Женщина, у которой обе дочери погибли на тель-авивской дискотеке, рассказывала, что когда услышала о взрыве, первая мысль была: «Только не мои девочки». После первой, естественной, реакции на такую фразу, посторонний человек может подумать — ну да, пусть, значит, не мои, а чьи-то другие дети. В этом вся чудовищность ситуации.
Прослушав новости об очередном теракте, мы, посокрушавшись, возвращаемся к повседневным заботам — на этот раз бабахнуло не по мне. Я знаю только одну такую сумасшедшую, которая надолго лишается покоя после каждого теракта, хотя ее дети не в Израиле и не в Москве на «Норд-осте».
Да это, наверное, и нормально — отгораживаться, не впускать чужую боль, иначе — как жить Да, мы — евреи, и у многих «там» дети, но на этот раз «не по мне». Ошибаетесь — по нам. Простая арифметика. До Холокоста в мире жило 18 млн. евреев, после — вы знаете — на треть меньше. А с тех пор прибавилось лишь немногим более полумиллиона — ассимиляция, падение рождаемости. Единственное место, где демографические цифры растут, — Израиль. Так что прикиньте, господа: бабах! — и нет на карте этой маленькой страны, и еврейский вопрос потихоньку рассосется сам собой, и даже некого будет обвинять — ну, мало ли народов вымерло за тысячелетия... Так что стреляют сегодня по мне, по вам, по нашим детям, внукам, даже, если они не «там».
Мне, как сотруднику журнала «Мигдаль-times», вовсе незачем было ехать на этот семинар еврейских СМИ Украины и Молдовы по арабо-израильскому конфликту: мы не газета, а журнал, да и тематика у нас другая. Удивляло еще и другое: нас-то зачем агитировать, наша читательская аудитория — евреи, они и сами знают... вот собрали бы журналистов из нееврейских СМИ... Так и рубанула на заключительном «круглом столе» — чего, мол, воюете в белых перчатках: вместо бомбежки и зачисток — военные операции, напоминающие микрохирургию, вместо резиновых швабр, собирающих кровь с асфальта, вместо изувеченных человеческих тел и жизней — скупые сообщения в прессе, вот и сейчас: вместо украинских и молдавских СМИ — еврейские Первый ответ прозвучал неубедительно: такова наша мораль.
Мораль — рискуя жизнью собственных солдат, свести жертвы «мирного» арабского населения к минимуму. Почему в кавычках «мирного»? Потому что нам показали арабских детей, которые с восьми лет носят автоматы, стреляют по мишеням. Славная мордочка черноглазого мальчонки с автоматом у лица, он говорит, что мечтает убивать евреев и умереть за свободу палестинского народа. В глазах нет ненависти — он еще не знает, что это такое. Или истерическая «проповедь» в мечети: уничтожить Израиль, убивать евреев, даже тех, кто не живет в Израиле, убивать американцев.
Мораль — проигрывая информационную войну (израильский журналист Марк Зайчик не согласился с этим уже устоявшимся утверждением), не показывать жертвы терактов. Из 60 участников семинара только двое знали о случайно заснятом с вертолета арабском «покойнике» (жертве израильской военщины), который сбежал с собственных «похорон». Я понимаю, что в самом Израиле нет мочи смотреть на эту кровь, которая может пролиться в любом месте и в любой час. Я понимаю, что не в еврейском менталитете заголять раны (как это делают у нас нищие на каждом перекрестке) — граждане мира, помилосердствуйте. И я знаю, что всей пролитой кровью не достучаться до европейских политиков, у которых — цены на нефть, засилье арабского населения (2,5 млн. в Англии и 8 млн. во Франции), да и просто застарелый пещерный антисемитизм. Но, когда 98 из 100 членов американского Конгресса проголосовало за произраильскую политику, господину Бушу пришлось сменить курс. Поэтому у нас есть последняя апелляция — к народам мира. Я не знаю, сможет ли нормальный человек, даже антисемит, спокойно смотреть, нет, не на кровь и груды изодранной человеческой плоти, а на изувеченных (в страшных шрамах, ожогах, без рук и без ног) детей, девушек, у которых уже нет будущего. Я увидела их в коротеньком фильме «Пережить теракт». Ах, он совершенно бескровный, он не заденет и не шокирует ничье эстетическое восприятие, там много играющих детей и танцующих девушек, тех, кто еще не... Я попробую предложить этот фильм нашим нееврейским телепрограммам.
Так вправе ли израильские политики платить за жизнь своих солдат и мирных жителей своей, и вправду высокой, моралью? Второй ответ за «круглым столом» прозвучал более вразумительно: что дозволено Юпитеру... Вы помните истерию по поводу несчастных арабов, укрывающихся с оружием наперевес под сенью вифлеемского храма? Может, аналогичным образом мир откликнулся и на расстрел религиозных евреев, пришедших на молитву к пещере Махпела в Хевроне? Вы помните, как американцы боролись с терроризмом, бомбя Афганистан? Зато сколько праведных воплей вызвали израильские танки в Дженине, когда проще было решить все с помощью бомбежки?
Недавно в мировые СМИ, чуть ли не впервые, просочилась информация о женщине с детьми, которых зарезал, прокравшись к ним в дом, араб. А теперь представьте себе, что этот мирный мститель прокрался в дом видного израильского деятеля и попросил жену и детей выйти в соседнюю комнату, пока он ликвидирует деятеля. Правда, бред? Если резать, то всех подряд. Впрочем, я, кажется, выдала израильскую военную тайну: именно так они поступают с женами и детьми руководителей исламистских террористов — просят удалиться. Жестоко, не правда ли, убивать мужа и отца чуть ли не на глазах у детей? Война — грязное, кровавое дело, но право на самозащиту есть даже у еврея, во всяком случае, ни один современный европейский политик пока еще не отрицал этого во всеуслышанье.
Вы, наверное, догадались, мне не удалось на этом семинаре отвертеться от «не нашей» тематики. И я могла бы еще с картой, цифрами и фактами доказывать, что Израиль шел и готов идти на уступки ради мира, а цель арабов — не палестинское государство, а уничтожение еврейского. Но вспомните проповедь в мечети, где мирных мусульман призывали убивать... американцев. «Ну, — скажет справедливый читатель, — Америка же помогает Израилю». Стоп, господа. Помните анекдот, когда умирает старый армянин и говорит: «Берегите евреев: с ними покончат — за нас возьмутся». Обезумевший в своем заскорузлом неведении цивилизованный мир до сих пор не понял, что Израиль — это только репетиция. Не понял, хотя исламисты этого даже не скрывают — теракты происходят сегодня в самых мирных и удаленных уголках: идет апробация нового дешевого и эффективного оружия — террорист-самоубийца. Просвещенные арабские лидеры, раздобревшие на ваших нефтяных денежках, товарищи-неверные, ведут свои отсталые и задуренные народы на священную войну — Третью мировую.
Но вы пейте свой компот и ешьте вашу булочку — стреляют пока не по нам.
Израиль тоже ест свой кошерный, и не очень, продукт, живет, по меткому выражению Дины Рубиной, «в комнатных тапочках» и... ломится на концерты, спектакли, шоу. Чудовищно? Нет! Только так можно выжить.
И поэтому меня не удивило, когда израильский бард Михаил Голдовский пел для участников семинара вполне цивильные песни. И даже не очень еврейские: «Мне не нужно никому доказывать свое еврейство, — сказал Михаил. — Я живу в Израиле». А на следующий день Йоси Тавор — первый секретарь посольства Государства Израиль в России — перед показом фильма «Заметки об израильской культуре» дал блестящую, нет, не лекцию — это был театральный монолог. И, хотя Йоси, как сотрудник посольства, отказался дать интервью для нашего журнала, его эмоциональное выступление и было ответом на многие вопросы, которые я собиралась задать.
Попробуйте себе представить, как это было — напористо, убедительно, с шутками на идиш (увы, не воспроизведу) и неотразимым обаянием черновицкого еврея, конечно же, скрипача и — так, немножко — артиста разговорного жанра.
Итак, Йоси Тавор, «Израильская культура».
Говорят, что XXI век начался не 1 января 2000 или 2001 года, а 11 сентября 2001 года, потому что это тот знак, который лежит на XXI веке. Мы так мечтали, что закончится страшный XX век с его Первой мировой войной, Второй мировой войной, холодной войной. XXI век принес нам новую войну. И мне кажется, что одна из заповедей, которая должна существовать, это — «аф аль пи», говоря на иврите: вопреки всему, не глядя ни на что. Был такой корабль «Аф аль пи», который привозил новых репатриантов во время второй, нелегальной, алии, он довозил их до самого берега — несмотря на запрет англичан, на шторма, несмотря на то, что корабль этот был чуть прочнее яичной скорлупы — несмотря ни на что. «Аф аль пи!» — несмотря на все, что происходит вокруг нас, мы продолжаем учиться, любить, делать детей, строить дома, сажать деревья и ходить в концертные залы.
Спрашивают: «Йоси, в Израиле есть опера?» Что за вопрос? Я даже в ней работал!
Когда я приехал в Израиль в 71-м году, я играл на скрипке. Я окончил черновицкое музыкальное училище, четыре курса консерватории. Приехал и был уверен, что буду заниматься этим всю жизнь.
У меня в Израиле была куча родственников, уехавших еще до войны. Они все умные, все знают, они все тебе расскажут... Один из дядей сказал:
— У меня есть приемный сын, он тебя устроит в оперу.
Чтоб вы-таки видели молодого человека — вот такой, с тяжелыми грубыми руками.
— Чем он занимается?
— Самая лучшая профессия в Израиле, — сказал дядя, — Он... он — водопроводчик!
Какая связь между водопроводчиком и оперой? Есть связь! Самая прямая!
В самом деле, приходим мы в оперу, он говорит:
— Эйфо Эдис? («Где Эдис»)
А я уже знал, что директрису зовут Эдис де Филлипп, и она бывшая прима Ла Скала, еврейка-итальянка, и что она держит оперу за это самое место.
Его спрашивают:
— А кто ее просит?
— Скажите: Иффо пришел!
Я со своей фидл под мышкой, полторы недели в Израиле — «Иффо пришел!» — но молчу.
Выбегает худенькая изящная женщина, и я слышу сверху:
— Иффо! Мотек! («Иффо! Сладенький!») Как хорошо, что ты пришел!
Он говорит:
— Это мой двоюродный брат. Я хочу, чтобы он играл у тебя в опере.
— Он принят!
Я, воспитанный на других манерах, показываю руками игру на скрипке:
— Аудиция! Репитейшн!
— Ноу, ит из но нид. («Нет необходимости».)
Она зовет главного дирижера. Тот спускается со мной в артистические и говорит:
— Ну, батенька, играйте.
Три последних дня я чесал концерт Чайковского так, что било в голову. И... лабаю! Он слушает и говорит:
— Замечательно, просто замечательно.
Мы поднимаемся наверх, он подходит к директору:
— Эдис... он еще и играет!!!
Через полторы недели в израильской опере я понял, что это не мое. Я не мог играть в опере, где толстый маленький Каварадосси обнимал еще более необъемную Тоску и говорил, что влюблен в нее. (И, тем не менее, в этой опере когда-то начинал Пласидо Доминго. В 1953—56 годах. Он сегодня приезжает в Израиль и разговаривает на иврите. Его безумно любят.)
Я пошел увольняться, но оказалось, что у меня контракт. Вы можете поверить: у меня, бывшего советского гражданина, — контракт! Испугавшись, я пошел в министерство абсорбции. Сидит старый польский еврей. Я рассказываю по-русски, он иногда на ломаном русском с польским акцентом что-то отвечает. У меня создается впечатление, что он ничего не понимает. И вдруг он говорит:
— Одну минуту, я позвонить в оперу.
Набирает номер телефона, поговорив:
— Контракт — это для тебе. Профсоюз!
Оказывается, контракт просто позволял театру затребовать у министерства абсорбции мою зарплату.
— Что молодой человек хочет делать?
— Знаете, я был в Иерусалиме, и я хочу там учиться.
— Ехай.
— Что значит: «ехай»?
Он говорит:
— Ехай. Израиль хорошо — тебе хорошо, тебе хорошо — Израиль хорошо. Хочешь ехать — ехай.
С этой формулой я живу уже 30 лет в Израиле.
Я приехал в Иерусалим и живу в нем по сегодняшний день. Я окончил Иерусалимский университет и на скрипке играл уже только для приличия.
Буквально через пять месяцев я включил микрофон на израильском радио «Голос Израиля» и произнес первую фразу: «Говорит Иерусалим. Радиовещательная станция Израиля». Я никогда не забуду эту минуту, когда включил микрофон и подумал: «Меня услышат во всем Советском Союзе». Это был май 72-го года. Я прошел путь от диктора до репортера, от репортера — до обозревателя израильской культуры.
В 90-м году я поехал с первой делегацией из Израиля в Россию. В ночь с 89-го на 90-й год приземлился первый самолет авиакомпании «Эль-Аль» — чартерный рейс театра «.абима». Израильтяне, которые только что пели песни, смеялись, шутили, кричали: «Мы возвращаемся к тебе, Россия», замолчали: в темноте летного поля стояли солдаты с автоматами. Я увидел в глазах людей, которые прошли по три войны, не страх — непонимание происходящего: ни в одном аэропорту их не встречали автоматчики...
Но Москва принимала «.абиму» потрясающе. Через три месяца я вернулся туда с Израильским симфоническим оркестром. И был прием еще лучше.
И тогда я понял, что теперь мне незачем вещать на Советский Союз. Теперь я должен просвещать тех, кто приехал в Израиль, и дать им понять, что они приехали не в культурную пустыню.
Первые два-три года человек занят устройством жизни, его дети идут учиться, у них нет этих проблем. И вдруг его дочь заявляет: «Папа, ты ничего не понимаешь! На улице происходит другое». Она вечером одна (!), только с подругой, едет гулять в Тель-Авив или Бат-Ям. Для него это другой город, другой мир! Так до какого ему концерта, даже интеллигентному человеку? И вдруг, привозят ему — кого? Киркорова! Билет стоит 200 шекелей, сумасшедшие деньги. Но он платит и идет слушать Киркорова, потому что это единственное знакомое имя на афише... И тогда я понял — этим людям нужно дать ту точку, за которую, уцепившись, они почувствуют: мне тоже есть отдушина. Я говорил им, что нужно ходить на концерты, что каждую субботу для тех, кто успеет, 40?билетов можно получить в кассе бесплатно, как для новых репатриантов.
Через год-полтора люди начали звонить: «Йоси, вы нас послали, и нам там ничего не дали!» Я звонил, договаривался. А театры поняли, что это колоссальнейший зрительский потенциал: сегодня они ничего не уплатят, завтра им дадут в течение трех лет скидку 50%, а когда они начнут зарабатывать, они купят билеты... Ничто так не работает, как понимание, что у людей появились деньги, которые они готовы тратить! Появились концерты с объяснениями на русском языке, появились спектакли с переводом.
В 1999 году у меня появилась идея создать серию фильмов об израильской культуре на русском языке. Идея была сказать: посмотрите — это то, что есть в Израиле. Вы хотите оперу — есть опера в Израиле, вы хотите симфонический оркестр — их 8, камерных оркестров — 6, театров — 50, хореографических ансамблей — их уйма, никто их не считал. Все говорят — у вас нет балета. У нас нет Кировского театра оперы и балета. Но зачем, когда можно два-три раза в году привезти Мариинский или Кировский и удовлетворить всех израильских любителей классического балета. Гораздо дешевле привезти это все сюда, чем строить у себя. Зачем покупать корову, если мне нужен стакан молока? У нас масса талантливых хореографов, все евреи — ни одного привезенного. У нас единственный иностранный гражданин, и то с ограниченной ответственностью — Зубин Мета, единственный иностранец, который у нас управляет оркестром.
Зубин Мета в Израиле с 1962 года. В 1967 году, перед началом Шестидневной войны американское посольство сказало своим гражданам покинуть страну, потому что Израиль будет уничтожен в 24 часа — такая мощь армий вокруг него. Известный американский дирижер, еврей венского происхождения, быстренько собрал свои чемоданы. Тем самолетом, которым он улетел, Зубин Мета приехал в Израиль (кстати, он из тех персов, которые когда-то через Иран ушли в Индию, и говорят, что они были не персы, а евреи). Он с симфоническим оркестром ездил в боевые части.
1991 год, Война в Персидском заливе, весь зал сидит в противогазах. Два человека на сцене — Зубин Мета и Айзик Стерн. Они продолжали играть. Зубин уже начал было надевать противогаз, но Айзик сказал: «Если суждено, так суждено...»
В 1981 году Мета решил исполнить Вагнера... Вагнер и Израиль — это отдельная тема. Я обожаю Вагнера, но считаю, что Вагнера не нужно играть в Израиле.
В мире не было создано ни одного великого произведения памяти жертв Холокоста. Частично это была 13-я симфония Шостаковича, но он, испугавшись, добавил к части, которая называется «Бабий Яр», еще три части, которые никакого отношения к евреям не имеют. Нет ни одного литературного произведения, нет ни одного символа, о котором вы можете сказать, что это в память о 6 миллионах. Но евреи и неевреи — все знают, что в Израиле не исполняют Вагнера во имя памяти о 6 миллионах.
У Вагнера есть труд, который называется «Еврейство в музыке», где он прямо говорит, что евреи создавать самостоятельно ничего не могут, все, что ими сделано, это скопировано, их влияние привносит в музыку, в чистое лоно арийской культуры еврейское семя... Он писал, что если в венском театре во время пожара находилось 100 богатых евреев, то хорошо, что он сгорел — иногда чтобы изгнать крыс, нужно сжечь дом.
Даже если бы Вагнер не был автором трактата «Еврейство в музыке», даже если бы он был рядовым антисемитом (как Чайковский, например, как Рахманинов), сам факт того, что фраза «окончательное решение еврейского вопроса» принадлежит Рихарду Вагнеру, уже делает его символом антисемитизма в глазах всего мира. Но отвлечемся и от этого и скажем только одно: при имени «Рихард Вагнер» весь мир вспоминает, что его не исполняют в Израиле в память о 6 миллионах. В то время, когда говорят, что о Катастрофе нужно забыть — ее не существовало, если каждый при упоминании этого имени вспоминает о Катастрофе, я готов отказаться от музыки Вагнера.
Вагнера никто не запрещал в Израиле. Это слушатели принимали решение. В 81-м году, когда Зубин Мета решил исполнить Вагнера, один из израильских политиков сказал по телевидению: «Не будут всякие индусы нас учить, как уважать память 6 миллионов». Какова была реакция израильского общества, общества, которое возражало против того, чтобы он играл Вагнера? Оно вручило Мете грамоту, что он назначается дирижером оркестра до конца жизни! Такова реакция израильского общества, в ответ на заявление о «всяких индусах», но это же общество сказало: «Вагнера играть не будем».
В 91-м году была вторая история, когда известный израильский дирижер решил играть Вагнера. 80% держателей абонементов Израильского филармонического оркестра сказали: не надо играть Вагнера. На улице стояли мальчики с плакатами «Наци Вагнер невер эгейн» («Нацист Вагнер — никогда больше»). Я подошел и спросил:
— Почему «наци»?
— Ты что, не знаешь? Он был лучшим другом Гитлера!
Вагнер умер в год, когда родился Гитлер. И тогда я решил, что буду рассказывать, чтобы люди знали, почему в Израиле не играют Вагнера.
Но вернемся к израильской культуре. В стране, где нет сотен лет сложившейся культуры, появляется поразительная возможность создать новую. И начинать можно с высоких стандартов. Что и происходит сегодня в Израиле.
Каждый вечер открываются двери по крайней мере 500 концертных, оперных, балетных, эстрадных залов. Каждые три месяца у нас премьера. У нас сотни своих талантов. К нам приезжают работать лучшие дирижеры, певцы, режиссеры.
В Израиле есть культура.
Сайт создан и поддерживается
Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра
«Мигдаль»
.
Адрес:
г. Одесса,
ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.:
(+38 048) 770-18-69,
(+38 048) 770-18-61.