БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №66 > «Кавалеры приглашают дамов»
В номере №66

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
0
Интересно, хорошо написано

«Кавалеры приглашают дамов»
Ростислав АЛЕКСАНДРОВ

Забавно все-таки общаться с приезжими гражданами, когда у каждого имеется свой интерес к Одессе. Кто-то сразу же устремляется к Оперному театру, другой, начитавшись Бабеля, горит желанием пройтись улицами Молдаванки, третьему позарез надо отыскать дом на Екатерининской, где дедушка держал «Буфет искусственных минеральных вод».

А один респектабельный господин из Бостона попросил отвести его на Дерибасовскую, угол Ришельевской и, будучи спрошенным о причине такой привязанности к этому перекрестку, доверительно сообщил, что всегда слышал о нем «прямо от мамы» и, старательно выговаривая слова, то ли напел, то ли продекламировал: «Как на Дерибасовской угол Ришельевской,/ В восемь часов вечера разнеслася весть,/ Что у нашей бабушки, бабушки-старушки,/ Шестеро налетчиков отобрали честь».

ИзменитьУбрать
Дерибасовская,
угол Ришельевской
(0)

Большинство одесситов считает ее фольклорной песенкой из давнего репертуара Леонида Утесова. Только получилось тут, как говорят в Одессе, совсем наоборот. Утесов «таки да» пел ее в 1917 году, но не фольклорной песней она была тогда, а куплетами газетчика, специально написанными для его юмористической эстрадной программы «Одесские новости». А так как авторами программы были «три кита» тогдашней одесской эстрады — Яков Соснов, известный под незатейливым псевдонимом «Дядя Яша», его тезка Яков Ядов да Мирон Ямпольский, то сегодня уже трудно определить, кому из них принадлежит текст этой песни. Но доподлинно известно, что она впервые прозвучала в Большом Ришельевском театре, который помещался в доме №47 на одноименной улице, не так далеко от того места, где случилась история с бабушкой-старушкой. И лишь позже людьми и временем куплеты возведены были в ранг фольклорной песни и в качестве таковой стали известны далеко за пределами Одессы.
И ничего в этом удивительного нет, поскольку песни — это ведь не многотомная отцовская библиотека или громоздкий бабушкин комод, их легко увезти, потому что в душе место всегда найдется. И теперь вдруг доносится из какого-нибудь ресторанчика в Бруклине хватающее за сердце «как на Дерибасовской угол Ришельевской...» или, скажем, «это школа Соломона Кляра, школа бальных танцев, вам говорят...».

ИзменитьУбрать
В. Хенкин, Л. Утесов
(0)

В 1910-х годах в Одессе стремительно взошла звезда актерского успеха Владимира Яковлевича Хенкина, о котором потом с восхищением писали привередливые критики, маститые коллеги, восторженные зрители. Он играл скетчи, исполнял куплеты, читал пародии и «роскошное богатство смеха швырял в зал полными пригоршнями», как вспоминал старейший конферансье А.Г. Лившиц, выступавший под псевдонимом Алексеев. Блестяще владея жестом, мимикой, голосом, Хенкин мог «вытянуть» любой «безнадежный» текст, превращая его в художественное произведение, полное юмора, печали, иронии, мудрости. А зрители смеялись и плакали, потому что узнавали себя, своих родственников и друзей, свою судьбу и надежды, когда он на их глазах перевоплощался в продрогшего уличного торговца, маклера-неудачника, бедного портного, ошалевшего от свалившегося на него наследства, старого еврея, разуверившегося выдать замуж дочь, балагулу-философа с Молдаванки или разбитного приказчика мануфактурного магазина на Александровском проспекте. И при всем этом Хенкин умудрялся оставаться самим собою, как подчеркнул в эпиграмме одесский поэт Семен Кесельман: «Евреям Хенкин подражает./ И громко публика хохочет,/ Увы, никто не замечает,/ Что и тогда он подражает,/ Когда того совсем не хочет». А какой хохот стоял в зале, когда он, пританцовывая, исполнял куплеты о парикмахере, который, дополнительного заработка ради, по вечерам превращал свое заведение в танцкласс, где обучал жаждущих приобщиться «до моды» одесских обывателей: «Кавалеры приглашают дамов,/ Там, где брошка — там перед./ Две шаги налево, две шаги направо,/ Шаг назад. Наоборот». Хенкин обычно исполнял это в конце программы, непременно бисировал, и успех номера был так сногсшибателен, что публика «вынесла» куплеты из зала, и вскоре их распевала «вся Одесса». А потом куплеты «Танцкласс», подобно «На Дерибасовской угол Ришельевской», оторвались от исполнителя и автора, «ушли» в фольклор и пережили десятилетия цензурных запретов и разгромных рецензий, схожих с обвинительными заключениями.

Во времена Хенкина эстрадные артисты, если не пребывали на гастролях, то «кочевали» с одной сценической площадки на другую — сегодня выступали в «Большом Ришельевском», завтра в «Экспрессе», послезавтра в «Театре миниатюр». В 1918-1919 годах, «под занавес» репертуарной и других свобод, в Одессе открылось множество небольших театров, варьете, кабаре: респектабельное «Английское казино», залихватское «Ко всем чертям», претенциозное «Пале де-кристалл», многообещающий «“Наш уголок” — самое уютное место в Одессе», комически-устрашающее «Синяя борода»...

Кабаре «Золотая рыбка», подобно этому сказочному персонажу, поспособствовало исполнению желания молодых артистов — Аркадия Моисеевича Гробера с Мясоедовской улицы и Владимира Соломоновича Милича. Создав дуэт сатириков, они довольно быстро обрели успех. И на афише кабаре, начинавшейся незамысловатыми стишками «Кто хочет на свете блаженство узнать,/ Тот должен у “Рыбки златой” побывать», после фамилии известного куплетиста Цезаря Коррадо изо дня в день все более крупным шрифтом печатался их общий, недавно придуманный псевдоним «Громов и Милич».

ИзменитьУбрать
Л. Зингерталь
(0)

Подобно многим, они потом уехали из Одессы и так долго работали вместе, что, когда много лет спустя я познакомился с Громовым, он первым делом сообщил: «Сейчас от меня в Москве осталась половина». Как оказалось, Милич в то время куда-то уехал, а они уже давно ощущали себя единой творческой личностью. И Громов тогда «за двоих» вспоминал Одессу, «Золотую рыбку» на Преображенской улице, Цезаря Коррадо, Ядова, который уже в Москве писал для них эстрадные миниатюры, и «Большой Ришельевский театр», где они «работали “Вечера смеха” вместе с Утесовым и выступал сам Зингерталь».

Родившийся в 1875 году Зингерталь по возрасту, мастерству и известности с полным основанием считался старейшиной, «королем» одесских куплетистов и с неизменным успехом гастролировал в Екатеринославе, Киеве, Москве, Петербурге, Харькове... А в Одессе, похоже, не было сцены, на которой за многие десятилетия не выступал бы Зингерталь — от роскошного «Альказара» на Греческой улице до простецкого театра в саду «Трезвость» за Чумной горой, официально носившем длиннющее название «Сад одесского особого Комитета попечительства о народной трезвости». К слову, как рассказывал Зингерталь, больше всего нетрезвых граждан можно было встретить именно в саду «Трезвость», где они пребывали в полнейшей безопасности и даже комфорте.
Популярность Зингерталя была поистине фантастической, и случалось, что недобросовестные и беспомощные коллеги выступали в маленьких провинциальных городках под его именем, которое само по себе уже являло залог успеха. Такие уж нравы бытовали в актерской среде. Зингерталь же обычно ограничивался тем, что на афишах ставил «Едет Лев Маркович Зингерталь — настоящий». Помогало это, впрочем, не всегда, но популярности добавляло.

Зингерталь часто пользовался таким действенным приемом достижения комического эффекта, как несоответствие жеста тексту. И какие бы куплеты он ни исполнял: «Отсюда — до сих пор и кончен разговор», «Я Зингертальчик — красивый мальчик» или коронные «Зингерталь, мой цыпочка, /Сыграй ты мне на скрипочка» — зрители хохотали безудержно. Только веселье не есть зубоскальство, и зачастую была в его выступлениях та социальная заостренность, которую имел в виду Анатоль Франс, утверждая, что «веселый куплет может опрокинуть трон и низвергнуть богов».

Одесским полицейским чинам вряд ли была знакома эта сентенция великого француза, но они, как говорится, нутром чуяли опасность. И потому поимел однажды Зингерталь массу неприятностей из-за одного лишь куплета, о чем десятилетия спустя с присущей ему точностью деталей написал в романе «Хуторок в степи» Валентин Катаев: «...Любимец публики Зингерталь. Это был высокий, тощий еврей в сюртуке до пят, в... пикейном жилете, полосатых брюках, белых гетрах и траурном цилиндре, надвинутом на большие уши... Он... подмигнул почечным глазом публике и, намекая на Столыпина, вкрадчиво запел: “У нашего премьера /Ужасная манера /На шею людям галстуки цеплять”, — после чего сам Зингерталь в двадцать четыре часа вылетел из города...»
В общем судьба Зингерталю, похоже, благоволила: он сполна познал радость творчества и окрыляющую славу, прожил и проработал долгую жизнь в родном городе — «король» не покинул своих «подданных».

Но когда наступило время выхода на пенсию, сказались недоразумения с документами — какие такие справки-бумажки у вечно кочевавшего по городам и весям эстрадного артиста? Тогда и вынужден был престарелый Лев Маркович служить капельдинером Филармонии, благо что жил неподалеку, на Ланжероновской улице. И пришлось его именитым младшим землякам — Валентину Катаеву, который оставил его в большой литературе, да Леониду Утесову — своим честным и обязывающим к уважению словом подтверждать трудовой стаж кумира их одесской молодости — случай, кажется, небывалый в подобных канительных делах.

Я хаживал к Зингерталю на Ланжероновскую, когда он уже пребывал в непривычном безделье и охотно вспоминал прошлое. И от него, что называется, из первых уст, посчастливилось услышать и об известном куплетисте Морице Измайлове, и о Сашке-скрипаче из кабачка «Гамбринус», которого Зингерталь хорошо знал и, перегруженного пивом, несколько раз даже доставлял на извозчике домой на Садиковскую улицу; его сыне Аркадии, виртуозно отбивавшем чечетку со своим партнером Даничем, почему и именовались они в афишах «Дуэтом ритмических танцев братьев Ардан»; и об имитаторе Удальцове и танцоре Григории Вайсе — с ними он меня, кстати, и познакомил. И, общаясь, кажется, со всеми дожившими до 1960-х годов старыми одесскими артистами, музыкантами, театральными администраторами, я поражался и радовался их профессиональной спайке и человеческой дружбе, согретой давними общими — веселыми и грустными воспоминаниями. Характерно было то, что всегда они очень охотно и доброжелательно рассказывали друг о друге, не забывая, конечно, и себя.

«А я начинал в забытом теперь всеми, помимо меня, саду “Венеция” за Куликовым полем столько лет назад, что у меня уже ничего не осталось из моих вещей», — с давней грустью говорил Лев Маркович, имея в виду тексты своих куплетов. Его воспоминания вроде бы никто не записал, но он остался в памяти: лысый, с узким лицом, на котором две глубокие морщины спускались к тонким губам, серо-голубыми, ясными, молодыми и насмешливыми глазами, в легких домашних брюках и голубой рубашке с аккуратно поставленными заплатками — и эта трогательная подробность до сих пор заставляет сжиматься сердце...

Много лет колоритной приметой прошлого оставались в Одессе уличные (или «холодные») фотографы, последние из которых уже после войны облюбовали место под глухой стеной старого, теперь давно снесенного мясного корпуса на знаменитом «Привозе». Мастер наводил на клиента стеклянный зрачок громоздкой деревянной камеры-ящика на треноге, с изяществом фокусника плавным круговым движением снимал и надевал крышку объектива, потом производил какие-то таинственные манипуляции и через некоторое время вручал ему еще влажный снимок. И гражданин, только что сфотографировавшийся в пиджачке и мятой кепке, лице-зрел себя изображенным в развевающейся бурке и черкеске верхом на лихом коне, или рядом с немыслимой красавицей в лодке, вокруг которой плавали лебеди с изогнутыми почище вопросительного знака шеями. Только все это было лишь грубо намалеванной на холсте декорацией с овальным отверстием, в которое просовывали голову, — наивный старый трюк провинциальных фотографов.

И мне всегда казалось, что это только старое лицо Зингерталя искусно или искусственно «вставлено» в плоскую декорацию времени, в котором он так никогда толком и не прижился. А сам он остается за ней, в той Одессе, где были сад «Венеция» и театр «Трезвость», и, поскрипывая, спускались вагончики фуникулера, жарили на примусах скумбрию, на углу Екатерининской и Дерибасовской на деревянных скамеечках сидели цветочницы, по утрам гремели бидонами молочницы, бродил по улицам тихий «шамашедший» Марьяшес, пили ароматный чай Товарищества «В. Высоцкий и Ко», на Приморском бульваре, восседая на белой лошади, дирижировал духовым оркестром маэстро Давингоф, лакомились шоколадом фабрики братьев Крахмальниковых, по Ришельевской пробегал в «Аркадию» трамвай №17, рождались песни, звучали куплеты, смеялись люди. В интерьере ушедшей эпохи...


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №66 > «Кавалеры приглашают дамов»
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-29 12:37:17
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Еврейский педсовет Jerusalem Anthologia Dr. NONA