Воздух там был особенным.
Вывалившись из переполненного трамвая 18-го маршрута, ты сразу чувствовал себя в оазисе. А пройдя через калитку огромных кованых ворот на территорию нашего дачного кооператива на 14-й станции Большого Фонтана, и вовсе оказывался в раю. Как-то весной мы с друзьями приехали на очередной шашлык. У ворот, опустив на землю кастрюли с замаринованным мясом, мой приятель утер лоб, вдохнул глубоко и заявил: «Да у вас здесь просто земля обетованная!» Потом прочел фамилии на почтовых ящиках – Кац, Штеренгерц, Плотичер, Кеймах, – и засмеялся: «Правильное название вашего коллектива – “Наши Палестины”».
Надо сказать, это было «в яблочко». Наш ДСК был основан в 1926 году, и многие семьи были связаны многолетними, почти родственными отношениями, что создавало особую атмосферу. Открывая дачный сезон, шли со всеми здороваться, уезжая осенью в город – прощались. Созревшие фрукты собирались, тщательно мылись и торжественно на большом блюде разносились по соседям. Ты не мог громко врубить музыку и нарушить сиесту соседа, потому что он был пациентом твоего дедушки, его сын – партнером твоего папы по шахматам, а с его внуком вы вместе собирали мидии и жарили их на обрыве на листах железа.
Переезд в мае на дачу качественно менял внутреннее состояние – вольница! Открытое, без волнорезов море (они появились в начале 70-х), крупный морской песок, непричесанные крутые обрывы. На дне рождения моей сестры 10 мая мы уже мерились степенями загара.
Первую половину дня занимало море. Днем моя мама-доктор настаивала на обязательном отдыхе («по жаре не гоняют»), и приходилось, взяв раскладушку, книжку и фрукты, отправляться в густую тень сада. Вечером, когда взрослые возвращались с работы, начинался следующий этап дачного кайфа – походы в гости. Заборов не было, участки отделялись друг от друга кустами «кашки», сирени и жасмина. В гости ходили запросто и без приглашений. «Людей делов», как остроумно назвал эту часть общества В. Жаботинский, в коллективе было немного. В основном, профессорско-преподавательский состав, музыканты, юристы, врачи – люди интеллигентные, интеллектуальные, нестандартные. Такими же были их гости. Собирались большие компании одесской научной и творческой элиты. Присутствие при их беседах было упоительно интересным.
Я выходила на главную аллею и задумывалась: чего сегодня душа просит? Пойду-ка сегодня к Дикисам. Это было большое и очень любимое мною семейство. Михаил Яковлевич и жена его Тереза Яковлевна вступили в брак, имея по дочке – Ларису и Лиду, и родили общего сына Вадика. Михаил Яковлевич был профессором института пищевой промышленности, доктором наук, завкафедрой, Тереза Яковлевна – доцентом там же. Михаил Яковлевич – рослый, статный, с тонзурой на голове и очень серьезным внимательным взглядом. Меня поражало его уважительное отношение к младшим – я была одного возраста с его внучкой, моей подружкой Ирой (дочкой «тети» Лиды), а он разговаривал на равных.
Тереза Яковлевна сразу радостно увлекала пить компот и есть вертуту. Тетя Лида настаивала, что перед компотом необходимо употребить что-то посерьезнее. Муж тети Лиды и Иркин папа Виталий Рафаилович Сигалович – хирург-ларинголог, золотые руки. Я сама пробовала, я знаю. В 10 лет после тренировок по плаванию в «мутной, зловонной, темно-зеленой реке Лимпопо» – бассейне Дюковского парка я заработала тяжеленный гайморит с температурой и жуткой головной болью. Дядя Витя погрузил нас с папой в свою машину, привез к себе в больницу на Слободку, обследовал меня и вынес категорический вердикт: необходимы проколы! Он прочел мне, десятилетней, такую лекцию по отоларингологии, так доходчиво все объяснил, что я сдалась без боя: надо – так надо! И он делал мне прокол за проколом, признаться, очень болючие, но он так сопереживал и хвалил «за проявленное мужество», что пришлось-таки вести себя по-взрослому. А еще он после каждого прокола премировал меня бутылкой сладкой воды «Буратино», которую мне не очень-то покупали, потому что мама считала это вредным.
Сын Дикисов, Вадик – очень большой и добрый, тоже был не из моей возрастной категории, но это не мешало нам быть друзьями. Наши степенные беседы очень поднимали меня в собственных глазах. Когда Вадик женился, число моих друзей выросло: жена его Лора оказалась филологом, а уж литература меня увлекала всегда.
Третий семейный клан Дикисов возглавляла дочь Терезы Яковлевны – тоже Лора. Вот уж кто был человеком-праздником! Смуглая, восточной красоты, с налетом экстравагантности, всегда нестандартно одетая… «Ну, кот, – начинала она, обнимая и увлекая за собой, – давай поговорим». Темы бесед – неисчерпаемы: литература, живопись, театр. Все вокруг мгновенно становилось красочным, многоцветным, сказочным.
Ощущение причастности к необычайному и прекрасному было и в гостях у Могилевских. Все члены семьи – музыканты, представляете, все! Папа Гидеон Израилевич Лейзерович, мама Серафима Леонидовна Могилевская – оба профессоры Одесской консерватории, их сын Женя, позже – его жена Ольга, оба их сына – Максим и Саша, еще позже – жены Максима и Саши, – все музыканты! Только про бабушку их Полину Эммануиловну не знаю, хотя помню ее хорошо: небольшого роста, хрупкая, седоволосая, она была красива даже в глубокой старости.
Из их дома всегда неслись звуки музыки. Соседи не раздражались, понимали – музыкант должен играть постоянно. Оба Жениных родителя были его учителями. А сам Женя вообще был общей гордостью: в 1964 году он победил на международном конкурсе пианистов в Брюсселе, и его поцеловала сама бельгийская королева. Даже сейчас слово «королева» погружает в сказку, а тогда, в стране победившего социализма, и представить такое было невозможно. Вся дача, независимо от возраста и социального статуса, хотела посмотреть на место поцелуя на Жениной щеке. Женя был счастлив победой и весь светился. 18 лет – и такой успех! Но позы и гонора в нем не было. О конкурсе он рассказывал скромно и вообще всегда был доброжелателен и деликатен. Внешность у него была артистическая, романтическая: одухотворенное лицо, большие темные глаза, густые брови вразлет, волосы длиннее обычной мужской стрижки – черной блестящей волной, мягкая улыбка – и никакого пафоса.
Помню, как однажды на нашем участке появился Женин сын Максим, тогда еще совсем ребенок. Одет парадно, глаза блестят, эмоции переполняют. Стал в торжественную позу и доложил: «Я пришел сообщить, что в нашей семье произошло важное событие: у меня родился брат Александр». Приняв положенное количество «ахов», «охов», поздравлений и обстоятельно ответив на вопросы, Максим проследовал дальше, явно осознавая серьезность своей миссии – поделиться радостью со всеми соседями.
Рядом с Дикисами жили Розенцвайги и Козаки. Как-то мы с папой шли по аллее, а перед нами – двое: Дикис Михаил Яковлевич и Розенцвайг Абрам Моисеевич. Папа многозначительно поднял указательный палец и негромко, почтительно произнес: «зубры». Уже взрослой, прочитав повесть Д. Гранина «Зубр», я оценила точность папиного определения – их личностный масштаб.
Абрам Моисеевич, невропатолог, был потрясающим диагностом. В 50-х годах в СССР началась эпидемия полиомиелита, пик пришелся на 1958 год. В этот пик угораздило попасть меня. Когда моя бдительная бабушка на прогулке увидела, что я «тяну ножку», мама сразу же обратилась за консультацией к Абраму Моисеевичу. Он был глубоко почитаем и любим всей нашей семьей, дружил с моим дедушкой, был его пациентом (у дедушки была официальная частная стоматологическая практика). Он сразу поставил правильный диагноз, хотя об эпидемии в Союзе еще официально не говорили, вакцинация началась только через несколько лет. Мама немедленно поехала со мной в инфекционную больницу. Там, услыхав про полиомиелит, покрутили пальцем у виска, но мама настояла на анализе. Диагноз подтвердился!
Был Абрам Моисеевич не только гениальным врачом, но и прекрасным рассказчиком. Медицинские темы мне всегда были интересны. И вот этот ученый муж рассказывал мне, первоклашке, о прививках и сыворотках, об иммунной системе, о всемирно известном одессите докторе Хавкине, его фантастической биографии и гениальных работах (Владимир Аронович Хавкин разработал в конце 19 века первую в мире вакцину против холеры и чумы).
Абрам Моисеевич вообще был добрым ангелом нашей семьи. Мама моя, окончив медин, получила назначение в село Тарутино. Это как бессрочная ссылка: уехать без открепления, выданного районным начальством, – дело подсудное. В те времена острого дефицита врачей получить открепление было нереально. Мама отработала 4 года, но о возвращении в Одессу не могло быть и речи. И тут в Измаиле тяжело заболевает большая номенклатурная «шишка». Розенцвайга привезли на консультацию. Выздоровевший начальник так преисполнился к доктору благодарностью, что выразил готовность сделать ему какое-либо личное одолжение. Тут Абрам Моисеевич и попросил помочь с освобождением «племянницы». Через два дня мама получила заветную «вольную» бумагу.
Зять Абрама Моисеевича – блестящий физик-оптик, академик, директор Научно-исследовательского института физики, лауреат государственной премии в области науки и техники… И вот такой себе дачный сосед – Виталий Михайлович Белоус запросто предлагает мне составить ему компанию в морском заплыве (он еще и к спорту неравнодушен – волейбол, плавание). Во время длительных заплывов (а плыли мы аж к рыбацким сетям) он легко и увлекательно рассказывал невообразимо сложные вещи. Однажды, например, объяснил принцип дополнительности Бора на примере баночек от сметаны.
А еще были сестры Брандис – Нома и Ора. «Непонятные имена какие-то», – поделилась я с бабушкой. «Почему? – удивилась бабушка. – Нормальные имена». Ей, родившейся в 1890-м, эти имена были привычны. Старшая, Нома, была замужем за Рафой (Рафаилом) Циклисом, сыном легендарного одесского педиатра и завзятого театрала Ильи Ефимовича Циклиса. Рафаил Циклис погиб в авиакатастрофе. Дочь Номы и Рафы – Эдда Циклис рассказывала, что в детстве сиживала на коленях у Д. Ойстраха и Э. Гилельса, с которыми был знаком дедушка. Эдда вышла замуж за Юру Михайлика, впоследствии крупного одесского поэта. Забавно, что Юра работал в газете «Комсомольская искра», редакция которой находилась на Пушкинской, в довоенной квартире доктора Циклиса.
На даче «стенка к стенке» с нами жили Башины. Дядя Сема работал на щетинно-щеточной фабрике и щедро делился кистями всех видов с моим папой, мастером на все руки. Нет уже дяди Семы, нет папы, флейцы есть. Курил дядя Сема исключительно папиросы «Сальве». От него я впервые услыхала замечательный слоган: «Деньги уходят, как дым. Слава уходит, как дым. Жизнь уходит, как дым. Но ничто так не вечно, как дым папирос “Сальве”». Процитировала я это как-то к слову Александру Юльевичу Розенбойму – непревзойденному знатоку старой Одессы. Он посмотрел на меня заинтересованно, задал пару вопросов… Оказалось, сын дяди Семы – Яша Башин – его школьный товарищ.
Юрист Арнольд Эдуардович Калинский много лет был председателем нашего ДСК, он профессионально и с юмором разруливал любые деликатные ситуации. Жена его работала хирургом в поликлинике на Троицкой. Их дочка Лена, моя подружка, уехала в конце 80-х в Израиль, и мы как-то «потерялись». Когда в 1999-м туда приехали на ПМЖ мои родители, мы с Леной встретились. И вот при каких обстоятельствах.
Пятничным утром родители перебрались от моего друга, где остановились вначале, на съемную квартиру. Днем раздался звонок в дверь. Открываю – в дверях два подростка примерно одного возраста. Шляпы – черные, рубашки – белые, в глазах – любовь, в руках – пакеты... «Шаббат шалом. Это передала наша мама». «Вус? Мама – кто?» «Наша мама – Лена Калинская». В пакетах была еще горячая жареная курица, несколько салатов, вишневый компот, фрукты и две тоже еще горячие восхитительные халы! Сказать, что в полупустой, необжитой, чужой квартире стало тепло и светло – это ничего не сказать... А после исхода Субботы позвонила Лена и через полчаса пришла. Оказалось, что ее муж преподает в иешиве, мой друг ходит туда на занятия, рассказал преподавателю, что у него гостят одесситы-олимы и назвал меня по фамилии. А преподаватель эту фамилию хорошо знал. По даче. А когда он поделился новостью с женой, они «просто» решили сделать нам сюрприз. С тех пор дружба возобновилась и продолжается.
О даче можно писать бесконечно. О той даче. Увы, она осталась только в памяти. Сейчас там все иное: люди, дома, участки, отношения…
Сайт создан и поддерживается
Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра
«Мигдаль»
.
Адрес:
г. Одесса,
ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.:
(+38 048) 770-18-69,
(+38 048) 770-18-61.
04.02.2020 07:55
Огромное Вам спасибо, Наталья Владимировна, за то,что вернули меня в детство. Все персонажи мне знакомы, и особенный воздух с запахом моря и цветов акации на всегда остался в моей памяти.
17.06.2022 05:08
Молодец, Наташа! Здорово! Это я тебе по-соседски :)