На вопрос – какие ассоциации связаны с 1913 годом? – младшее поколение пожимает плечами. Старшее, выросшее при советской власти, cмутно припоминает, что именно с экономическими показателями этого года сравнивали достижения Советского Союза.
Как ни странно, возможно, благодаря моему школьному преподавателю истории для меня 1913-й остался в памяти не только как год расцвета Российской империи, но и как год «дела Бейлиса».
Есть у Шолом-Алейхема роман, мало известный русскому читателю. Называется он «Кровавая шутка». Два однокашника-гимназиста – русский Попов и еврей Рабинович – решили обменяться дипломами. Троечник Попов счел, что отличнику Рабиновичу и поступить в университет легче, и жить проще. Действительность оказалась намного печальнее – поступить он не смог. Но зато смог выяснить важный для себя вопрос – как евреи пекут мацу. Обыденность этого процесса немало его разочаровала – он-то ожидал тайн, ритуала…
Роман Шолом-Алейхем начал писать в 1911 году. В марте 1911 г. в Киеве был убит 12-летний мальчик Андрюша Ющинский. Его исколотое тело (47 ран) – было обнаружено в небольшой пещере в Лукьяновке. Очень быстро судебное разбирательство от уголовного перешло в религиозную область. Возможно, это было связано с тем, что в феврале Государственная дума впервые начала обсуждение законопроекта об отмене ограничений в отношении евреев и в первую очередь об отмене черты оседлости. В этой ситуации черносотенцы решили использовать убийство в своих целях: в убийстве мальчика с ритуальными целями обвинили Менахема Менделя Бейлиса.
«Кровавый навет», распространенный в средневековой Европе, к 18 веку уже не использовался. Но в России он стал актуален в просвещенном 19 веке! Легенда витала в российском воздухе.
У Шолом-Алейхема в «Кровавой шутке» – разговор «Рабиновича»-Попова с раввином: «Скажите, уважаемый раввин, откуда, собственно, берется эта нелепая легенда о христианской крови? И почему эту гнусность приписывают именно евреям, а не какой-либо другой народности?
Раввин разглядывал своего гостя и думал: "Что за странный человек! Влюблен в еврейскую девушку, готов ради нее принять иудейство; говорит, что убежден в нелепости "легенды", и все же задает такие вопросы? И к тому еще лично знаком с семейкой убитого Володи Чигиринского..." …
– Видите, молодой человек, как не нужно спешить с серьезным решением? – сказал раввин. – Вашим последним вопросом вы лишний раз доказали, что ваша готовность к серьезному шагу весьма проблематична. Что "семьи" своей возлюбленной вы не знаете! И от твердого убеждения в том, что легенда о крови нелепа, вы еще, в сущности, очень далеки! Да это и понятно! Вы нас попросту не знаете! Или знаете так же, как китайцев... Вы слыхали об евреях, вам наговорили, что вот, мол, они такие-то и такие-то, что у них имеются тайные секты; а у сект – тайные обычаи... Проштудировать вопрос от начала до конца, добраться до первоисточников – на это у нас охотников мало; а между тем только таким путем и можно убедиться, что все эти бредни до такой степени чужды еврейскому народу, что тут и опровергать смешно!.. Если бы вы захотели поинтересоваться этим вопросом, я мог бы вам предложить кое-какую литературу.
Раввин отобрал увесистую пачку книг по вопросу о "ритуальных убийствах" и кровавых наветах и передал ее Рабиновичу».
Вернемся к реальной истории. Андрей был внебрачным сыном торговки зеленью Александры Ющинской. И она, и отчим – переплетчик Лука Приходько, достаточно безразлично относились к ребенку, воспитанием его занималась тетка, оплачивавшая его обучение. Мальчик был живым, любознательным, смелым, но скрытным. Вначале полиция в убийстве с корыстными целями обвинила родных (отец оставил на имя мальчика определенную сумму денег). Вскоре это обвинение было опровергнуто. С первых дней и родственники убитого, и полиция начали получать анонимные письма о том, что мальчика убили евреи. Во время похорон в городе распространялись листовки с призывом к погромам, черносотенная пресса подняла шумную кампанию, особо упирая на то, что мальчик был убит незадолго до еврейской пасхи, которая в 1911-м была 1 апреля. Полиция, вначале рассматривавшая и ритуальную версию убийства, вскоре от нее отказалась. Черносотенцы же были настроены воинственно – планировались еврейские погромы и подача петиции императору о выселении евреев из Киева.
Министр Щегловитов возложил наблюдение за делом на прокурора Киевской судебной палаты Георгия Чаплинского – поляка, перешедшего в православие и крайнего юдофоба. С этого момента начинается официальная политизация дела. Направленный в Киев вице-директор уголовного департамента не скрывает, что министр уверен в ритуальном характере убийства.
Сыщики рассматривают все версии. Начальник сыскного отделения Евгений Мищук, не исключавший вначале ритуального убийства приходит к выводу, что убийство «было совершено преступным миром с целью симулировать ритуальное убийство и вызвать еврейский погром». За этим выводом следует отстранение его от дела и арест по обвинению в подлоге улик. Ведущий параллельное секретное расследование пристав Николай Красовский вначале сообщает черносотенцам, что не сомневается в ритуальном характере, но по мере изучения дела склоняется от версии ритуального убийства к уголовному. Его также отстраняют от дела.
Но одновременно Чаплинский дает негласное поручение начальнику Киевского жандармского управления полковнику Александру Шределю найти истинных убийц. Под подозрение попадает Вера Чеберяк, держательница воровского притона и сводная сестра профессионального вора. С ее сыном Женей дружил Андрей, и незадолго до убийства, поссорившись, угрожал заявить полиции, что мать Жени принимает ворованные вещи. Вера Чеберяк была арестована, но вскоре освобождена. Одной из причин освобождения было то, что она являлась членом Союза русского народа.
Но для ритуального убийства нужно найти еврея. И такой находится – недалеко от домов, где жили семьи Ющинских и Чеберяк, живет 37-летний Менахем Бейлис, приказчик кирпичного завода. 22 июля 1911 г. в его аресте принимало участие 15 жандармов. Вместе с Бейлисом задержали его сына Пинхаса, дружившего с Андреем. По иронии судьбы, Бейлис, арестованный по обвинению в ритуальном убийстве, был безразличен к религии, практически не соблюдал обрядов и работал по субботам. Отец пятерых детей, один из которых учился в русской гимназии, он работал с утра до вечера. С православными соседями и, в частности, местным священником был в хороших отношениях. Есть легенда, что Бейлис был настолько уважаем соседями, что во время погромов 1905 г. местные члены Союза русского народа пришли к нему с уверением, что ему нечего бояться.
Чаплинского отговаривали от ареста на основании столь шатких улик. Медицинская экспертиза, проведенная дважды, опровергала ритуальный характер убийства, не поддерживала такое обвинение и православная церковь. В России, в первую очередь, в Петербурге, происходили совещания юристов и прогрессивных писателей. В.Г. Короленко был автором текста коллективного протеста «К русскому обществу (по поводу кровавого навета на евреев)».
Негласное расследование находит истинных убийц – Веру Чеберяк, ее сводного брата и еще одного из воровской шайки. Однако выводы остаются тайными и не облегчают судьбу Бейлиса. Официальное расследование находит новых свидетелей, которые от допроса к допросу припоминают все больше деталей, обличающих Бейлиса.
Создается комитет по защите Бейлиса с целью найти подлинных убийц Ющинского. Одним из самых активных его членов был журналист «Русского слова» Сергей Бразуль-Брушковский, в 1912 г. к нему примкнул и пристав Красовский, добивавшийся профессиональной реабилитации. Расследование членов общества привели к тем же выводам, что и негласное расследование полиции. Бразуль-Брушковский не только ставит полицию в известность о выводах, но и публикует свою статью в двух газетах диаметрально противоположного направления: либеральной «Киевской мысли» и монархическом антисемитском «Киевлянине». Дело отправляют на доследование.
Летом 1913 г. И. Щегловитов вызывает в Петербург лучшего сыщика России, начальника московского уголовного розыска Аркадия Кошко, и дает поручение ознакомиться с материалами дела и выявить все, подтверждающее ритуальное убийство. Лучший сыщик надежд министра не оправдал, честно заявив, что он бы не стал арестовывать обвиняемого, обосновываясь на столь слабых уликах. Но Щегловитову отступать поздно, остается надежда на председателя суда да счастливый случай.
Дело давно вышло за рамки Киева, став всероссийским, уже упоминавшийся коллективный протест подписали, кроме Короленко, Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский, Александр Блок, Максим Горький, Федор Сологуб, Леонид Андреев, Вячеслав Иванов. Резонанс был и европейским. В поддержку Бейлиса выступила интеллигенция Германии (206 подписей, среди них Томас Манн и Герхард Гауптман), 240 английских общественных деятелей во главе с архиепископом Кентерберийским, Гербертом Уэллсом, Остином Чемберленом, Артуром Бальфуром, Томасом Харди. Во Франции протест подписали 150 человек, среди них Анатоль Франс и Октав Мирбо.
Парадоксально, но защитниками Бейлиса выступили некоторые русские националисты и антисемиты, самый известный из которых, Василий Шульгин, с первого дня суда публиковал в известном антисемитской позицией «Киевлянине» серию статей с резкой критикой обвинения.
Подбор присяжных, как отмечал Короленко, был более чем тенденциозным – семь крестьян, два мещанина, три мелких чиновника – ни одного человека с высшим образованием, десять учились лишь в сельской школе, позднее выяснилось, что пять из них были членами Союза русского народа.
Обвинение представляли прокурор Виппер, адвокат Алексей Шмаков.
Адвокатом Бейлиса был киевский юрист Дмитрий Григорович-Барский, но более заметную роль играли столичные адвокаты Александр Зарудный, Николай Карабчевский, Василий Маклаков и Оскар Грузенберг. Среди доверенных лиц подсудимого был Владимир Набоков, корреспондент газеты «Речь».
В богословской экспертизе со стороны защиты принимали участие профессор Петербургской духовной академии Иван Троицкий и московский казенный раввин Яков Мазе. Ни один из представителей православной церкви не согласился выступить экспертом обвинения, отстаивал ритуальные убийства в иудаизме ксендз из Ташкента Иустин Пранайтис, обвинявшийся в шантаже и направленный в Среднюю Азию за аферы.
Богословский диспут обвинение проиграло, в процессе вскрылись многочисленные подлоги и фальсификации. Председатель суда, вначале ведший процесс объективно, начал склонятся в сторону обвинения. Речь, произнесенная им, похожа была на обвинительную. Но в обществе практически не было сомнений в невиновности и оправдании Бейлиса.
Повесть «Кровавая шутка» Шолом-Алейхем закончил в январе 1913 г., еще до начала процесса. Попова-Рабиновича, как и Бейлиса, обвинили в убийстве мальчика, одним из главных доводов обвинения послужили книги, полученные у раввина, и записи в дневнике о «ритуале» (то бишь выпечке мацы).
«Слово "обвиняемый" Рабинович услыхал впервые. Стало быть, он-то и есть обвиняемый? В чем же его обвиняют? Уж не в ритуальном ли убийстве? Рабинович понял, что вляпался в какую-то нелепую, им самим сочиненную, трагикомедию. Но не это его смутило. Он знал, что достаточно будет ему назвать свое настоящее имя, чтобы все это гнилое "обвинение" рассыпалось в прах... Ему казалось несравненно более важным то, что люди с серьезным видом городят обвинительный вздор на основании смехотворных показаний и в то же время упускают из виду подлинных преступников! Неужто же его сегодняшние разоблачения не вразумили их? Ведь это – неглупые люди, ищущие правду? Неужто они не захотят сбросить со своих глаз пелену бесстыдной лжи о "ритуале"?..»
Шолом-Алейхем надеялся на счастливый исход процесса, он не ошибся.
Впрочем, на процессе давно уже шла речь не о Бейлисе. Известна фраза одного из присяжных: ««Як судить Бейлиса, коли разговоров о нем на суде нема?»
Одно из наиболее выразительных описаний суда у Льва Троцкого: «...Вся Россия прошла пред судом: сапожник из предместья, еврейский капиталист, крестьянин-возчик, полицейский сыщик, уличные дети, либеральные журналисты, воры, православный монах из евреев, каторжник, девицы легкого поведения, священник, жандармский офицер, обанкротившийся содержатель кассы ссуд в роли руководящего патриота, бывший революционер в роли добровольного расследователя, адвокат-свидетель, профессора медицины, католический священник, профессора духовной академии и еврейский раввин, – воры и "солидные" люди, специалисты, ученые и изуверы, отбросы погромной реакции и осколки революции прошли пред изумленными взорами двенадцати темных людей, преимущественно крестьян, сознательно подтасованных министерством юстиции в качестве наиболее удобных для средневекового процесса судей…»
28 октября 1913 г. в 6 часов вечера присяжные пришли к решению – Бейлис невиновен.
Заметка В. Короленко «Присяжные ответили»: «Среди величайшего напряжения заканчивается дело Бейлиса. Мимо суда прекращено всякое движение. Не пропускаются даже вагоны трамвая. На улицах – наряды конной и пешей полиции. На четыре часа в Софийском соборе назначена с участием архиерея панихида по убиенном младенце Андрюше Ющинском. В перспективе улицы, на которой находится суд, густо чернеет пятно народа у стен Софийского собора. Кое-где над толпой вспыхивают факелы. Сумерки спускаются среди тягостного волнения.
Становится известно, что председательское резюме резко и определенно обвинительное. После протеста защиты председатель решает дополнить свое резюме, но Замысловский возражает, и председатель отказывается. Присяжные ушли под впечатлением односторонней речи. Настроение в суде еще более напрягается, передаваясь и городу.
Около шести часов стремительно выбегают репортеры. Разносится молнией известие, что Бейлис оправдан. Внезапно физиономия улиц меняется. Виднеются многочисленные кучки народа, поздравляющие друг друга. Русские и евреи сливаются в общей радости. Погромное пятно у собора сразу теряет свое мрачное значение. Кошмары тускнеют. Исключительность состава присяжных еще подчеркивает значение оправдания».
Позднее Бейлис с семьей уехал из России, жил в Палестине, затем в США. Он написал на идише книгу «История моих страданий», которая в 2005 г. была издана на русском языке.
Русское слово
Погром
ВИЛЬНА, 5, II. В г. Шавлях, Ковенской губ., пропала девочка Ковалевская. Мать бросилась к своему соседу-еврею с криком:
– Отдай дочь! Ты спрятал ее себе на пасху.
На крик тотчас же собралась толпа, которая принялась громить еврейские лавки. Полиция с трудом прекратила погром, потом обыскала несколько еврейских квартир, но девочки не нашла. Вскоре девочка вернулась домой. Оказалось, что она гостила у своей подруги-христианки.
Миф, иногда обходящийся дорого
ХЕРСОН. Сюда сообщают из Бердичева о следующем ритуальном мифе. Проходивший мимо лавки еврея Гольдрина старик, услыхав плач ребенка, доносившийся из подвала магазина, начал кричать, что евреи заперли в подвал христианского ребенка с целью совершить ритуальное убийство. На крик старика собралась большая толпа, которая начала проявлять угрожающее настроение по адресу к евреям. Последних охватила тревога. Но когда, наконец, отперли дверь погреба, там нашли нечаянно запертую еврейскую девочку.
Из газет 1913 г., starosti.ru
)
Фамилии участников процесса стали нарицательными.
В 1928 г. С. Гехт пишет рассказ о московском толкучем рынке. Рассказ назван по прозвищам главных героев «Шмаков и Пранайтис». Почему их так прозвали? «Первого за то, что не любил евреев и поляков, второго за ненависть к тем же евреям и русским. Толкучка не любит настоящих фамилий. Каждая кличка, будь она сто раз неудачна, прилипает к человеку на всю жизнь. Так и остался Федор Шмаковым, а Станислав – Пранайтисом».
В 1967 г. обратился к истории Бейлиса американский писатель Бернард Маламуд в романе «Мастеровой», который стал бестселлером.
И все же самая выразительная сцена и слова – у Шолом-Алейхема. В последней главе романа герой – на скамье подсудимых. Он видит прокурора и узнает в нем своего двоюродного брата, видит отца, передающего судье записку. «Затем Грише задавали какие-то вопросы, а он что-то отвечал. Потом он, как сквозь сон, услыхал голос прокурора, голос Мити. Несколько слов осталось у него в памяти: "На основании такой-то статьи дело направить к доследованию, а обвиняемого..." Остальное Гриша не разобрал.
Затем судьи поднялись с мест, покинули зал, а он был уведен без конвоя и не в тюрьму. С тюрьмой покончено!..
В зале творилось нечто невообразимое. Криминальные дамы были вконец разочарованы, блестящий спектакль отменили. Зато среди евреев не наблюдалось особого уныния от того, что "представление сорвалось"...
Для них это был поистине праздник, такой же большой и значительный, как и Пасха.
И было чему радоваться: в двадцатом веке люди убедились наконец, что евреи – не вампиры и не людоеды...»
Замечания/предложения
Сайт создан и поддерживается
Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра
«Мигдаль»
.
Адрес:
г. Одесса,
ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.:
(+38 048) 770-18-69,
(+38 048) 770-18-61.
Председатель правления центра
«Мигдаль» —
Кира Верховская
.
