+1

№57

Мигдаль Times №57

Песах в Гетто

По материалам из Интернета

Это было самое мощное восстание из всех, которые знало гетто. Решение поднять восстание было принято небольшой группой молодых людей из молодежного движения. Они знали, что оно обречено на провал, но все же предпочли самостоятельно распорядиться своей судьбой, не ожидая, когда это сделают фашисты. Для них это было выражением причастности к еврейской истории, и в этом заключался их Исход из Египта.

Песах в Варшавском гетто.
1941 г.

(0)

Перед Вами фрагмент из мемуаров Рахель Ойрбах, рассказывающий о событиях, происходивших в Варшавском гетто во время Песаха в 1943 году: «В ту ночь, ночь на вторник, в первую ночь восстания, люди еще сидели за Пасхальным столом. Где-то там, в глубинах бункеров, в пустых квартирах, посещаемых только урывками [...] в последний раз сидели евреи за накрытыми столами. Читали Агаду [...]. И издевательства, причиненные нам египетским фараоном, слились воедино с теми, которые причинял нам злодей Гитлер. Подобно мудрецам из Бней-Брака, вспоминали варшавские евреи чудеса Исхода из Египта и говорили о восстании.

Восхваляли действия молодых бойцов с улиц Мила, Заменхоф, Налевки и Самотше. Подобно фараону и его армии, в конце концов злодей будет истреблен... Тоска по избавлению была безмерна. Старый напев, древние слова... Они знали, что им суждено умереть на пороге избавления. Они пели и плакали. Старики и молодые мысленно влились в ряды своих предков, воевавших за свободу».

А вот фрагмент из книги «Между падающих стен» — воспоминания Тувии Божковского — одного из руководителей восстания: «К вечеру того же дня, 19 апреля 1943 года, я заглянул в дом №4 по улице Кута, чтобы достать электрический фонарик для нашей группы. Случайно я оказался в квартире раввина Майзеля. Едва переступив порог, я вспомнил, что сегодня Песах, ночь первого седера.

В доме царил хаос. Постель разбросана, стулья перевернуты, на полу валяются вещи, оконные стекла разбиты вдребезги. Днем, пока жильцы скрывались в подвале, все в квартире было перевернуто. И только стол посреди комнаты странно выделялся своим праздничным убранством. Красное вино в стаканах напоминало кровь евреев, погибших в день праздника свободы. Пасхальная Агада читалась под аккомпанемент выстрелов и взрывов, раздававшихся всю ночь в гетто.

Временами комнату и лица сидящих за столом освещали отблески пламени, поднимавшегося из горевших вокруг домов. Когда дошли до “Шфох .аматха”, раввин и вся его семья зарыдали. Это был плач обреченных, смирившихся со смертью, но охваченных ужасом в момент ее приближения. В голосе раввина слышалась печаль о тех, кто не дожил до первого седера, и тихая мольба о том, чтобы Г-сподь дал сидящим здесь дожить до второго седера.

Песах в Варшавском гетто.
1941 г.

(0)

Настроение то поднимается, то падает вместе с усилением и ослаблением стрельбы. На какое-то мгновение вспыхнула надежда, и раввин сказал: может произойти чудо, как тогда в Египте. Но уже в следующие минуты нас вновь охватило отчаяние, и мы ясно представили себе, что наше поколение — это “поколение пустыни”, на долю которого выпал тяжкий жребий — погибнуть всем до единого.

Чем больше раввин углублялся в чтение Агады, тем сильнее его охватывало чувство безысходности. Он сопоставлял тогдашнее избавление и сегодняшнее уничтожение, и не мог не думать о приговоре Небес, вынесенном в наши дни. Уставший от сидения в подвале, оглушенный взрывами, подавленный и испуганный известиями о происходившем в гетто, раввин вел седер лишь по привычке, следуя традиции и выполняя религиозное предписание. О приподнятом, праздничном настроении не могло быть и речи.

Он отложил Агаду, опустил голову, время от времени подымая ее для того, чтобы поговорить со мной. Надеясь услышать от меня слова утешения, раввин расспрашивал о боевой организации, о первом дне восстания и о наших планах на завтра.

Провожая меня, раввин дал мне несколько пачек мацы для моих товарищей и пожелал удачи. “Я стар и слаб, — сказал он, — но вы, молодые, не сдавайтесь, боритесь. И да пребудет с вами Б-г!”
Вернувшись к товарищам, я как будто пришел из другого мира. Меня согрело тепло дружеской поддержки, я вновь попал в атмосферу, где нет места слезам, несмотря ни на что. Какая сила духа! Она не дает отчаянию овладеть тобой, зовет на бой с врагом».

Пасхальный седер 1943 года был последним седером в Варшавском гетто. Но не первым и не единственным. Сохранилось несколько свидетельств о праздновании Песаха в разных гетто.
В подполье Варшавского гетто выходила газета «Наша надежда». Перед Вами отрывок из ее номера, датированного 1-м апреля 1942 года, — в канун Песаха: «Мы отмечаем Праздник Освобождения в период, когда нас бесчеловечно угнетают. И несмотря на то, что Голем, самый ужасный из всех, которых являла на свет земля, ежедневно топчет своими сапогами Свободу, Она продолжает жить в наших душах, и мы надеемся и верим. Песах — самый прекрасный праздник в нашей истории — возвращается и вызывает к жизни воспоминания о вечной идее Освобождения. Для нашего народа, терпящего в эти дни унижения и страдания, это напоминание о грядущем спасении. Сегодня мы лучше понимаем смысл слов: «В каждом поколении должен человек почувствовать себя так, как будто он лично вышел из Египта». Это веление истории. Недопустимо, чтобы даже одно поколение забыло те страдания, которые выпали еврейскому народу в годы изгнаний.

С момента освобождения от оков египетского рабства у каждого поколения есть своя собственная «Агада», написанная в страданиях и горечи порабощения и в надежде на день грядущий, — день, который будет лучше остальных».

Следующее свидетельство — рассказ о праздновании Песаха в детском блоке в лагере Освенцим. Дети, о которых здесь идет рассказ, были доставлены в Освенцим-Бжезинку из Терезинштадта.

«Они ни за что не стали бы отмечать Песах, если бы не учитель музыки Д. Ковач. “Подготовка к пасхальной ночи чрезвычайно опасна, но ведь и лагерная жизнь сама по себе опасна во всех отношениях”, — думал Алекс Апарон. Споры вожатых длились долго. Были те, кто не соглашался из-за усилий, которые нужно было приложить. Пельзен возражал: “Зачем менять хлеб на косточку и редиску?” Другие не желали рисковать жизнью. Такие же, как Индек Ринд, были против, поскольку они отреклись от еврейских корней. Однако, чем больше эта идея обсуждалась, тем она становилась все более осязаемой, и в конце концов все согласились — кто чистосердечно, кто под давлением... Седер устроили в предобеденные часы, так как вечером вступал в силу комендантский час. Кеорой (пасхальным блюдом), которая переходила от одной группы к другой, служила круглая деревяшка, а на ней находились: косточка, яйцо, кусок редиски и стаканчик с соленой водой — в память о слезах порабощенных в Египте. Тетя Мирьям размешала немного свекольного варенья в чае, чтобы этот напиток напоминал вино. Она замешала тесто и вылепила из него опресноки круглой формы. Шашек соорудил плиту, а Баас-пекарь держал опресноки над огнем, пока те не стали темно-коричневого цвета.

Дети подходили группами и смотрели на церемонию выпечки мацы — как замешивали тесто из воды и муки и придавали опреснокам округлую форму. Некоторые лепешки почернели от копоти, другие сгорели и ссохлись, но в конечном итоге на столе Химмеля Блау лежало семь штук. В блоке жило триста семьдесят детей, и каждому достался крохотный кусочек мацы. То был хлеб бедности, который ели отцы наши по пути от рабства к освобождению. Алекс Апарон [...] рассказал детям историю Исхода из Египта, и все, и Ханка, и Майда, и даже сорванец Адам слушали, не издавая ни звука, загипнотизированные рассказом о том, как пред евреями разверзлось море, чтобы они могли выйти из рабства на свободу. Они пили раствор, который в их представлении был вином, жевали обгорелые кусочки мацы и слушали рассказ. Они задавали кушьйот, которым их научил Алекс, и распевали ответы на них своими тонкими детскими голосами. Они обратили день в ночь и чай в вино. И хотя они жили в том призрачном мире, не было ничего более реального, чем эта пасхальная церемония...

Алекс Апарон взглянул в потемки блока. Он увидел своих коллег, вожатых и нянь. Сионистов и коммунистов. Чехов и немцев. Над всеми он увидел детей, слушающих пение, — их широко распахнутые глаза сияли... Голоса трехсот семидесяти детей присоединились к хору и слились воедино. И этот голос бился о крышу и деревянные стены. Они пели до тех пор, пока волшебным образом их песня не превратилась в парящую мечту. И в этот миг все, дети и взрослые, стали свободными людьми. В этот миг они победили немцев» (Отто Краус, «Дневник детского блока»).

Даже в ужасных условиях концентрационных лагерей евреи пытались любым способом достать мацу к Песаху. Но это не всегда удавалось. Когда еврею грозит смерть, ему позволяется, даже вменяется в обязанность есть все, что угодно, лишь бы выжить, даже если это будет хомец. В одном из лагерей группа евреев поступила так. Они решили справить пасхальный седер, используя хлеб. Собравшись тайно, они прочитали по памяти Агаду, вспоминая историю Исхода евреев из Египта. Когда пришло время съесть мацу, они взяли хлеб и произнесли импровизированную молитву: «Господин Вселенной, Ты хорошо знаешь, насколько сильно наше желание исполнить то, что надлежит сегодня, — съесть мацу. Но Ты не дал нам такой возможности. И Ты не только не позволил нам исполнить заповедь, обязывающую в Песах съесть мацу, но даже принуждаешь нас есть хомец. Иначе мы погибнем. Поэтому хотя мы не можем выполнить эту мицву, мы исполним более важную заповедь — сохранить жизнь. И мы произносим благословение: .амоци лехем мин .аарец — “Выводящий хлеб из земли”».

Восстание в Варшавском гетто было первым массовым народным восстанием против нацистов в Европе. Восстания вспыхивали тогда, когда приближался или наступал день ликвидации гетто и, следовательно, узникам все равно нечего было терять. 19 апреля 1943 г., когда гитлеровцы вошли в гетто, чтобы приступить к его ликвидации и депортации жителей в Треблинку, их встретил огонь из ружей и пистолетов, в них полетели гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Немцы отступили, акция не состоялась. После 12 дней ожесточенных боев, когда повстанцы, вооруженные пистолетами, гранатами, топорами и ножами, сражались против танков, орудий и самолетов, горящее гетто пало. Всех оставшихся в живых немцы расстреляли.

Боевые организации в гетто не ставили себе целью освобождение — было совершенно ясно, что эта задача им не по силам. Они боролись за свое человеческое достоинство.

Добавить комментарий

Добавление комментария

Поля, отмеченные * , заполнять обязательно * Подписать сообщение как  Имя  без пароля (гостевой вход)  Ник  Пароль  Войти?        Зарегистрироваться  Забыли пароль? * Текст  Показать подсказку по форматированию текста