№130

Мигдаль Times №130

ИЗ ИСТОРИИ КОЛЛЕКЦИИ ЕВРЕЙСКОГО МУЗЕЯ ОДЕССЫ

Михаил РАШКОВЕЦКИЙ, директор Музея истории евреев Одессы «Мигдаль-Шорашим»

Я по-прежнему придерживаюсь консервативного мнения: музей без коллекции – это как бутерброд без хлеба с маслом.

Музейные коллекции формируются по-разному. В одних случаях (и эти случаи наиболее распространены в истории музейного дела) в основе музейного собрания оказывается частная (или несколько частных) коллекций, складывавшихся годами, десятилетиями, нередко – и на протяжении ряда поколений, особенно если коллекция эта не вполне частная, а, к примеру – королевская.

В других, более редких случаях вначале возникает идея создания музея, а уж затем для этого музея начинается сбор «единиц хранения». Именно по такому принципу и создавалась коллекция Музея истории евреев Одессы «Мигдаль-Шорашим».

Несмотря на то, что «призрак еврейского музея», когда-то реально существовавшего в Одессе, начал бродить по городу еще во времена оттепели 1960-х, а во времена перестройки идея его устройства стала возможной хотя бы «политически», конкретные коллекции для будущего одесского еврейского музея стали складываться лишь на исходе 1990-х и в начале 2000-х. То, что в конце 2002 г. оформилось в виде основы первой коллекции, собиралось в двух местах. С одной стороны – несколько сот экспонатов, которые аккумулировал автор этих строк, будучи координатором еврейских музейных программ Юга Украины в одесском отделении «Джойнт». В основном, это были документы, книги и открытки, полученные от коллекционеров А. Дроздовского и Д. Константиновского.

С другой стороны – гораздо большее количество экспонатов из разных источников скопилось в шкафах центра «Мигдаль». Этим богатством ведала Инна Найдис, и до сих пор большую часть фотографий из этого архива (не вошедшую в действующую ныне экспозицию) мы в своем домашне-музейном обиходе называем «папкой Найдис». К сожалению, источники поступления этой коллекции не всегда фиксировались, а мы изначально приняли решение указывать происхождение экспонатов не только в соответствующей музейной документации, но и на этикетках. До сих пор изредка возникают недоразумения: приходят подлинные дарители, читают на этикетке «Дар И. Найдис» и, конечно, обижаются. А мы, конечно, сразу все исправляем.

Больше «музейных майс» в моей памяти, естественно, связано с «джойнтовской» частью праколлекции. В основном, это был микромузей в ящиках моего рабочего письменного стола. Тогдашний директор «Джойнта» считал необходимым показывать коллекцию будущего музея всем гостям отделения. Я обычно выкладывал экспонаты прямо на столе и с удовольствием рассказывал, какой крутой получится музей, если его пространство не будет ограничено этим столом. Сотрудники «Джойнта» тоже с удовольствием слушали эти рассказы и разглядывали экспонаты. Даже к фрагментам старых мацев со старого (еще «хаджибеевского») еврейского кладбища, которые были подарены профессором Добролюбским, они относились вполне терпимо. Но были и экспонаты, которые раздражали «джойнтовцев», а именно те, которые в столе не помещались.

Во-первых, картина Александра Ройт­бурда, висевшая над моей головой во всю ширину просторного кабинета. Беременные женщины были очень недовольны, несмотря на все мои искусствоведческие заклинания о ценности такой картины такого замечательного художника.

Во-вторых, ящики с землей. К 2001 г. я уже был очарован Леонидом Моисеевичем Дусманом, мечтавшим о создании мемориального комплекса и музея на территории 2-го еврейского кладбища. Он для этого тоже собирал экспонаты, в основном – копии архивных документов, связанных с периодом Холокоста в Одесском регионе. В 2001 г., к печальному 60-летию трагических событий в Бабьем Яру, по всей Украине собирали землю с мест массового уничтожения евреев. Сбором земли и оформлением соответствующей документации по Одесскому региону ведал как раз Леонид Моисеевич. И после отправки капсул с землей в Киев и соответствующего символического захоронения их на территории Бабьего Яра, остатки земли Леонид Дусман передал мне. Для будущего еврейского музея. Причем эти остатки были не в объеме горсточек, а по целому ящику на каждое место захоронения. На эти ящики с землей в кабинете сотрудники реагировали совсем нехорошо. А я долго отказывался уменьшать количество хранимой (вместе с документами о выемке) земли, оправдываясь тем, что еще
не знаю, сколько нам понадобится для будущей экспозиции, так как никто не знал, каких размеров будет экспозиционное помещение и как именно мы будем эту землю представлять зрителям.

Напомню, после волевого решения руководства центра «Мигдаль» музей был срочно открыт в квартирном масштабе на Нежинской, 66, в ноябре 2002 г., но собственной коллекции к этому времени не хватило даже на 160 кв. м экспозиционной площади. На помощь пришли коллекционеры – А. Дроздовский, М. Пойзнер, К. Константиновский и др., передавшие ряд ценных экспонатов для временного музейного хранения.

Дело осложнялось еще и тем, что именно в это время все предметы иудаики и в Украине, и за рубежом резко подскочили в цене. При имеющемся скудном бюджете нечего было и мечтать о полноценной фондово-закупочной деятельности нашего музея. И тогда окончательно утвердилась идея развивать коллекцию на основе «семейного» принципа. Это вполне гармонировало и с квартирным форматом помещения, и с идеологией центра «Мигдаль», и, в конце концов, с одной из основных ценностей еврейской традиции. Обычные бытовые вещи, но связанные с историей обычных же одесских еврейских семей.

Если нам предлагали какой-нибудь примус или утюжок, мы с благодарностью принимали этот дар, но тут же ненавязчиво спрашивали, а сохранилась ли фотография человека, пользовавшегося этим примусом, а где он работал, а кто были его родственники, жена, дети, родители, а сохранились ли какие-то вещи, документы, фотографии, связанные с историей этой семьи. Далеко не всегда такую цепочку удавалось выспросить в полном объеме, но сейчас, более чем за 10-летие работы музея, нашей собственной коллекции хватает не только на уникальную экспозицию «с человеческим лицом», но и на временные выставки, к соучастию в которых мы по-прежнему приглашаем и коллекционеров, но уже не столько по необходимости, сколько по любви.

Конечно, не все наши архивы носят семейный характер, например – объемный фонд фотографий, связанный с деятельностью П. Столярского и школы имени его (дар Н. Ломоносовой). Или замечательная серия фотографий выдающихся сионистов, еврейских писателей и историков (Жаботинский, Бялик, Ахад-ѓа-Ам, Дубнов, Менделе Мойхер-Сфорим, Шолом-Алейхем), сделанных в Одессе в начале 20 в. (дар А. Мисюк). Но даже в таких случаях мы стараемся представить в экспозиции хотя бы один экспонат «семейного характера» (фото Столярского с женой и учениками, фото Бялика с женой, сестрой жены и мужем сестры).

Более 100 лет истории еврейской Одессы, от начала прошлого столетия до наших дней, мы можем увидеть через документы и фотографии семьи Дусман-Саблер-Буберман-Меджибовских. Вообще, одно только перечисление семейных архивов, собранных в музее «Мигдаль-Шорашим», и объемных, и небольших, но необычайно выразительных, сейчас вполне может заполнить сдвоенный номер журнала «Мигдаль Times». Назову лишь несколько, играющих ключевую роль в действующей экспозиции. Веприк-Краснопольские, семья Мирьям Коган, парадоксально соединяющая эпоху Серебряного века и историю молодого украинского госчиновника боевым предметом дамского туалета. Семья Глазеров (15 членов этой семьи из 16 погибли в период оккупации). Театральная семья Коган-Шац, семья праведников мира Шевалевых. Семья военврача Марии Трок-Песчанской, чудесным образом связанная с журналом «Лехаим», а значит, и с его редактором Борухом Гориным, и многие-многие другие.

Особое место не только в коллекции и экспозиции, но в нашем музейном фольклоре занимает семейный фонд, подаренный Борисом Адольфовичем Минкусом. Историю о том, как Борис Адольфович делил свою коллекцию между Музеем личных коллекций им. Блещунова и Музеем истории евреев Одессы – с помощью Дины Михайловны Фруминой в качестве третейского судьи, – нужно рассказывать отдельно.

Упомянув Дину Михайловну, не могу не вспомнить о своем основном образовании искусствоведа. Нужно заметить, что в многочисленных проектах создания Одесского еврейского музея в конце 80-90-х гг. были замечены несколько одесских художников, и музеи соответственно замышлялись как художественные музеи, представляющие одесских художников-евреев. Работы еврейских художников (многие из которых были авангардистами) составляли и значительную часть коллекции государственного Музея еврейской культуры, существовавшего в Одессе до Второй мировой войны. Наш музей никоим образом не претендует на статус художественного, но, тем не менее, обладает неплохой коллекцией живописи и графики одесских авторов благодаря дарам Е. Голубовского, Ф. Кохрихта, Д. Фруми­ной, А. Минкуса, С. Лущика, А. Дым­чука, А. Дроз­дов­ского, А. Ройтбурда, В. Грин­берга и других.

Мы постоянно (и справедливо) жалуемся на острый дефицит места для хранения фондов. Вплоть до отчаянных заявлений о прекращении пополнения коллекции. Тем не менее, только в этом году мы приняли два объемных (измеряемых сотнями единиц) и очень ценных фонда: выдающейся актрисы Л.И. Буговой (дар А. Решетник) и выдающегося дирижера и музыканта Д.И. Сипитинера (дар И. Барановой).

Мы гордимся тем, что практически все гости нашего музея отмечают его особую, теплую, поистине домашнюю атмосферу. Во многом это определяется и той частью коллекции, которую подарили музею «мигдалевские семьи»: козетка и старый абажур (из дома врачей Хаютиных) – от семьи Найдис, люстра, бсомим, бехеры – от Верховских, посуда – от Дощечкиных и Врублевских, музыкальная шкатулка и граммофон – от семьи Блиндер-Фукс-Экнасиодянц, самовар – от Чернисов, тфиллины – от Рейфманов и многое другое от многих других.

При всей важности семейной тематики, мы не забываем и об общечеловеческой. «Общечеловеческим» нас регулярно балует А. Дроздовский (например, учебник по электродинамике еврейского отделения педина на идиш), а в последнее время – и О. Губарь. Чего стоит только подаренный им ключ от дверей одесской Главной синагоги конца 19 века!

Ну и конечно, нельзя не отметить постоянную фондообразующую роль Велвела Верховского, соединяющего в своей персоне мецената и музейного агента на Староконке и в антикварных лавочках Одессы и Израиля. Несмотря на странное влечение к старым утюгам, слегка перекашивающим нашу экспозицию в сторону Музея одевающих нагих¹, именно благодаря Велвелу Верховскому наша коллекция украсилась целым рядом предметов одессики и иудаики, в том числе некоторыми важными документами, говорящими об истории одесского сионистского движения.

Понятно, что в этом кратком описании упомянута лишь малая часть многих тысяч единиц коллекции музея «Мигдаль-Шорашим». Сейчас этой коллекцией можно гордиться. Чтобы не быть нескромным, сошлюсь на лаконичную характеристику музея и его коллекции со стороны Стивена Ципперштейна, одного из наиболее авторитетных исследователей истории еврейской Одессы: «It’s amazing!» («Поразительно»).

Да что там Ципперштейн – сами Пойзнер с Губарем одобряют!

---

¹На улице Осипова, 21 с 1893 г. располагался молитвенный дом «Малбиш арумим» («Одевающий нагих») старейшего еврейского благотворительного общества «по раздаче теплого платья неимущим евреям».

Добавление комментария

Поля, отмеченные * , заполнять обязательно * Подписать сообщение как  Имя  без пароля (гостевой вход)  Ник  Пароль  Войти?        Зарегистрироваться  Забыли пароль? * Текст  Показать подсказку по форматированию текста