БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №151 > ПРЕТВОРЕНИЕ ОПЫТА
В номере №151

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
0
Интересно, хорошо написано

ПРЕТВОРЕНИЕ ОПЫТА
Анна МИСЮК

Мемуары, воспоминания – письменные, устные – сейчас даже не сказать, что в моде, они признаны главными свидетельскими показаниями на суде над историей.

ИзменитьУбрать
(0)

Когда-то было принято говорить о «суде истории», о науке истории, которая должна
была расставить по местам правых и виноватых, судить о деяниях и событиях: какие возможно, а какие и невозможно было реализовать либо предотвратить. Сейчас же под судом все чаще оказывается сама история как наука – за ангажированность,
за то, что «обслуживает» интересы правительств, государств, отдельных сообществ. Да и сама цепь событий, сменяющихся в череде лет и веков, тоже подвергается суду. Так они, бывает, нам не нравятся, так отвратительны, что рука сама
тянется к перу или клавиатуре, чтобы прокричать, убедить, что все было не так, не тогда и не с теми…

А поскольку сейчас мы живем в эпоху, когда каждый голос хоть кем-то да может быть услышан, то историю судят по свидетельским показаниям. «Свидетели» – так и называют мемуаристов, частных людей, которые претворяют свой личный опыт в
рассказ, адресованный потомкам. Да, это очень важно, что мемуары, все мемуары, кто бы их ни писал, – знаменитость или человек, проживший скромную, вполне заурядную жизнь, – они все имеют общего адресата, имя которому «будущее». Если
человек этого будущего никак не прозревает, то и не пишет, как бы его ни уговаривали. А уговаривают, тем более, что сейчас можно и не писать вовсе, а рассказать, наговорить на послушную чудо-технику все, что скопилось в памяти, в мыслях
о виденном, прожитом.

Претворение опыта… Приходит время, когда опыт уже нет сил и времени копить. Тогда является желание претворить его в послание, отправить в будущее свою частицу, уникальную, в мире единственную, ибо есть миллионы схожих жизненных путей,
но нет и не может быть совпадающих. Да, мемуары пишет не каждый, даже рассказать о пережитом – о своем понимании того, что именно происходило с тобой, семьей, страной, – бывает очень трудно, особенно, если так и не наступила ясность
этого понимания… Впрочем, не боясь противоречия, замечу, что многие и очень неплохие мемуары рождались как раз из желания обрести эту ясность в понимании событий и впечатлений собственной жизни.

Мемуары – это не просто воспоминания, отрывочные, конкретные, ответы на поставленные кем-то вопросы. Мемуары – это книга о жизни. В идеале – книга обо мне и тех, кого я знал, о времени, в которое была вплетена моя жизнь. Но это «в
идеале»

Выше шла речь о том, как и зачем пишутся мемуары. Сейчас надо и упомянуть, кто и зачем их читает.

А у мемуаров читателей много, и читателей благодарных. В Европе и США есть большие книжные магазины и крупные издательства, которые специализируются исключительно на мемуарах. Как легко понять, одних знаменитостей на это бы не хватило.
Конечно, есть еще те, кто этих знаменитостей знавал, с ними сотрудничал или, бывало, раскланивался издали. А в последние сто лет мы получили тысячи историй, вышедших из массовой жизни. (В Америке я разговаривала с людьми, которые вели
мастер-классы для тех, кто хочет оставить своим потомкам семейную летопись.)

Чем же интересны читателям эти частные истории? Прежде всего, своей «подлинностью», неповторимой оригинальностью.

Быт и семейные отношения, разговоры, язык, отношения с государством, семейные отношения, как выглядели горе и счастье, одежда и посуда, надежды и разочарования. Зачем это знать тем, кто живет позже? Кто уже по-другому любит, учится,
другое читает и играет в другие игрушки? Вопрос из тех, которые принято называть трудными или философскими и оставлять без ответа. У меня один из вариантов ответа есть: нам интересно знать, как человек проживает жизнь, тогда мы ярче и
четче осознаем проживание своей.

Перехожу к примерам: мне часто приходилось сетовать на мемуаристов за то, что они не давали адреса, где именно происходило то или иное интересное событие или жили люди, производившие значительное впечатление. Автор, увлекшись изложением
своих впечатлений, адреса не удосуживался назвать и даже улицу упоминал небрежно.

Но, с другой стороны – это урок понимания того, что наше видение мира меняется: мему­аристы прежних поколений упоминали адреса небрежно, потому что они либо часто менялись, если речь шла об арендуемых помещениях, либо, если речь шла о
собственности, были настолько стабильны, что автор был уверен, что дом госпожи такой-то таковым и останется, а здание публичного лектория и театра тоже пребудут на своем месте, если и не вечно, то долго… О мемориальных досках тогда и не
помышляли.

Свидетели грандиозных и, как правило, трагических событий часто пишут мемуары из чувства долга. Мне было дано видеть, пережить и выжить, и значит, я должен об этом рассказать. «Я должна рассказать», – так озаглавила свои воспоминания
литовская еврейка М. Рольникайте, она была «должна», а ведь, может быть, хотела забыть о кошмаре нацистской оккупации, о годах, после которых древнее литовское еврейство перестало существовать. Ее боль, ее долг, как и свидетельства
тысяч, переживших Катастрофу, стали уликами на суде над преступлениями нацизма.

И какой поднялся шум, когда оказалось, что знаменитая книга Е. Косинского «Раскрашенная птица» – не мемуары, и он этого сам не пережил. «Какая вам разница, – возражали защитники писателя, – ведь описанные события действительно
происходили?»

Но у тех, кто возмущался, был свой резон: «Нельзя присваивать претворение опыта». Сложный это вопрос.

В Одессе открылся «Народный архив». Сюда одес­ситы приносят историю своей семьи – раритетные фотографии, документы, записки, дневники, вырезки из газет и т.п.
«Народный архив – архив непричесанный, архив буйный. Там и чеки, и дневники и зарплатные ведомости и любовная переписка. Архив призывает всех не дать пропасть таким сокровищам». (Анна Мисюк)
Музей истории евреев Одессы также принимает семейные архивы, на многих из них базируются постоянная экспозиция музея и выставки.

Подлинность мемуаров проверяется разными способами. Во-первых – по имеющимся документам. Но бывает, что и документ врет, особенно, если дело касается спецслужб. Так, например, в следственном деле, по которому меня допрашивали в КГБ, не
осталось никаких следов об этом допросе. Возможно, имеются еще какие-нибудь документы на эту тему, но мне они не попадались.

Подлинность некоторого факта может быть доказана, если о нем упоминают не знакомые друг с другом люди – когда совпадают место и время. Так, например, Елена Акинитова в своих воспоминаниях об оккупации Одессы описывает, как попала в
облаву, и их, колонну схваченных евреев, вели по Черноморской дороге к кладбищу. А Татьяна Фоогд-Стоянова, независимо от Елены, описывает, что в этот день видела следы прохода колонны – валяющиеся вещи, игрушки, следы крови. В ее голове
все время крутилось слово «погром». Вот такая получается стереоскопическая картина из этих двух свидетельств.

Иногда один ложный факт ставит под сомнение подлинность всего мемуара. Воспоминания Труди Биргер, немецкой еврейки, – это редкий случай воспоминаний: четкие, острые сценки. Она была подростком, когда началась война, которая застала ее
семью в Литве – отец получил там работу перед войной. Они с матерью прошли лагеря. Одна из сцен – Труди описывает очередь в крематорий и как на ее глазах женщин – за руки, за ноги – засовывают в печь. На самом деле – это ее ночные
кошмары и ей рекомендовали написать воспоминания. Эта неправдоподобная сцена ставит под сомнение все ее записки. Возможно, в книге есть сноска, о том, что это ночной кошмар, преследующий Труди всю жизнь, но в русском переводе книги
такого примечания нет.

В СССР не поощрялись воспоминания о Холокосте, и люди принялись вспоминать лишь в 90-е годы, когда фонд Спилберга организовал видеозапись свидетельств о Холокосте. Увы, во многих случаях свидетели рассказывают то, что они считают нужным
сказать об этом, – то, о чем они прочли, видели в кино или слышали.

Еще один недостаток частных воспоминаний – выборочность. Помню, я читала интересные мемуары оперного певца, открывала для себя сложности постановок и взаимоотношений в труппе, как различались публика и театральные залы разных городов. А
потом, когда я уже закрыла книгу, то поняла, что в это же время происходили революции 1917 года и гражданская война, но мемуарист не удостоил эти «мелочи жизни» вниманием. Он писал о том, что для него было действительно важно – о
театре, музыке, публике, проблемах с костюмами, гримом и афишами…

Мемуары запечатлевают не только материал и образы времени, но самих людей с их интересами, ценностями и картиной мира, в котором живут.


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №151 > ПРЕТВОРЕНИЕ ОПЫТА
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-12-14 10:37:55
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Jewniverse - Yiddish Shtetl Jerusalem Anthologia Всемирный клуб одесситов