0

№154

Мигдаль Times №154

«ПОДОБНЫЙ СНАМ ЕГИПТА ПРОФИЛЬ...»

(0)

«С конца марта до начала мая в Одессе дуют перед закатом золотые ветра… Имитируя холмы Шотландии и Умбрийские предгорья, покрывались розовыми, как вереск, сорняками холмы приморских дорог… Имитируя Марсель и Барселону, порт разноязычно бранился и благоухал смолой, а на уличных перекрестках, на теплом и сыром ветру, исступленно дрались ранцами школьники, а лавки “восточных сладостей” торговали поддельным турецким шербетом.

Так вспоминала город юности Аделина Адалис, поэтесса и переводчица, «последний осколок Серебряного века». Адалис, первая любовь Ильи Ильфа и последняя любовь Валерия Брюсова.

Две самые талантливые поэтессы в компании молодых поэтов – Зинаида Шишова и Аделина Адалис. Как в сказке – дочь дворянская, дочь купеческая. «Купеческая дочь» Аделина Висковатова родилась в Санкт-Петербурге в 1900 году. Впрочем, так уверяют энциклопедии. Сама же Адалис писала в 1925 г.: «Я родилась в 1899 году в имении моей бабушки на Литве в Беловежской Пуще. Детство жила в Литве, а еще в Петербурге и Одессе. Училась в гимназии, потом в Новороссийском университете, окончила, училась еще в Театральной школе. Я пишу стихи с 8-ми лет. А лет с 10-ти называла себя поэтессой, чем очень потешала взрослых. Так и привыкла». И еще о себе: «Древняя рыцарская кровь моей матери слишком хорошо соединилась с простолюдинской и к тому же еврейской кровью отца»
Мать ее была родом из знаменитого семейства издателей Эфронов. После смерти родителей маленькую Аделину Висковатову удочерила семья матери, девочка получила фамилию Эфрон. С двух лет Аделина жила в Одессе. Именно здесь она написала свое первое стихотворение (то ли в восемь лет – как писала сама, то ли в тринадцать – как утверждает Википедия), а затем вошла в круг молодых одесских поэтов.

И в 1918 г. стихи Аделины впервые были напечатаны под звучной фамилией Адалис. Адалис же была и героиней стихотворения. Журнал «Южный огонек», стихи из цикла «Афродита – Аддалис»

«Привет любви твоей, веселая Аддалис!
Уже грядущий день алеет в росах роз».

В том же году опубликовала первое стихо­творение и Зинаида Шишова. Шишову считали самой красивой из одесских поэтесс, Адалис – самой яркой. Петр Шишов вспоминал о вечерах поэтического кружка «Зеленая лампа»:

«За столом в непринужденных позах – поэты: <…> Зинаида Шишова, Аделина Адалис (внешне – экзотика, египетский профиль, длинные острые ногти цвета черной крови), <…> Юрий Олеша, <…> Валентин Катаев, изредка Эдуард Багрицкий и, само собой разумеется, "др."». Но влюбленным в нее друзьям – молодому художнику Евгению Оксу и еще безвестному Илье Файнзильбергу (в будущем Ильфу) – она виделась иной. Окс писал спустя двадцать лет:

«Сирена имела зеленые глаза и пепельно-голубые волосы. Это было существо враждебного и коварного пола. Пока что она поражала непонятным высказыванием своих мыслей вслух. Это создавало положения до крайности рискованные и, мягко говоря, бестактные. К этому было трудно привыкнуть. Мысль о недостатке воспитания была отброшена, когда позже стало известно о ее происхождении из семьи известного издателя большого научного труда. Илья говорил: “У Вас природное и уродливое отсутствие некоторых качеств”. В самом деле, общепринятое как бы отвергалось заранее. Одному нашему знакомому она говорила: “Вы красивый и толстый”.
Такое соединение эпитетов ей безумно нравилось... Она жила в маленькой комнате-коробочке. Там были кровать, столик и колченогий стул. Мы трое садились на кровать. Все трое курили, большею частью в пальто, так как было холодно. Беседы длились долго, до позднего часа. <…> Муза Черного моря писала стихи мужественной рукой. Она вернулась из Крыма загорелая и гордая дружбой с Максимилианом Волошиным. Стихи были акмеистичны, но по-своему оригинальны и свежи»
1920 год. Весна, Одесса. Прощаясь с друзьями перед отъездом к мужу в продотряд, Зика Шишова пишет «Послание друзьям» – Юрию Олеше, Эдуарду Багрицкому, Адалис.

<…>

Или со стрелой Эроса
Ты, всех женщин впереди,
Розу нежную Пафоса
Возрастившая в груди;
Знаменитая певунья
И – за правду не сердись –
Ослепительная лгунья
Аделина Адалис.

1920 год. Лето, Москва. Марина Цветаева:
«…как-то поздно вечером ко мне неожиданно вошла... вошел... женский голос в огромной шляпе. (Света не было, лица тоже не было.)
<…> "Вы Марина Цветаева?" – "Да". – "Вы так и живете без света?" – "Да". – "Почему же вы не велите починить?" – "Не умею". – "Чинить или велеть?" – "Ни того, ни другого". – "Что же вы делаете по ночам?" – "Жду". – "Когда зажжется?" – "Когда большевики уйдут". – "Они не уйдут никогда". – "Никогда". В комнате легкий взрыв двойного смеха. Голос в речи был протяжен, почти что пенье. Смех явствовал ум.

7 декабря 1920 г. в Политехническом музее состоялся устный конкурс, организованный Всероссийским союзом поэтов. Победитель – Адалис.

Стоят слева направо: Сигизмунд Олесевич, вырезан А. Кипренский (Шапиро), Эдуард Багрицкий, Наум Соколик. Сидят: Аделина Адалис, Наум Соболь, Георгий Шенгели, Алексадр Соколовский, Зинаида Шишова, Юлия Шенгели. Одесса, осень 1919 г.

(0)

Сам Мандельштам в 1922-м ставил стихи Адалис выше Цветаевой: «Адалис и Марина Цветаева пророчицы <…> В то время как приподнятость тона мужской поэзии, нестерпимая трескучая риторика, уступила место нормальному использованию голосовых средств, женская поэзия продолжает вибрировать на самых высоких нотах, оскорбляя слух, историческое, поэтическое чутье. Безвкусица и историческая фальшь стихов Марины Цветаевой <…> неизмеримо ниже стихов Адалис, чей голос подчас достигает мужской силы и правды»
А через двенадцать лет он же напишет: «Пишет Адалис так легко и лихорадочно, как будто карандашом на открытках, начав на одной и продолжая на другой. Кажется, она стоит в зале телеграфа, дожидаясь, пока освободится расщепленное перо на веревочке, или же из междугородней будки, задыхаясь, передает лирическую телефонограмму:
– Достать стихи. Узнать, отчего происходят стихи. Подойти как можно ближе к тем людям и делам, ради которых и благодаря которым пишутся стихи».
Этих отзывов мужа Надежда Мандельштам не простила Адалис. В ее книге упоминания об Адалис полны язвительности.

Жизнь Аделины Ефимовны складывалась непросто. Первый ребенок родился мертвым. Затем счастливое замужество – Иван Сергеев тоже писатель, эсперантист, ­географ. В 1926 г. после поездки в Туркменистан они напишут роман приключений «Абджед хевез хютти» (о затерянной в горах Памира древней цивилизации), родится сын Владимир. Но вскоре Адалис расстанется с мужем.

Не все просто и с творчеством – долгое время она зарабатывала переводами, зачастую сочиняя стихи за среднеазиатских поэтов. В литературных кругах существовали две версии одного скандала. По первой – в 1948 г. Мирзо Турсунзаде получил Сталинскую премию, но «переводы», сделанные Адалис, были оригиналами, а подстрочники он сочинил задним числом. По второй: «Таджикский поэт Мирзо Турсунзаде перевел на родной язык “Индийские баллады” Адалис – ну, а дальше советская печать выставила привычную амальгаму: переводы Турсунзаде были выданы за оригиналы, оригиналы Адалис – за переводы»
Адалис (что крайне редко встречается у поэтов) увлекалась не только историей и археологией, но и физикой, биологией, кибернетикой, космогонией. Страстный характер сохранила до последних дней.

Евгений Евтушенко, включивший ее стихи в антологию «Девять веков русской поэзии» вспоминал о заседании Союза писателей:
«…писатели на общем собрании клеймили Бориса Пастернака за роман “Доктор Живаго”. …Кто за то, чтобы одобрить решение об исключении Пастернака из Союза писателей СССР? Кто против?», суетливо всунув в свой вопрос почти без паузы победное: «Против нет!», а затем: «Кто воздержался?» и сразу перескочил к триумфальному: «Воздержавшихся нет, Борис Пастернак исключен из Союза писателей единогласно», – из задних рядов вдруг раздался тоненький, но возмущенно скрежещущий женский голос:
– Я воздержалась и прошу это записать.
По лицу председательствующего побежали уже не судороги, а нервические конвульсии. Но он собрался и, задыхаясь, выкрикнул:

– Решение принято единогласно! Собрание закрыто!
А женский голос еще сопротивлялся:
– Нет, запишите, что я воздержалась.
Но его заглушило хлопаньем стульев и топотом ног.
Я приподнялся и увидел крошечную длинноносую старушку в темном платье, похожую на черную птичку, все еще отрицательно жестикулирующую кулачком с зажатым писательским билетом.
– Кто это? – спросил я у Евгения Винокурова, с которым мы оба вообще не голосовали.
– Адалис, – ответил он мне.

В биографиях трех одесских поэтесс – Веры Инбер, Зинаиды Шишовой, Аделины Адалис – много совпадений. И одно из них – стихи Инбер и Адалис стали песнями, которые пела вся страна, забыв при этом имя автора. Это «Девушка из Нагасаки» Веры Инбер и «Ветер ли старое имя развеял» Аделины Адалис. Впрочем, если быть точным, это стихи Рабиндраната Тагора, переведенные Адалис:

Ты погляди, не осталось ли
Что-нибудь после меня.
В полночь забвенья
На поздней окраине жизни моей.

Остались стихи Адалис и посвященные ей строки Брюсова:

Когда во тьме закинут твой,
Подобно снам Египта, профиль, –
Что мне, куда влекусь за тьмой,
К ослепительности ль, к катастрофе ль!
Разрез чуть-чуть прикрытых глаз,
Уклоны губ чуть-чуть надменных –
Не так же ль пил, в такой же час,
Ваятель сфинксов довременных?..

Добавить комментарий

Добавление комментария

Поля, отмеченные * , заполнять обязательно * Подписать сообщение как  Имя  без пароля (гостевой вход)  Ник  Пароль  Войти?        Зарегистрироваться  Забыли пароль? * Текст  Показать подсказку по форматированию текста