0

Арабо-израильский конфликт
Преодоление легенды

ШбГ, Иерусалим

А зачем, собственно говоря, преодолевать? Ну, иногда приходится. Иногда самая, что ни на есть, славная легенда на деле оказывается снижением. Вот, пожалуйста: «Сабатини, Рафаэль
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Рафаэль Сабатини (итал. Rafael Sabatini; 29 апреля 1875, Ези близ Анконы, Италия — 13 февраля 1950, Швейцария) — английский писатель, прославившийся приключенческими историческими романами, в частности, романами о Капитане Бладе». Дальше идет перечисление произведений и уведомление о том, что данная статья не закончена, и тот, кто ну очень хочет, смело может ее завершить. Но мне лично что-то лень ее завершать. Поэтому лучше отошлем любопытствующих к подробному сайту с биографией и иллюстрациями, http://sabatini.ru/ , а сами остановимся вот на какой подробности. Упомянутый выше капитан Блад, благородный пират, жертва судейской несправедливости, по совместительству оказывается и гениальным флотоводцем. Писатель не устает на каждой странице подчеркивать данное обстоятельство. Но чем дальше, тем очевидно с большими трудностями он при этом сталкивается. Ну и в самом деле, ведь к середине повествования Блад – личность уже вполне легендарная, командир эскадры из пяти великолепных судов. Оно конечно, чтобы составить эту эскадру, без капитанских талантов не обойтись. Но ведь это когда-а еще было, пять или десять страниц назад (или двадцать). А теперь, когда легенда уже создана, когда эскадра уже на плаву – нужны ли какие-то особые флотоводческие способности, чтобы одерживать новые и новые победы? Рано или поздно, а ведь встанет же вопрос, не заплыл ли наш гениальный Блад жирком, воюет ли это он сам, или легенда о нем. Писателю приходится как-то выкручиваться, что он и делает. Насылает, скажем, собственной творческой волей на эскадру морскую бурю и оставляет, таким образом, своего капитана на флагманском судне в одиночку против двух кораблей его смертельного врага. Благородный пират, разумеется, побеждает и милостиво отпускает своего преследователя на все четыре стороны. Что ж, это жизненно. И для пиратских нравов описываемого периода жизненно в особенности. А главное, никто теперь не посмеет сказать, что вместо героя Сабатини сражается его эскадра. Легенду удалось преодолеть и снижения не произошло. Что и требовалось.
Другой пример. И мне он, честно говоря, нравится гораздо больше. Влас Дорошевич, король фельетона – это всем хорошо известно. Блестящий театральный критик – это, возможно, известно чуть менее. Вот он пишет про Ермолову.
http://www.maly.ru/news2/news_more.php?number=1&day=1&month=12&year=2004
Пишет комплиментарно? И да, и нет.
«Прекрасная артистка!
Среди пышных цветов красноречия, которыми вас засыпают сегодня московские критики, примите скромный букет, — скорее «пучок», — воспоминаний.
— Старого москвича.
И если, беря его, вам покажется, что вы слегка, чуть-чуть укололи себе руку, — это вам только покажется! Это не колючая проволока, на которой держатся искусственно взращенные цветы, — это свежие срезы стеблей живых цветов.
Маргарита, это букет вашего Зибеля».
Это начало. Но дальше… «А у вас были недостатки, Марья Николаевна!
Идет «Сафо» — трагедия Грилльпарцера.
В антракте человек не без вкуса говорит:
— Она превосходно умеет поднять руку. Красивый жест! Но опустить! Самое трудное в классическом костюме! Опустит и по ноге шлеп!
Это «шлеп»... «шлеп»... «шлеп»... идет аккомпанементом по всей трагедии.
В «Сафо» вспоминается унтер-офицерская жена Иванова...
Но кто посмеет это сказать в печати?
— Пластика была на высоте ее таланта.
Так решено. Подписано. Так должно быть. Иначе быть не может». И дальше вниз по тексту, в котором подобных оценок, мягко говоря, не мало.
То есть опять таки легенда диктует, – в данном случае диктует общественный вкус. «Решено. Подписано» – разве за этим люди ходят в театр? Так был ли мальчик? Может быть, никакой «прекрасной артистки» и не было, а только миф о ней? Не стоит, однако, беспокоиться за Дорошевича: он умел «отвечать за базар»:
«Где ж тут кончается легенда и начинается истина? Лет пять-шесть я не был в Москве и Малом театре и, приехав, попал на «Кина».
В бенефис премьера.
И Кин был плох, и плоха Анна Дэмби, и даже суфлеру Соломону, которому всегда аплодируют за то, что он очень хороший человек, никто не аплодировал.
Лениво ползло время.
Скучно было мне, где-то в последних рядах, с афишей в кармане, и надобности не было спросить у капельдинера бинокль.
Сидел и старался думать о чем-нибудь другом.
Вместо традиционного отрывка из «Гамлета», в сцене на сцене, шел отрывок из «Ричарда Ш».
Вынесли гроб. Вышла вдова.<…>
Слово... второе... третье...
— Ишь, маленькая, старается! Всерьез! Первая фраза, вторая, третья. Что такое?
Среди Воробьевых гор вырастает Монблан? И так как я рецензент, то сердце мое моментально преисполнилось злостью.
— Как? Пигмеи! Карлики! Такой талант держать на выходах? Кто это? Как ее фамилия? Я достал афишу. Взглянул, И чуть на весь театр не крикнул:
— Дурак! Ермолова.
Мог ли я думать, предполагать, что из любезности к товарищу М.Н. Ермолова, сама М.Н. Ермолова, возьмет на себя роль выходной актрисы, явится в сцене на сцене произнести пять-шесть фраз! Так я однажды <…> узнал, что и без всякой легенды Ермолова великая артистка. Вот какие глупые приключения бывают на свете, и как им бываешь благодарен». Да, король фельетона, иначе ведь и не скажешь. Все, «как и было обещано». Легенда очерчена. Легенда преодолена. Перед нами вновь, и уже безо всяких циничных вопросов, - Ермолова Мария Николаевна. Прекрасная артистка. Без кавычек. Что и требовалось.
Все эти выкладки, однако, относятся к далекому прошлому. Какую актуальность они могут иметь сегодня, когда уже мало кто верит в благородных пиратов и великих артистов? Хочется надеяться, что некоторую пользу мы все же извлечем. Сможем, по крайней мере, проиллюстрировать вещи гораздо более высокого порядка, ни в какой степени не сравнимые с процитированной беллетристикой. Ле авдиль, как говорят на иврите, - отделить, не сравнивать! Ну что же, сравнивать и не будем, а все-таки общность некоторых принципов постараемся понять. И начнем, пожалуй, с трактата «Авот», единственного раздела мишны, посвященного этическим проблемам. Первая глава, первая мишна.
«Моше принял тору на Синае и переда ее Йеошуа, а Йеошуа – старейшинам, а старейшины – пророкам, а пророки передали ее мужам Великого Собрания». Спрашивает талмуд (тракта «Йома», 69; 2) – а почему это Собрание называется Великим? Ответ: потому что они вернули утерянное величие. Ведь сказал Моше: Б-г Великий, Могучий и Страшный (Дворим 10; 17). Пришел Иеремия и сказал: чужие в Его святилище, – где же страх перед ним? И не упомянул «и страшный» (только «Б-г Великий Могучий» – Иеремия 32; 18). Пришел Даниель и сказал: чужие порабощают Его сыновой, – где же могущество Его? И не упомянул могущества (а только «Великий и страшный» – Даниель 9; 4). Пришли мужи Великого Собрания и сказали – все наоборот! Вот оно, могущество Его и вот они, страхи перед Ним, что если бы не страх Б-жий, как бы мог один <такой> народ уцелеть среди народов? И вернули утерянное было величие, и сказали – «Б-г Великий, Могучий и Страшный» (Нехемия 9; 32).
Рибоно шель Олам! Владыка мира! Было ведь когда-то такое время, что в том месте, где сейчас находится мечеть Аль-Акса, стоял наш святой храм. Народы мира трепетали тогда пред Тобой и перед нами и думать не могли наложить жадные руки на наш удел. Все это было, было когда-то… Потом пришли другие времена. Наш храм сожгли, нас унизили и рассеяли. Но, по крайней мере, во главе народа стояли тогда великие мудрецы, верные Тебе и верные нам. Мудрецы, которые, будучи силой принужденными к спору с умниками народов мира на навязанных им условиях, не оставляли и камня на камне от их аргументов. (Почитайте для примера диспуты Рамбана, они опубликованы и переведены). И не было у врагов другого ответа на наши вопросы, кроме насилия, насилия и насилия – «последнего убежища» для любого ничтожества. А мы шли за нашими вождями, верили им и знали, что они не подведут нас. Мы знали это и не знали позорного слова коррупция, не знали постыдных судебных процессов, превращавших нас в посмешище для всего мира. Мы не знали ничего подобного и даже в самом страшном ночном кошмаре не боялись узнать. Все это было, было когда-то… А потом мы сильно измельчали и выбрали себе других руководителей. И начали блуждать без цели, сокрушая собственные ценности и собственные святыни, не замечая этого. Мы были как во сне, и это был ужасный сон. И ничто из окружающего нас не должно было бы нас утешить. Но мы, в ослеплении своем, утешались. Мы утешались тем, что у нас была победоносная армия, приводившая в трепет наших ненавистников, сокрушавшая их армии и блоки. Они грозили нам и запугивали нас, они подсчитывали силы и, уверенные в своем преимуществе, нападали на нас, чтобы остаться ни с чем. Все это было, было когда-то… С чем мы остались? Наш храм разрушен. Наши мудрецы отстранены от власти, а те, кому мы сами ее отдали, лишь позорят и предают нас. Наша армия сильна только против нас самих. Нашим врагам осталось только прийти и взять нас. С чем мы остались, Рибоно шель Олам, Владыка мира? Где страх перед Тобой и где могущество Твое? Но мы, однако же, продолжаем жить, продолжаем растить детей, служителей Твоих, продолжаем учить тору – мудрость твою. А ведь если бы не страх перед Тобой, именно перед Тобой, а не перед помпезной легендой, если бы не могущество Твое, именно Твое, а не главенствующей мировой религии времен царя Шломо – разве выжил бы такой народ, окруженный ненавистниками и злодеями снаружи и изнутри? Легенда очерчена. Легенда преодолена. Снижения не произошло. И ради этого, пожалуй, стоит жить. А эскадра, разметанная бурей, никуда не делась. Утихнет буря, подоспеет и эскадра…

Добавить комментарий

Добавление комментария

Поля, отмеченные * , заполнять обязательно * Подписать сообщение как  Имя  без пароля (гостевой вход)  Ник  Пароль  Войти?        Зарегистрироваться  Забыли пароль? * Текст  Показать подсказку по форматированию текста