БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №123 > Сослагательное наклонение, или История по Фраю
В номере №123

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
+4
Интересно, хорошо написано

Сослагательное наклонение, или История по Фраю
Николь ТОЛКАЧЕВА

Все в нем в превосходной степени – этого хватило бы с избытком на нескольких человек. Даже если вы не знаете его по имени и фамилии, то наверняка знаете в лицо. Этого смешного актера зовут Стивен Фрай. Он талантлив и знаменит. А когда человек известный и одаренный вдруг вступает на скользкий путь сочинительства, это всегда любопытно.

ИзменитьУбрать
(0)

Стивен Джон Фрай (род. 24 августа 1957 года) – актер­, писатель и драматург. Известность ему принесли, прежде всего, роли в комедийных телесериалах (особенно «Черная Гадюка» и «Дживс и Вустер») – лишь часть из многих работ творческого союза Фрая и Хью Лори.
Стивен Фрай является большим поклонником Шерлока Холмса. Широко известен по главной роли в фильме «Уайльд» (1997). В 1992-1998 гг. занимал должность ректора Университета Данди.
В одной из статей Стивена Фрая назвали обладателем мозга размером с графство Кент. В 2003 году газета «Observer» назвала его в числе 50 самых смешных людей, когда-либо рождавшихся на свете, а двумя годами позже то же самое сделали профессиональные комедианты. Он номинировался на «Золотой глобус», фильмы с его участием получали «Оскара», а книги становились бестселлерами.
Стивен Фрай в Великобритании почитаем как человек, сумевший сделать себя носителем эталонного английского духа. Он отличается уникальным, необыкновенно изысканным классическим английским выговором и считается носителем безупречного английского языка, и даже вышла книга, посвященная трудной науке «говорить, как Стивен Фрай».

С одной стороны, талантливый человек – талантлив во всем. Однако с той же степенью вероятности может оказаться, что человек оттого и талантлив, что все свои способности он сосредоточил в одном направлении. Но, в конце концов, а чем мы рискуем, взявшись читать его книгу? Только тем, что она может нам не понравиться.

Книги Стивена Фрая нравятся. Их читают. Их хвалят. Они становятся бестселлерами. Их даже не ругают самые придирчивые в мире британские критики. Сам он свой литературный успех объясняет тем, что писательство, по сути, сродни актерству: «Я никогда не ограничивал себя какой-то конкретной дисциплиной или способом выражения. Писать я пытался всегда, с детства. Актерство и писательство похожи. Для того чтобы быть актером, нужно то же самое воображение. Это не то воображение, которым придумывают фантастические истории, но более важное воображение, которое пытается проникнуть в головы других людей, влезть в их шкуру».

Когда это проникновение удается, то рождается удачная роль и хорошая беллетристика, и вечная загадка для читателя (и для зрителя) – а насколько, собственно, лирический герой является отражением самого автора? Заинтересованный читатель начинает искать совпадение жизненных реалий, совпадение мыслей – для того, чтобы подтвердить или опроверг­нуть возникшую иллюзию единства автора и его героя. Книги Фрая, конечно же, не все и не во всем автобиографичны, но они обильно пропитаны и его жизнью, и им самим­.

Кажется, что природа, создавая его, была шутливо избыточна – таким же получился и Стивен Фрай. Избыточный рост, избыточный вес, могучий интеллект, удивительное чувство юмора, феноменальная легкость. А на обороте этих щедрых подарков судьбы не менее щедро собраны: комп­лексы, болезненный перфекционизм, чувствительность к критике, суицидальные настроения и одиночество. Так что питательного материала и для актерства, и для писательства он сам себе поставляет с избытком.

Может, поэтому роман «Как творить историю» (1997) стоит несколько особняком. Не потому, что сделан слишком или, наоборот, не слишком талантливо. А потому, что читателю не совсем понятно, зачем человеку, являющемуся воплощением английского стиля, английского духа, английского языка, писать книгу о фашизме, о Гитлере, об альтернативной истории. С одной стороны, ответ на этот вопрос неожиданно оказывается лежащим на поверхности. Его мама – еврейка, и половина ее огромной семьи погибла во время Холокоста. Но с другой стороны, Стивен Фрай – типичный случай европейского еврея. Человек с нееврейской фамилией, с нееврейским взглядом на жизнь, вне еврейской религии, вне антисемитизма и вне безо­говорочной любви к земле Израиля. «Технически, если это только возможно технически, я родился евреем». Но этот «технический» ответ раз за разом, из интервью к интервью, от вопроса к вопросу, от ответа к ответу, обрастает таким количеством объяснений, что как-то начинаешь понимать, что еврейство Стивена Фрая отнюдь не техническо
го свойства.

«Я люблю мир клубов, старых, почтенных пятизвездочных отелей, улиц Сент-Джеймса и безумных традиционных институций – от крикетного стадиона "Лордс" до "Бифштекса", от мюзик-холла "Уилтонс" до ювелирных магазинов "Уортски", от парикмахерской Трампера на Джермин-стрит до "Песочницы" клуба "Савил". Может быть, потому, что оба мы [с Беном Элтоном] происходим из европейских еврейских семей, избежавших преследований со стороны нацистов, возможность проникать – хотя бы случайно и с краешку – в цитадели Истеб­лишмента давала нам ощущение большей укорененности в культуре и ее законах, которых мы могли бы и не знать вовсе. Не исключено, что и моя безумная коллекция кредитных карточек плюс то, что меня узнавали в лицо портье и метрдотели самых изысканных заведений Лондона, укрепляли мою уверенность в том, что меня просто-напросто не могут сию же минуту арестовать­».
«Впрочем, внутренне я не сомневался в том, что определенного рода антисемитизм в Британии существует. Евреи, подобно гомосексуалистам, считались людьми не вполне здоровыми. Они были частью парада бледных умников, которые на рубеже двух веков смутили наш здоровый мир разговорами о релятивизме и неопределенности, туманными идеями насчет исторического предопределения и расщепления личности. Они, евреи, с их "чертовой Торой" и "распроклятым Талмудом", просто-напросто подталкивают людей к излишествам по части усмотрения одного смысла в другом, к самодовольному раввинскому умному-преумному умничанью. Нынешние люди уже не способны взглянуть на вещь самую простую и ясно сказать вам, что она собой представляет».
«Да и по поводу английского антисемитизма чувства я питал смешанные, под стать моей крови. Те члены маминой семьи, которым удалось пережить Холокост, перебрались, за исключением моего дедушки, в Америку и Израиль. И когда в разговорах со мной они начинали, покачивая головой, дивиться моему решению поселиться в такой антисемитской, по их представлениям, стране, как Англия, я напрочь выходил из себя. "А как насчет Бенджамина Дизраэли? – находчиво возражал им я. – Он уже больше ста лет назад был премьер-министром". Удобства ради я забывал добавить, что отец Дизраэли перешел в христианство».

В одном американском фильме был такой анекдот: «Что такое еврейская болезнь? Это когда забываешь все, кроме чувства вины». Впро­чем, для чувства вины и нееврею, бывает, надо совсем немного. Достаточно съесть чуть больше за обедом, быть несдержанным в речах, а иногда достаточно просто родиться. Например, родиться в один день с Гитлером.

ИзменитьУбрать
(0)

Балбес и шалопай Майкл Янг, аспирант-историк и по совместительству герой романа «Как творить историю», безалаберен, как и положено 24-летнему балбесу и шалопаю, но в каждый из 365 дней календаря он помнит про 20 апреля. «Я действительно родился двадцатого апреля. Думаю, с тех самых пор, как я узнал, что двадцатое апреля – это… ну знаете, что его можно назвать красным днем календаря, я проникся … любопытством или, не знаю, ощущением вины, что ли».

И престарелый кембриджский профессор, немец, воспитанный в еврейской семье, который не может забыть своего настоящего отца: «Мой отец был в Освенциме. Он служил в СС. И мне приходится жить с этим».

ИзменитьУбрать
(0)

Профессор Лео Цукерман обеспечивает движение сюжета из области истории в область теоретической физики, а Майкл, движимый своей юностью и шалопайством, задумывает синтез этих столь далеких друг от друга наук в едином эксперименте. Все дело в том, что человечество разложило науки по полочкам. Поделило их на гуманитарные и естественные, на исследования практические и, скажем так, описательные. Потому что так надо, так понятно, так удобно. Но как быть, если однажды обнаружится что история – наука не менее практическая, чем биохимия, или генетика? Это значит, что она подвержена сослагательному наклонению, и как тут удержаться от исследований опытным путем? «Это нечто производимое мною и Лео in vitro. Исследование природы времени и исторической возможности. Проект, осуществляемый ради развлечения и обретения нового знания».

Имея пусть несовершенную, но действующую машину времени в руках, любое звено истории можно выделить, изменить и посмотреть, что же из этого всего получится. Историк в роли Б-га. И, как положено самозваным богам, Майкл и Лео решают сотворить лучший мир и лучшую историю. А в лучшей истории нет места жгучему чувству вины, нет места геноциду и нет места этому имени…

Адольф Гитлер... Произнося его имя, евреи традиционно добавляют к нему определенный титул. Титул, которого удостаиваются самые страшные люди, порожденные миром и историей: «Да сотрет Всевышний его имя!» – говорят они. А Стивен Фрай написал роман, о том, что будет, если однажды эти слова будут услышаны. Что будет, если из истории человечества изъять всего одного человека? Столь ужасного, столь заслуживающего того, чтобы никогда не рождаться. Возможно, тогда история пошла бы сквозь 20 век с интеллигентным, европейским, человеческим лицом…

«Мой издатель попросил, чтобы на книге была наклейка, что я еврей, и что многие из моей семьи умерли во времена Холокоста. И я отказался, потому что я думаю, что неприемлемо выпячивать такие факты, чтобы книгу хорошо приняли».
«Помню, когда мне было восемь лет, мама показывала мне огромную семейную фотографию. Она указывала на дядей, тетей, двоюродных братьев и других людей и говорила, что эти наши родственники были убиты Гитлером. Я представлял тогда, что Адольф собственноручно убил каждого из этих людей, и в своем воображении рисовал такого зловещего Гитлера с окровавленным ножом в руке.
Когда я стал старше, я начал задаваться вопросом, почему Гитлера и только Гитлера обвиняют в убийстве миллионов людей. Думаю, что именно тогда во мне зародилась идея книги "Как творить историю". Предположим, Гитлер не родился бы на свет. Что, тогда мои родственники остались бы живы? Неужели история зависит от какого-то сперматозоида? Неужели она обусловлена такой мелочью, как рождение одного человека?
Конечно, с полной уверенностью ответить на этот вопрос невозможно. Но я убежден, что человечество просто ищет себе самооправдания, сваливая всю вину за происходящее на каких-то конкретных людей. Что же получается: все ужасы Холокоста – это результат того, что некий сперматозоид оплодотворил некую яйцеклетку? И что, если бы этого оплодотворения не произошло, то миллионы людей были бы спасены? В некотором смысле верить в подобное еще страшнее, чем в то, что концлагеря были исторически неизбежны.
Я действительно почти уверен, что, не родись Гитлер, Европа все равно прошла бы через геноцид. Возможно, внешние обстоятельства были бы другими (например, провели бы массовую стерилизацию евреев), возможно, все происходило бы в другие годы. Хотя даже это сомнительно. Я прочитал столько биографий Гитлера и столько книг про Холокост и об истоках немецкого нацизма, сколько мог. Достоверны ли они, я не знаю, поскольку я не профессиональный историк. Но из прочитанного действительно складывается впечатление, что Гитлер всего лишь удовлетворил аппетит, который существовал».

История никого ничему не учит. Особенно самозванцев. Особенно историков. Самозваные боги оказываются первыми жертвами своего же эксперимента, потому что измененная реальность оказывается намного страшнее той, из которой они бежали. И пусть в этом измененном мире никто не слышал об Адольфе Гитлере, но национал-социалистическая партия, СС и «окончательное решение еврейского вопроса» – это не давняя история, это – новая современность. Тут, собственно, из приключенческого роман становится философским, но успокою читателя – лишь настолько, насколько сам читатель хочет философствовать на темы истории. Роль личности в истории; свобода выбора или предопределенность; и чем тогда обусловлена эта предопределенность, не выбором ли каждой отдельной личности?

Но с философией или без, а рельсы приключенческого романа – с элементами юмора, фантастики, с потрясающе прописанной исторической реконструкцией, – выводят нас к неизбежному хэппи-энду. Впрочем, возвращение мира и истории на круги своя не происходит совсем уж без потерь. Можно считать безвозвратно утраченными на поворотах истории «Ойли-Мойли» – любимую музыкальную группу Майкла, его иллюзии, а вместе с ними – некоторые иллюзии читателей и некоторые из иллюзий самого Стивена Фрая. Да, видимо и у него были иллюзии по поводу совершенства современного мира. Но интеллигентному человеку, европейцу, не позволено задумываться о трагедии европейского еврейства, позволено только плакать и скорбеть. Оказалось, что в своей альтернативной истории он преступил пределы дозволенного, позволил себе личное отношение к истории. Поставив перед героями и читателями вопросы о личной и коллективной ответственности, сам автор был вынужден столкнуться с множеством вопросов, адресованных уже лично ему.

Конечно, ему приходится отвечать не так напряженно, как Салману Рушди за «Сатанинские стихи». Нет. Ведь вопросы эти задаются интеллигентно, по-европейски, с человеческим лицом. Так же интеллигентно, по-европейски, с человеческим лицом окончательно решался «еврейский вопрос» в романе Стивена Фрая. И, кстати, евреев в мире после этого не осталось. Ни одного.


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №123 > Сослагательное наклонение, или История по Фраю
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-28 05:44:57
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Jerusalem Anthologia Всемирный клуб одесситов Еженедельник "Секрет"