе кусок хлеба. Чем ответим мы Господу на Его добро?!
Настоятель, не задумываясь, ответил:
Есть законы Б-жьи и есть законы человеческие. Господь учит их соблюдать. Но не всегда и не во все времена законы эти совпадают… Законы Б-жьи непреложны, а законы человеческие бывают и преступны. Посему поступайте так, как вам велит совесть, которая есть голос Б-жий в человеке. И Господь вам судья…
Слова настоятеля церкви быстро разлетелись по селу. Далеко не каждый принял это на свой счет. Этот бесстрашный священник как бы благословлял прихожан на правое дело. Сельчане стали тайком заносить в гетто еду, инструменты для работы. Частые проверки и облавы так и не ­смогли прервать эту человеческую связь. Наверное, не только Олексийчуки рисковали своими жизнями…
Бабушка часто повторяла слова настоятеля, и я запомнил их почти дословно. В моей памяти застряли и фамилии полицаев, отличавшихся особой жестокостью по отношению к евреям, – Сергей Мартынюк, Фанька Раку… и еще десятки фамилий.

О Фаньке Раку отдельно.
Этот молодой негодяй всегда носил с собой кожаную плетку со свинцовым наконечником. Калечил и избивал беззащитных, порой до смерти. Особенно измывался над пожилыми людьми. Как-то после очередного возлияния, он ворвался в хату, где ютилась семья подруги моей мамы Лизы Вятер. Стал избивать стариков, заступилась 15-летняя Лиза. Ее оторвали от него полуживую…
После войны за сотрудничество с оккупантами Раку был осужден на 25 лет. Отбывал срок где-то в Норильске, на урановых рудниках. Все же через много лет вернулся в соседнее село. К этому времени Лиза Вятер окончила Одесский мединститут, работала в родном селе рентгенологом и терапевтом. И вот как-то на приеме, в полной темноте осмот­рев на рентгене очередного больного, она, как обычно, заглянула в его историю болезни. Это была карточка Фаньки Раку… За мгновения перед ней пробежала вся жизнь.

Когда включили свет, он тоже узнал ее. Упал на колени, фальшиво прося прощения… Теперь перед ней был не убийца и садист, а больной человек, требующий внимания.
Все осталось в прошлом – она лечила этого Раку до последнего дня его жизни.

Семья Лейдерман. Внизу – Хаим-Лузер и его жена Хона-Бейла. Вверху – Пейся и его жена Ита
Пейся Лейдерман. Венгрия, ноябрь 1944 г.

(0)

Так это было…
К огромному удивлению, еврейское население тех районов Винницкой области, в большинстве своем, пережило оккупацию. А может, румыны просто не успели с этими евреями разобраться до конца, хотя и очень старались.
В самом начале 43-го толпу евреев снова выстроили, чтобы действительно расстрелять. Тут на машине подъехал поп – высокого роста, с бородой, в рясе и c большим золотым крестом на груди. Именно этот крест запомнился всем. Подозвал к себе офицера-румына и предъявил ему бумагу якобы за подписью важного немецкого начальника. После длительного разговора на повышенных тонах евреев отпустили. Вслед поп прочитал что-то из Священного писания…

Уже на следующий день один из евреев поделился своими сомнениями: «Мне показалось, что тот поп очень похож на сына того-то из нашего села. Он еще до войны уехал учиться в Москву…» В действительности так оно и было. «Поп» выполнял специальное задание подпольщиков. Какое? Об этом эпизоде мне рассказывали много раз и каждый раз в различной интерпретации, с различными дополнениями. Рассказывали сами свидетели, пересказывали родственники с их слов. Важно, однако, что в результате люди остались живы.

Моя бабушка не забыла те страшные годы, не забыла и поступки семьи Олексийчук. Всю жизнь она считала Марию своим близким человеком.
К 20-летию Победы в селе воздвигли монумент с указанием фамилий односельчан, сложивших голову на той войне. В этом скорбном списке и мой дядя Абрам, погибший в июле 44-го, уже после освобождения Украины.
Здесь много украинских, русских и еврейских фамилий. У войн свои законы, пули и снаряды не очень-то разбираются в национальностях.

(0)

В 1946-м моя мама вышла замуж и переехала в Одессу. Мы всегда на летние каникулы гостили у бабушки и дедушки. До середины 60-х годов здесь еще теплилась какая-то жизнь, особенно в еврейской среде. К этому времени подросло послевоенное поколение, начались поступления в институты и техникумы. Дети осели в городах – в основном, Одессе, Виннице, Кишиневе, Киеве. Некоторые добрались даже до Москвы и Ленинграда. За детьми потянулись родители. В 80-90-е многие оказались в дальнем зарубежье – в Америке, Израиле, Германии, Австралии.
Незаметно годы прокатились по жизни. Похоронили стариков, переживших войну. За еврейским кладбищем уже давно никто не смотрит. Лишь очень изредка кто-то приедет да обнажит голову у заброшенной могилы близкого человека. В этом ком-то очень трудно, а иногда и невозможно узнать бывшего односельчанина…
И сегодня, проходя по этому пустынному кладбищу, я пытаюсь представить, как выжили люди на территории, отведенной под гетто, – как выжили они за этой «чертой оседлости», за которой – слезы беспомощности и отчаяния, голод и смерть.
Вот могила моего деда Пейси, который уже на второй день после освобождения села, будучи не призывного возраста, ушел добровольцем на фронт и воевал до конца.
Вот лежат мои прабабушка Хона-Бейла и прадедушка Хаим-Лузер.
Вот могила Елизаветы Абрамовны Вятер, давшей клятву Гиппократа и исполнившей свой врачебный долг до конца. Вокруг сотни могил, могил известных и бе­зымянных. Надписи на многих памятниках стерло время.

Но время не властно над памятью.
Над памятью о таких, как Олексийчуки, которые и в те страшные годы оставались настоящими людьми. Над памятью о забытом настоятеле сельской церкви, человеке с голосом Б-жьим в душе.
А перед глазами колючая проволока, за которой – моя мама, тогда 14-летняя девчонка – не по годам взрослая, бесконечно уверенная, что добро всегда победит.
Эта колючая проволока проходит рядом с моим сердцем…

Добавить комментарий

Добавление комментария

Поля, отмеченные * , заполнять обязательно * Подписать сообщение как  Имя  без пароля (гостевой вход)  Ник  Пароль  Войти?        Зарегистрироваться  Забыли пароль? * Текст  Показать подсказку по форматированию текста