БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №51 > История одного памятника
В номере №51

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
+4
Интересно, хорошо написано

История одного памятника
Олег ГУБАРЬ

Я слышал ее анекдотические версии в изложении поистине выдающихся рассказчиц — ведущих сотрудниц Одесского литературного музея, Ани Мисюк и Лены Каракиной. Это было тем более любопытно, что одним из главных действующих лиц сюжета был как раз не памятник, а я. О чем замечательные повествовательницы, судя по всему, и не подозревали.

ИзменитьУбрать
А. Э. Нудельман (1912-1996).
Конструктор авиационного
автоматического оружия,
доктор тех.наук,
дважды Герой Соц. Труда.
(0)

А дело было так. Осенью 1985 года, если не ошибаюсь, я собрался в Москву — поработать в «Ленинке» и навестить экспедиционных друзей. Узнав об этом, заведующий отделом культуры «Вечерней Одессы», мой добрый куратор и наставник Евгений Михайлович Голубовский, дал мне несколько поручений: передать какие-то письма и книги Семену Лившину и Юрию Макарову, а также связаться со знаменитым скульптором Львом Кербелем по следующему поводу.

В 1982 году генеральный конструктор неких засекреченных проектов Александр Эммануилович Нудельман получил вторую Звезду Героя, и, в соответствии с существующими правилами, удостоился установки бюста на родине, сиречь в Одессе. Мне надлежало встретиться с Кербелем, автором этого самого бюста, а если повезет, — то и с самим Нудельманом, получить информацию, пригодную для использования в «Вечерке». Насколько я тогда понял из пояснений Евгения Михайловича, сведения эти нужны были Борису Федоровичу Деревянко.

Сказано — сделано. «Бандероль», адресованную Лившину, я отнес его родственникам, а Макарова, как по заказу, случайно встретил на улице Горького. С Кербелем было сложнее, но тут пришли на помощь мои давние друзья — Галя Крылова (известный юрист, впоследствии хорошо знакомый общественности как адвокат по «делу мэра Лужкова») и Федор Шелов-Коведяев (вскорости первый заместитель самого первого министра иностранных дел России, Козырева). Скульптор назначил мне встречу в своей мастерской, располагавшейся, если память не изменяет, в районе Песчаных улиц, близ метро «Сокол».

Свиданию предшествовал энергичный односторонне телефонный разговор. Услышав, что гость из Одессы, Кербель разразился громами и молниями. «Мерзавцы! Антисемиты!» — это были самые мягкие реплики, каковые мне пришлось услышать. Я оторопел, но все же успел ввернуть словцо ближе к финалу: «Извините, но, во-первых, мое отчество Иосифович, а, во-вторых...» Разъяренный собеседник не дал мне и дальше загибать пальцы: «А, ну это меняет дело. Но не на 180 градусов. Ладно, приходите».

Мастерская «ровесника революции» (Кербель родился аккурат 7 ноября 1917 года) произвела на меня грандиозное впечатление. Это был превосходный коттедж с солидным немолодым охранником-домоправителем, огороженный узорчатым металлическим забором, с веселенькой зеленой лужайкой и прочими причиндалами. Просторный холл мастерской венчался галереей, а по периметру его, будто в пантеоне, стояли на ограненных цилиндрических постаментах гермы «выдающихся людей современности» — всех тех, кого скульптор лепил с натуры. От Гагарина и Титова до Индиры Ганди и Фиделя Кастро, не говоря уже о членах Политбюро. Монументы вождю мирового пролетариата работы Кербеля к тому времени стояли на всех континентах планеты. Тем не менее, поистине армейская шеренга «великих» производила и несколько комическое впечатление. Хотя в целом я, понятно, был подавлен размахом.

А между тем темпераментный хозяин, обиженно жестикулируя, рассказывал о никак не складывающихся отношениях с Одессой. По ходу монолога, он продемонстрировал макет несостоявшегося памятника Городу-Герою. Эпизод этот связан с градостроительной идеей «второго парадного фасада Одессы». Планировалось, что в районе нынешнего Театра оперетты, на приморском склоне, будет сооружена лестница-гигант, наподобие Потемкинской, а наверху и собирались установить монумент, прототип которого я разглядывал. «Планов громадье» закончилось, как известно, «градусником», что на площади 10 апреля. А работа Кербеля была и в самом деле хороша. Запомнилось оригинальное решение: стержень памятника опоясывали волны, одновременно репрезентующие сводчатые коридоры катакомб, и в этом каменном море различались фигуры морских пехотинцев, солдат, партизан. Скульптор, конечно, не имел никакого отношения к «нью-васюковским» прожектам. Он выполнял лишь конкретную задачу, и выполнил отлично. Но изделие осталось невостребованным.

Были еще какие-то нестыковки и несуразности, последняя из которых — как раз бюст А.Э. Нудельману. Прошло больше трех лет после присвоения звания дважды героя, работа готова, а Одесса все капризничает. Всячески затягивает сроки, ссылаясь на то, что, дескать, не может выбрать достойного места для установки памятника, и прочие смехотворные обстоятельства. Короче говоря, Кербель был глубоко возмущен и снова пустился в рассуждения о государственном и региональном антисемитизме. А ведь это был бы первый «еврейский памятник» во всей Одессе!
В конце концов, разговор перешел в более спокойное русло, и я спросил, можно ли увидеть этот самый бюст. Работа мне была показана. Обычная, ничем особо не примечательная, если не принимать во внимание некоторый ее лиризм. По всему было видно, что портретируемый — человек очень мягкий и интеллигентный, как бы не соответствующий торжественности и пафосу ситуации, что и сам скульптор отошел к теплоте и сердечности от кондовых стереотипов.

Я спросил Кербеля о Нудельмане, и он подтвердил мои догадки. «А хотите увидеть эскизы?» Разумеется. Я хотел. И скульптор показал мне фотографии эскизов с натуры, сильно напоминавшие обычный фотопортрет. «А можно у вас попросить такую фотографию для газеты?» Кербель как-то странно замешкался. До меня дошло не сразу.

«Ровесник революции» подошел к телефону и стал накручивать номер референта «закрытого ученого» (Нудельман с давних пор работал на «оборонку», занимаясь преимущественно артвооружением военных самолетов и, кажется, чем-то там еще космическим). Референт пригласил к трубке своего шефа, я назвал себя, цель своего визита, и разрешение на выдачу снимков было получено. Вообще говоря, вся эта секретность представлялась несколько странноватой уже хотя бы потому, что Нудельман был депутатом Моссовета и когда-нибудь же должен был появляться на людях. Фотографий мне было дадено две или три, в фас и в профиль. И вот тут-то начинается вторая фаза моих московских приключений.

Не успел я добраться от мастерской до метро, как меня тормознули какие-то респектабельные штатские, пригласили в машину, где тщательно проверили документы. Ведь Кербель-то у меня никаких бумаг не спрашивал. Видно, неловко было. В метро меня ждал наряд милиции. Проверяли, как в заключительной сцене фильма «В августе сорок четвертого»: «А какие у вас еще документики имеются?» Третья проверка последовала по выходе из станции метро «Университет». Затем наведывались на квартиру Гали Крыловой, у которой я остановился.

Как бы то ни было, а заветные фотографии я привез в Одессу в целости и сохранности. И, исполненный чувства тяжко исполненного долга, передал Евгению Михайловичу, рассказав, конечно, обо всех перипетиях. Написал также и пояснительный текст (без пассажей об антисемитизме, понятное дело). Затем документы попали к Б.Ф. Деревянко, а дальше, как принято говорить, тишина.

Вероятно, редактору «Вечерки», несмотря на все его усилия, тогда не удалось сдвинуть дело с мертвой точки, поскольку «наверху» думали иначе. Возможно также — это уже предположение Е.М. Голубовского, — что снимки просто не могли проскочить свирепствовавшую тогда цензуру (эвфемизм — Комитет по неразглашению государственных тайн в печати). Но прошло относительно немного времени, и памятник А.Э. Нудельману был-таки сооружен на Комсомольском бульваре, напротив выставочного зала одесского отделения Союза художников.

Вы спросите, отчего это вдруг я вспомнил давнюю историю. Очень просто. Недавно забрел на означенный бульвар, и не застал памятника на его обычном месте. Снятый с постамента красного гранита, то есть того же материала, что и параллелепипед монумента, он перенесен на противоположную сторону Торговой и водружен на бутерброд из силикатного кирпича.

ИзменитьУбрать
(0)

Спрашивается, это кто же так забавляется? Или, говоря риторически, кому это мешало? И разве демонтаж памятника — частное дело некой организации или институции? Разве это не дело всех горожан, и разве оно может решаться кулуарно, иначе, как на сессии Горсовета? Или кому-то закон не писан? Может, очередную забегаловку решили соорудить? Место хорошее, приморское. Клиентов поднаберется, а сами они поднаберутся.

Подъезжаем на место событий вместе с фотохудожником Ваней Череватенко. Наблюдаем бравого разнорабочего, утрамбовывающего новую (хлипкую) подкладку выкорчеванного памятника. Заметив наше внимание, он разражается продолжительной тирадой с интонациями провинциального трагика. Мол, надо регулярно памятники с места на место переставлять, чтобы прохожие обращали на них внимание, повышали, так сказать, свой краеведческий уровень. Эмоциональное выступление прерывает заместитель мэра Н.Н. Балан, популярно и жестко объяснивший новоявленным
Геростратам, что они совершают акт вандализма. О происшествии доложено Р.Б. Боделану, и мэр незамедлительно распорядился направить соответствующее сообщение в правоохранительные инстанции.

ИзменитьУбрать
(0)

Какие же резоны имелись у демонтировщиков? Как пояснил Н.Н. Балан, речь шла лишь об инженерно-геологическом исследовании данной территории на предмет отдаленной перспективы жилищного строительства (если это вообще окажется возможным!) в данном районе и ни о чем больше. Вероятно, такая формулировка истолкована превратно: как говорится, покажешь шустрому палец — всю руку отхватит.

Какие там сессии Думы, не говоря уже об общественном мнении? Нахальство — второе (а в данном случае и первое) счастье. Вообразите себе, что в один прекрасный день кто-нибудь сотворит рокировку фигур не на Комсомольском, а, скажем, на Приморском бульваре. Дюка поставят на место Пушкина, поближе к Думе, — он ведь первый одесский градоначальник! Пушкина же поместят близ Воронцовского дворца — как «друга семьи». А Глушко — во главе Потемкинской лестницы — как человека, и в самом деле взлетевшего на изрядную высоту.

А что? У нас все возможно. Показывает же, простите, окрестности своего хвоста бронзовая верховая лошадь всей улице Преображенской: сверните на Базарную — сами насладитесь экстравагантным зрелищем. Стоит себе «потемкинский утюг» на камерной площади, против одноименной лестницы, на которой никогда и никого не расстреливали. Разве что народовольцы «по-джентльменски» пристрелили в упор (в затылок) генерала с симптоматичной фамилией Стрельников, а потом, кстати, стреляли они на той же лестнице в портовых пролетариев, каковые их и задержали: за что боролись, на то, как было сказано, и напоролись. Хватает и прочих скульптурных уродцев: как бы это поэлегантнее выразиться, жертв скоро-спелого разрешения творческой беременности.

...Сегодня снова подошел «к Нудельману», — генеральный конструктор, естественно, так и стоит себе сиротливо по месту насильственной прописки. Не очень-то напугали градоустроителей-авантюристов предупреждения полномочного представителя городского гражданства...

Неужто прав был тогда опечаленный и вместе экспансивный Лев Кербель, припечатавший Одессу крепкими и очень обидными словами? Быть того не может. Ушло, вроде бы, поганое время? Так нет же. Выходит, и сегодня можно безнаказанно манипулировать монументами и живыми людьми. Когда кому-то все сходит с рук, то эти шаловливые ручки начинают регулярно чесаться. Или вот — с досадою читаю в местной газете «Время Ч» бойкие рассуждения на полном серьезе: мол, чего там обидного в слове «жид»; да ничего, мол, ну, разве, тем обидно, «у кого шапка горит». Блестящий образчик напористой хамской риторики. И такой памятник ничтожеству и пошлости сковырнуть куда труднее, нежели памятник «какому-то Нудельману».

P. S. Публикации и обращения горожан в конце концов вернули бронзового Нудельмана на прежнее место, но, что примечательно, новодельный постамент так и не разобран. Тревожный симптом...

————
Нудельман Александр Эммануилович (1912-1996). Конструктор авиационного автоматического оружия, доктор технических наук, дважды Герой Социалистического Труда. Работал в ОКБ-16 под руководством Я.Г. Таубина, после ареста которого стал главным конструктором.
В годы Великой Отечественной войны под его руководством разработан ряд авиационных пушек. Возглавлял работы по созданию управляемых противотанковых и зенитных реактивных снарядов, автор ряда изобретений, применяемых в офтальмологии.


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №51 > История одного памятника
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-19 11:47:13
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Еженедельник "Секрет" Dr. NONA Jerusalem Anthologia