0

№105

Мигдаль Times №105

Два в одном

Николь Толкачева

Как и положено обычным людям, Чхартишвили Григорий Шалвович появился на свет у своих родителей: офицера-артиллериста Шалвы Чхартишвили и учительницы русского языка и литературы Берты Исааковны Бразинской. Выбрал он для этого весенний день – 20 мая 1956 г. И произошло это событие, как нетрудно догадаться, в Грузии.

При таких горячих природных данных юношу с полутора лет растили в условиях крепчайшего московского воздуха. Образование было бы стандартным для мальчика из хорошей семьи: школа – сначала обычная, потом специализированная английская. Но к моменту выбора вуза оказалось, что пара японских книг, прочитанных в детстве, и посещение представления театра Кабуки привели к неизлечимой болезни – любви к Японии в тяжелой форме. В результате Григорий Чхартишвили предпочел предсказуемому медицинскому или техническому вузу историко-филологическое отделение Института стран Азии и Африки МГУ и посвятил жизнь изучению японской культуры.

Прекрасный переводчик, один из основателей соответствующей Гильдии, энциклопедист, публикующий блестящие эссе в толстых журналах, заместитель главного редактора в журнале «Иностранная литература», редактор 20-томной «Антологии японской литературы», председатель правления мегапроекта «Пушкинская библиотека»… Все это внушает не просто почтение, а благоговение. И все это однажды оттеснил на второй план некто Б. Акунин.

Соперник, как это бывает с литературными гомункулусами, поначалу даже не имел полного имени, только букву «Б». Зато он родился уже взрослым, благовоспитанным и образованным человеком. Стало быть, он освободил своего отца от ночных бдений, совместного преодоления школьных премудростей и всех последующих хлопот, которые сопровождают родительскую жизнь. А у этого родителя была своя, тщательно оберегаемая частная жизнь.

Эта жизнь Григория Шалвовича окутана тайной. Тем больше почвы для слухов. По неофициальным данным, первой его женой была японка. Окончив учебу, он продолжал навещать альма-матер, где проходила стажировку молодая японская специалистка по русской литературе. Результатом взаимопроникновения культур стал брак. Но любовь к стране восходящего солнца, воплощенная в конкретной женщине, не выдержала испытания реальностью... а Япония в жизни осталась.

Но за этого во всех отношениях интересного мужчину не стоит волноваться: у Григория Шалвовича и его нынешней обожаемой супруги Эрики Эрнестовны выработана главная линия семейной политики – ничего личного, особенно для широкой публики. Интервью жена писателя не дает и не фотографируется. Детей у них нет, а основное семейное хобби – чтение. Но «она первый мой читатель, – рассказывает Чхартишвили, – …на ней я проверяю вещи, по поводу которых у меня есть сомнения. Если наши сомнения совпадают, значит... надо переделывать. Кроме того, она редактирует мои книжки, она профессиональный редактор. Делает это очень хорошо. Не говоря о том, что она сняла с меня все заботы, связанные с агентами, книжными издательствами, прессой и так далее».
На самом деле Эрика сделала для него намного больше – подарила ему еще одну личность, потому что первый роман был написан на спор с женой. Видимо, в качестве благодарности первые детективы были посвящены ей.

Впрочем, есть и авторская, «официальная» версия Григория Шалвовича о рождении детективов и детективщика.

«Когда я работал над “Писателем и самоубийством”, книгой очень мрачной по теме, депрессивной, я чувствовал, что временами начинаю задыхаться. Надо было делать перерывы. И я трижды прерывался и написал три первых детективных романа. Это было как глоток свежего воздуха. А потом оказалось, что сочинение детективных романов – дело еще более увлекательное, чем игры с компьютером... И переворачивание гор документов в архивах: письма, списки, газеты, специальная литература... Каждая новая книга для меня – задачник и учебник, при помощи которого я открываю для себя что-то важное».

Новорожденный роман требовал от счастливого отца вывести его в свет. Но тут оказалось, что Чхартишвили просто не может писать детективных романов. «Все-таки солидный человек – заместитель главного редактора в важном журнале... ну и просто уже немолодой дядька с лысиной и бородой. И вдруг детективы. 10 лет назад это было все равно, что сочинять порнографические романы».
И будущему гению беллетристики пришлось прибегнуть к испытанному способу – псевдониму. Скажем больше – это была необходимость. С одной стороны, совсем не хотелось попасть в дурацкую ситуацию, при такой-то известности, а с другой – вряд ли продавцы и покупатели смогли бы ловко выговорить фамилию Чхартишвили. Так в литературном мире появился совсем другой человек. «"Б. Акунин" – именно так звучал мой псевдоним первоначально, сразу же отсылая к личности (анархиста) Бакунина. Это был лихой, бесшабашный и безбашенный дядька, которого не следовало принимать слишком всерьез, примерно так же следовало воспринимать и мои романы».

Не знаю, насколько читающие современники улавливали эту аллюзию, боюсь, что не очень. Возможно, поэтому недавно появилась еще одна разгадка. Но ответ проверить можно, только зная японский язык, так что придется поверить автору на слово, а вернее, на целый роман под названием «Алмазная колесница». В нем главному герою объясняют, что японское слово «акунин» не имеет адекватного перевода ни на русский, ни на английский языки, но приблизительно оно значит: «злой человек», «разбойник». Вроде бы – злодей, но: «У него свои правила, которые он устанавливает для себя сам. Они не совпадают с предписаниями закона, но за свои правила акунин не пожалеет жизни, и потому он вызывает не только ненависть, но и уважение...» Но, может, выдумал все это Григорий Шалвович, так же легко, как и самого Б. Акунина…

Когда еще никому не было известно, кто такой Акунин, делались самые невероятные предположения и назывались разные имена, вплоть до Евгения Примакова и Владимира Жириновского: читатели пребывали в растерянности. Кстати, был вариант так никогда и не признаться, кто такой Акунин, даже в контракте был пункт на этот счет. Но «навсегда сохранить псевдоним для автора, чьи книги хорошо продаются, невозможно. Потому что есть гонорарная ведомость, бухгалтерия, налоговая... Поэтому успешному псевдонимщику от раскрытия не уйти. Я бы не стал сильно рассчитывать на молчание тетенек из бухгалтерии и налоговой инспекции, когда речь идет о чем-то массмедиально интересном».

Чхартишвили выжидал: «Амнистия при разоблачении мне могла выйти лишь в одном случае – при сильно большом успехе. А его пришлось ждать долго».

Первое появление в обществе в апреле 1998 г. было испорчено неправильно подобранным «костюмом»: вульгарная обложка с картами, деньгами и кровью привлекала совсем не тех читателей, на которых было рассчитано содержание двух первых романов («Азазель» и «Турецкий гамбит»). «Раскрутки у меня никакой не было. Совсем. Я мог бы воспользоваться знакомствами, ведь к тому времени давно уже существовал в литературном сообществе, и у меня со многими были хорошие отношения. Но я же партизанил, скрывался под псевдонимом. Никто не знал, что Б. Акунин – это я. Посему я сам себя лишил всяких подпорок. И прошел по всем буеракам, которые поджидают начинающего автора. Так что эксперимент был чистый, без тепличных условий». Успех пришел, как только возник фирменный стильный дизайн книг про Фандорина – обложка с коллажами работ немецкого художника Макса Эрнста.
Сам Григорий Чхартишвили свое творчество под псевдонимом Б. Акунин называет «литературным и деловым проектом», который посвящен «памяти XIX столетия, когда литература была великой, вера в прогресс безграничной, а преступления совершались и раскрывались с изяществом и вкусом».
«Я, прежде всего, постарался сформулировать для себя: а что за мечту я хотел бы при помощи этого проекта осуществить? Стать богатым и знаменитым? Это, конечно, приятно, но для меня не главное. Сделать нечто такое, чего в России прежде не существовало, – например, создать “средний жанр”, располагающийся между высокой и низкой литературой? Очень интересно, но опять не главное. Тогда что? Я думал-думал и вдруг сообразил. Я хочу всего этого (и не только этого) добиться, ничем не пожертвовав – ни свободой, ни совестью, ни самоуважением – и плюс к тому, не работая, а развлекаясь. По сути дела, это Русская Национальная Мечта.

Но, по-моему, у нас никто никогда не задумывался, в чем состоит Русская Мечта. Не у мудрецов, а у обычных людей. Я бы привел такой крылатый образ: невинность соблюсти и капитал приобрести (именно в такой последовательности)».

Да, успех был заранее просчитан, хотя до сих пор поражает даже автора этого литературно-экономического чуда. Так же заранее был выверен исторический контекст успеха. «Я люблю вторую половину XIX века, этот период русской истории, когда страна двигалась в сторону роста человеческого достоинства. Эраст Петрович Фандорин родился в России в 1856 г., и он человек, выполняющий очень трудную задачу. Он хочет находиться на государственной службе, не вступая в противоречие с собственной совестью и с собственными представлениями о чести. Его жизнь проходит на фоне перемен, которые были в стране. В тот момент, когда он видит, что власть становится преступной, он с государственной службы уходит. Потому что от мерзости, даже благонамеренной, не будет пользы ни отечеству, ни человечеству».

Но ни один расчет не мог предсказать ту иррациональную волну любви, которая обрушится на героя, захлестнет Бориса Акунина, да и на самого Григория Чхартишвили распространится. Читательский интерес был так велик, что даже стала хорошо продаваться изданная в 1999 г. книга «Писатель и самоубийство». Многие ее купили, полагая, что это тоже беллетристика, и были глубоко разочарованы. Ведь мысль у пишущего очередную статью Чхартишвили и у постукивающего по клавишам Акунина работает по-разному:

«Мы очень разные. Акунин существенно добрее меня. Это, во-первых. Во-вторых, в отличие от меня, он идеалист. И, в-третьих, он твердо знает, что Б-г существует, в чем я ему завидую». Один автор интересуется только собой, его взгляд обращен исключительно вовнутрь, на собственные чувства и переживания, он работает для себя, второй же – беллетрист и «выплескивает на бумагу не душу, а чернила», зато ни на минуту не забывает о читателе. Так что искушенному читателю несложно разобраться: если текст подписан Акуниным – это чтиво, а если Чхартишвили – то не обвиняйте автора в занудстве.

Но при всей легкости акунинского продукта, у него есть и ловкое перо, и работоспособность, и добротные детективные сюжеты, и остроумные отсылки к классике, и выверенные диалоги. Да, он пишет только для читателя, а не для вечности, в чем признается сам, нисколько того не стыдясь: «Никогда не буду писать в стол, упаси меня Б-же». И каждый его литературный шаг по-прежнему тщательно выверен. «Вдохновения, как и творческих озарений, у меня не бывает. Есть план, список действующих лиц, с историей каждого из них. А потом я пишу уже готовый текст. У меня всегда очень жесткий костяк произведения, и это, с одной стороны, убыстряет и рационализирует работу, а с другой – очень “сушит” ее. Для меня в прозе важнее всего сюжет и идеи... Я всегда сильно переживаю из-за вкравшихся ошибок, при том, что обычно сам сижу в архивах и читаю специальную литературу, я даю свои рукописи как минимум двум экспертам, специалистам в той области, о которой идет речь в романе».

Но и авантюризм ему не чужд: «В моем ремесле, при том, что я работаю с массовой литературой, я не могу и не должен следить за реакцией читателей – что им нравится или нет. Это связывает руки и лишает смелости, я бы даже сказал – творческой наглости. Когда делаешь что-то новое, без наглости нельзя. Тут оглядка или робость – вещи недопустимые». И он выпускает серию «Жанры», а затем совершает еще более эпатирующий поступок – совмещает авантюрный роман с компьютерной игрой.

(0)

«Этот продукт (роман “Квест”) называется унибук – универсальная книга. И штука в том, что электронная версия отличается от бумажной. В бумажной версии будет то, чего нет в электронной версии, а в электронной версии есть то, чего нет в бумажной. Это как будто у тебя появилось еще одно измерение. Я абсолютно не боюсь вторжения каких-то смежных структур в книжную. Мне кажется, что литература – все, что ей надо, пережует, переварит и использует себе на пользу».
Затеянный Григорием Чхартишвили десять лет назад «литературный и деловой проект» – «Б. Акунин» – доказал свою жизнеспособность. Но нельзя сказать, чтобы эти двое совершенно не были знакомы друг с другом. Изредка Чхартишвили подскажет что-нибудь Акунину, а тот в благодарность для книги литературного отца рассказец-другой напишет.

Вот, например, прекрасный плод сотрудничества двух писательских ипостасей одной личности – книга «Кладбищенские истории». Чхар­тиш­вили рассказывает о своих прогулках по известным кладбищам, о впечатлениях и размышлениях, о покойниках, знаменитых и не очень. В то же время Акунин, словно гуляка, отставший от занудного экскурсовода, вдруг выдает свою версию из их жизни. Эссе так плавно перетекает в новеллу, что не сразу понимаешь, какая из личностей взяла сейчас слово. Да и какая разница, если это как минимум интересно читать. А как максимум? А как максимум вы можете выбрать себе любого собеседника из этой пары. Хотите – одного, и храните ему верность всю жизнь, хотите – чередуйте в зависимости от настроения. Главное – читайте…

Добавить комментарий

Добавление комментария

Поля, отмеченные * , заполнять обязательно * Подписать сообщение как  Имя  без пароля (гостевой вход)  Ник  Пароль  Войти?        Зарегистрироваться  Забыли пароль? * Текст  Показать подсказку по форматированию текста