Не секрет, что Одесса выросла на торговле с заграницей. Севастополь воевал, Николаев строил корабли, в Херсоне сидел губернатор и прочая чиновничья братия. А Одесса занималась бизнесом – порто-франко и всё такое.
Можно смело сказать, что настоящее окно в Европу прорубил не Пётр своим слякотным Санкт-Питербурхом, а Екатерина – Одессой и Чёрным морем.
Нашим предкам это было предельно ясно. Взять того же «Евгения Онегина». Чуть ли не в первых строках Александр Сергеич пишет:
Всё, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный
И по Балтическим волнам
За лес и сало возит нам...
Одесские пушкинисты не устают спорить, откуда взялись «балтические» волны вместо прям-таки очевидных «таврических». Про сало промолчу, это тема не еврейская, а вот по поводу леса ходят слухи, что в первоначальных вариантах был хлеб, а никакой не лес. Хлеб – он, как говорится, всему голова.
Буквально чуть ниже Пушкин характеризует Онегина следующим образом:
... был глубокой эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живёт, и почему
Не нужно золото ему,
Когда простой продукт имеет.
«Простой продукт» – однозначно зерно.
С зерном связано множество одесских народных легенд. Взять хотя бы тех же котов. Одесса – город кошачий; коты здесь людям дорогу не уступают. А началось всё, как утверждают очевидцы, с зерна: когда через Одессу пошло зерно, появились склады и амбары, а где амбары с зерном, там, понятное дело, и крысы. Поэтому предприимчивые зерноторговцы стали сманивать с кораблей тамошних котов и расселять их по своим крысоопасным амбарам. Есть версия, что оттуда пошла традиция не только пригревать котов, но и благосклонно относиться к местным кошколюбам.
Буквально пару слов о зерноторговле Российской империи, – просто чтобы было понятно, о какой золотой жиле идёт речь. Не буду мучить миллионами пудов и четвертей, скажу лишь, что в российском экспорте зерно составляло от десяти с небольшим процентов в 20-е годы XIX столетия до пятидесяти трёх – больше половины, на минуточку! – к 70-м годам, и лишь к началу XX века проявилась тенденция к снижению, скажем, до сорока процентов с небольшим. Через Одессу проходила изрядная часть всего российского зернового экспорта, в 1830-40 годы – до половины.
Первыми серьёзными зерноторговцами у нас были поляки. Коммерческое «Польское товарищество» появилось чуть ли не до основания Одессы – и занялось, в первую очередь, хлебной торговлей. Что, впрочем, не удивительно, ведь среди первых поляков-одесситов было немало шляхтичей, причём не какой-нибудь мелкопоместной голытьбы, а настоящих магнатов, крупных землевладельцев из Подольской губернии (образованной, кстати, на два года позже Одессы) – Потоцких, Собаньских, Браницких, Липковских, Ярошинских.
Зерноторговцы-поляки строили особняки и хлебные амбары («магазины») поближе к порту, в начале Карантинной балки, сформировав в этом районе целую улицу, названную, естественно, Польской. «Магазинов», кстати сказать, было больше, чем жилых домов: магнаты зачастую в Одессе не жили, а лишь время от времени наезжали в город по делам и для развлечений. Мемуаристы писали, что, продав зерно, они «набирают столько иностранных предметов роскоши, сколько могут унести», а «хозяйские дочки» закупают несметное множество «шляпок и свежих парижских моделей»1
Самое, может быть, заметное напоминание о тех временах – Сабанские казармы на Канатной. Исходно это был хлебный магазин Иеронима Собаньского. «Дом этот имеет три этажа и погреба и замечателен не только по своей прочности, но и по величине (68 саж. длины2 )»3 .
Из-за участия Собаньского в польском восстании его хлебный магазин, построенный в 1827 году, уже через несколько лет конфисковали в пользу военного ведомства и перестроили в казармы. Но фамилия исходного владельца, пусть и в искорёженном виде, сохранилась в названии дома и прилегающего переулка, тоже «Сабанского».
Были, однако же, хлебные магазины и покрупнее: «особенно выдавался по своим размерам магазин Папудова, построенный в 1843-1846 годах и занимавший целый квартал на Соборной площади».
Отец Константина Папудова носил простую греческую фамилию Пападзис. А мы с вами переходим к следующей странице зерноторговой истории Одессы: греческой.
Греческая зерноторговля началась во времена герцога Ришелье, а самый её расцвет относится к 1830-м годам, когда на греков приходилось до 40 процентов российского зернового экспорта.
Списки зерноторговцев 30-60-х годов XIX века пестрят греческими фамилиями: Маврокордато, Родоканаки, Петрококино, Севастопуло, Инглези, Ралли, Маразли. Как правило, это был семейный бизнес, в крайнем случае, клановый. В этом была и сила, и слабость: когда некому было продолжать дело, семейное предприятие угасало.
Греческие купцы были очень оборотистыми. У самых крупных из них имелся даже свой флот зерновозов. Суда были оснащены огнестрельным оружием, в том числе пушками, чтобы отбиваться от пиратов4 .
Разбогатев, хлеботорговцы понемногу передвигались на финансовый рынок: зачем торговать зерном, если можно торговать деньгами?
От этой плеяды купцов немало перепало и Одессе. Вспомнить хотя бы Родоканакиевское девичье греческое училище на Троицкой или трёхэтажное Родоканакиевское же мужское училище, чуть дальше по улице (в нём сегодня обитает городская больница №5). Матвей Маврокордато построил школу для слабовидящих детей. А Григорий Иванович Маразли преподнёс городу бесценный, просто бесценный подарок: своего сына Григория Григорьевича, заслуги которого перед Одессой просто не вместятся в формат этой статьи.
Кроме греков, среди зерноторговцев первого ряда было много разноплеменных иностранцев: немцы Мас и Вальтер, условный англичанин Хорнби, итальянцы Рокко, Порро, Кортацци – все флаги, как говорится, в гости к нам.
Кстати, именно грекам Одесса обязана первым в Российской империи еврейским погромом. По их малому, так сказать, кровавому навету турецкие евреи оказались каким-то боком виноваты в казни их митрополита Григория, повешенного в Стамбуле. Казалось бы, где тот Стамбул, а где мы – а вот поди ж ты. Впрочем, большой любви между нами не было ещё со времён Антиохов, Епифанов и прочих наследников Александра Македонского.
Евреи, нужно сказать, бывают разные, и в одесской зерноторговле это видно как нигде. Здесь были евреи заграничные, с огромным бизнесом в десятке стран, прям-таки напрашивающиеся под определение «безродные космополиты». Были евреи местные, но которым в Одессе становилось тесно и они эмигрировали куда-нибудь в Петербург, под бочок к царю. Или, наоборот, в Париж.
И наши, чисто одесские евреи: где родился, там и пригодился, заработал денежку, построил себе особняк и дюжину доходных домов, а городу – школу, больницу или ещё чего-нибудь.
Первым заметным евреем на хлебном рынке Одессы был Людвиг Штиглиц, потомственный придворный банкир, немецкий еврей из мелкого германского княжества. Коммерческий и финансовый гений, оказавший множество услуг российским властям, каковые его любили, неоднократно выражали высочайшую признательность, облагодетельствовали званием придворного банкира, дали потомственное баронство и проч. Выкрестился в лютеранство во время Отечественной войны. Крупнейший меценат, щедрою рукой жертвовавший на разнообразные нееврейские цели. Успешно занимался торговлей зерном через Одессу, но в его масштабах это были отвлекающие мелочи, и в середине 30-х годов Штиглиц отдал зерноторговлю своему компаньону-немцу Эрнсту Масу.
После Штиглица евреи хлынули в зерноторговый бизнес потоком. Если в начале 1840-х в этой отрасли практически нет евреев, то в следующее десятилетие у наших уже 21% оборота (против 37% у греков), в конце 50-х – начале 60-х мы обходим греков на голову (почти 40 против их 30), причём берём больше массовостью (в «крупняках» один Эфрусси), а в 80-90-е годы у наших 70%, а греки, можно сказать, сошли с дистанции. В 1900-е годы еврейский бизнес контролирует 82 – восемьдесят два! – процента оборота зерновой торговли Российской империи.
Самые заметные «космополиты» на одесском зерновом рынке – французский еврей Луи Дрейфус и немецкий – М. Нейфельд.
Семейство Дрейфусов представляло собой огромный международный концерн. Не стану вас утомлять перечислением сфер их деятельности в Азии, Америках и Европе, скажу лишь, что они до сих пор входят в тройку крупнейших агроторговых фирм, а по Украине «Луи Дрейфус Компани Украина» так и вообще крупнейший экспортёр зерна. Скажу вам ещё больше: в этом, 2021 году фирма «Луи Дрейфус» завершила строительство нового причала №35 Андросовского мола (254 метра в длину, на минуточку), зерноперегрузочного комплекса и ещё кой-чего по мелочи в Одесском порту – который, по слухам, фирма собирается прикупить (по меньшей мере, частично). Постоянство, достойное уважения!
Но давайте перейдём ко второй категории еврейских купцов.
Житомирский купец Хаим Айзикович (впоследствии Шарль Иоахим) Эфрусси «поднялся» на торговле зерном, переехал в Одессу, занялся, понятное дело, ещё и финансами: открыл банкирскую контору «Эфрусси, Рафалович и Ко»; был соучредителем Товарищества береговладельцев лиманов и Куяльницко-Гаджибейского соляного промысла.
Кроме денег, Эфрусси имел и еврейский нахес – шестерых детей от двух браков, в том числе четырёх сыновей, успешно двинувшихся по стопам отца. Сын Леон, например, получил почётное звание коммерц-советника.
Торговый дом Эфрусси был соучредителем нескольких крупнейших банков, в том числе «Русского для внешней торговли банка», участвовал в железнодорожном строительстве и т.д.
Эфрусси, как мы помним, относились ко второй категории: Мишель и Морис вели дела в Париже. Мишель был настолько крупной фигурой на зерновом рынке, что получил прозвище les Rois du Ble – «король зерна»; помимо прочего, увлекался скачками, дружил с Ротшильдами и даже дрался на дуэли с графом де Люберсаком, позволившим себе антисемитский выпад против Роберта де Ротшильда, друга Мишеля.
Кстати, Морис Эфрусси, младший брат Мишеля, женился на племяннице Роберта – баронессе Беатрис де Ротшильд. Супруги построили на тамошнем Лазурном берегу «виллу Эфрусси – де Ротшильд», местное чудо света.
Нужно сказать, что Одессе от семейства Эфрусси тоже немало перепало. Они, например, основали и финансировали 4-классное городское училище, носившее впоследствии их имя. Пожертвовали на памятник Воронцову пять тысяч рублей – очень немалые деньги.
Или вот Рафаловичи. Абрам Моисеевич Рафалович, отец-основатель торгового дома, с 30-х годов жил в Одессе и занимался по большей части зерном, а его дети и внуки нарастающим, так сказать, итогом занимались зерном и финансами. Давид Абрамович, который вёл дела в основном во Франции, был, говорят, знаком с Александром Дюма – более того, выведен в романе «Граф Монте-Кристо» под именем судовладельца Морреля, «самого честного человека в Марселе».
А вот один из внуков Абрама Моисеевича, Алексей Фёдорович Рафалович, вдрызг разорился на финансовой махинации всероссийского масштаба, чуть было не стоившей места министру финансов Сергею Юльевичу Витте. Вот это, я понимаю, размах!
И наконец, третья категория, самая, пожалуй, многочисленная – одесская. Её представитель Моисей Яковлевич Менделевич вошёл в историю Одессы благодаря гостинице «Пассаж», она же «Пассаж Менделевича», на Дерибасовской, угол Преображенской.
Потомственный почётный гражданин Одессы Абрам Маркович Бродский, из тех самых Бродских, жил в Одессе с 1858 года, занимался торговлей зерном и мукомольным бизнесом. И был он большой меценат: в частности, купил двухэтажный особняк под еврейский сиротский дом, организовал приют Одесского общества призрения нищих, финансировал создание двух еврейских сельскохозяйственных поселений.
Владимир-Зеев Жаботинский в своём романе «Пятеро» с большим уважением писал о зерноторговцах в главе «Мир “делов”»: «…в одном должен признаться – эти двое, и с ними ещё Игнац Альбертович, первые мне показали то, что потом в жизни много раз ещё подтвердилось: что гораздо любопытнее говорить с купцами, чем с профессиональными интеллигентами. В естественном кругу моём я встречался больше с литераторами и адвокатами: потолковав о книгах, больше не о чем бывало нам беседовать, разве что рассказывать анекдоты судебные или редакционные. Но когда те три “хлебника”, уставши от вечной игры в “очко” и в “шестьдесят шесть”, клали локти на стол и начинали пересуживать свои биржевые дела, я невольно заслушивался, и мне на час открывался весь божий мир и чем он живёт. По тысячам дорог Украины скрипят телеги, хохлы кричат на волов “цоб-цобе”, – это везут зерно со всех сторон к пристаням кормильца-Днепра, и жизнь сорока миллионов зависит от того, какие будут в этом сезоне отмечены в бюллетене одесского гофмаклера ставки на
ульку или сандомирку. Но и эти ставки зависят от того, оправдаются ли тревожные слухи, будто султан хочет опять закрыть Дарданеллы; а слухи пошли из-за каких-то событий в Индии или в Персии, и как-то связаны с этим и Франц-Иосиф, и императрица Мария Фёдоровна, и французский премьер Комб, и ещё, и ещё. Обо всём этом они говорили не вчуже, не просто как читатели газет, а запальчиво, как о деталях собственного кровного предприятия; одних царей одобряли, других ругали, и о тех и других как будто что-то знали такое, чего нигде не вычитаешь».
И ещё там же: «…занимательно и сочно рассказывал старик о Севастопольской кампании, о смерти Линкольна, о парижской коммуне, о Скобелеве, о процессе Желябова, о Буланже и тому подобных явлениях из хроники черноморской хлеботорговли».
«Золотым веком» российской – и одесской, естественно, – хлеботорговли считается первая половина XIX века. Потом случилась Крымская война, санкции, закрытие проливов – и пока всё закончилось и наладилось, на место России набежали новые экспортёры, включая американских; потом завели манеру возить муку вместо зерна – мол, так выгоднее; а для муки нужно было строить мельницы – но одесские зерноторговцы успешно работали вплоть до самой революции.
Ну, а после революции зерном занялась новая власть – и это уже совсем другая история.
Замечания/предложения
Сайт создан и поддерживается
Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра
«Мигдаль»
.
Адрес:
г. Одесса,
ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.:
(+38 048) 770-18-69,
(+38 048) 770-18-61.
Председатель правления центра
«Мигдаль» —
Кира Верховская
.
