БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > История > Жизнь Бегина > Рассказ Шмуэля Каца
Оглавление

Рассказ Шмуэля Каца

Вот что о них рассказывает Шмуэль Кац, участвовавший в этих беседах вместе с Менахемом Бегиным и Хаимом Ландау как член штаба ЭЦЕЛ.

— Как случилось, что вам удалось встретиться с членами комиссии ООН?

— Специальное заседание Совета Безопасности ООН состоялось в апреле 1947 года. Регулярное заседание Совета Безопасности должно было пройти в сентябре, но из-за ситуации в стране русские представители и Черчилль настояли на том, чтобы провести это заседание раньше времени. ООН приняла решение о создании Следственной международной комиссии. Так вот члены этой комиссии пригласили на встречу представителей Еврейского агентства и неожиданно для всех и нас.

Как они смогли нас пригласить, я не знаю точно. Мне известно, что связь осуществлялась через американского журналиста, представителя «Ассошиэйтед пресс» в Палестине, который справедливо и объективно освещал, по нашему мнению, ситуацию в стране. Я находился с ним в контакте, так как это входило в мои рабочие функции в Иргуне.

Журналист спросил меня, готовы ли мы встретиться с членами комиссии, и мы после совещаний согласились на эту встречу, так как она предоставляла нам арену для изложения всему миру наших позиций. Я попросил журналиста сохранить в секрете нашу договоренность. Потом мы особо готовились к этой встрече с точки зрения безопасности. Окончательное решение принимал, конечно же, Бегин. Я только рекомендовал ему...

Встреча между «нашим» журналистом и председателем комиссии, шведским судьей по фамилии Сандстром, прошла в туалете в Яффо, где ооновцы обедали в английском офицерском клубе. Они договорились тогда, что встретятся через некоторое время в том же месте, где и договорятся окончательно о встрече с лидерами Иргуна.

Человек, который организовывал встречу с нашей стороны, был начальник разведки ЭЦЕЛ Йоэль Амрами. У него был верный человек — шофер такси, хладнокровно работавший в сложнейших ситуациях.

Амрами договорился через все того же журналиста о встрече с ооновцами на улице Яркон после обеда. Таксист взял к себе в машину Сандстрома, представителя Китая и сенатора Банча вместе с журналистом, которому была обещана сенсационная новость. После этого он минут 15 возил их по окрестным улицам, хотя до места встречи было метров 300. Встреча проходила в доме Якова Коэна, одного из популярных и известных поэтов того времени. Жена Коэна была активисткой нашего подполья и потому встреча состоялась в их доме. Нас было трое на той встрече — Бегин, Ландау и я. Длились наши переговоры часа полтора-два. Мы объяснили им наши цели, почему вообще был создан Иргун, почему мы решили противостоять англичанам и прочее...

— Как они к вам отнеслись, господин Кац? С должным ли уважением? Или все-таки проскальзывало в их отношении нечто... все же вы выглядели в глазах многих как террористы...

— Все было очень достойно. Сандстром сказал Бегину, что он не знает, как к нему обращаться, может быть, как к генералу? Или нет? Бегин ответил, что у него нет воинского звания и что он просто человек и обращаться к нему надо соответственно. Отношения между сторонами были уважительными.

Мы объяснили им, как вели себя англичане все эти годы, как относились к беженцам в годы войны, рассказали суть «Белой книги». Они задали нам несколько вопросов, и один из них врезался мне в память. Вначале я скажу, что, не зная, понять было трудно, на чьей стороне Сандстром. Банч, например, с самого начала дал нам понять, что он за нас. Он был чернокож и сказал нам: «Я знаю, что значит быть преследуемым». Китаец спросил: «Но страна эта такая небольшая, что будет здесь через 300 лет после возникновения еврейского государства?»

Тогда я спросил у него: «Скажите, а что будет в Китае через 300 лет?»

Мы договорились, что они будут держать факт этой встречи в секрете, так как обещали «нашему» журналисту все права на информацию. Ооновцы не сдержали слова — они были очень возбуждены от встречи с нами. Их можно понять, так как мы были для всех террористами, вполне могли и убить их, по их понятиям. Так вот, когда они вернулись в гостиницу, то один из них, вероятно, в баре что-то сказал, намекнул. Короче, информация ушла, и назавтра все газеты были полны рассказов о встрече. «Наш» журналист потерял все свои права на эксклюзивную информацию, но это произошло не по нашей вине, мы ничего никому не сказали. Такой была наша первая встреча.

Тех, кто с нами тогда встречался, резко критиковали за то, что они не сообщили о встрече остальным членам комиссии. Они защищались, говоря, что секретность была основным условием проведения встречи. Это было правдой. Мы не могли быть уверены в том, что один из них не приведет английскую полицию к нам, к Бегину.

В Следственной комиссии были два человека, которые действительно хотели встретиться и поговорить с нами. Как потом выяснилось, они были за нас, за нашу позицию категорически. Один из них был из Гватемалы, по имени Грандос, а другой из Венесуэлы, по имени Павригат. Кто-то им сообщил, не знаю кто, что «наш» журналист такой-то был на встрече и организовывал ее. Журналист сообщил мне, что они (южноамериканцы) очень хотят встретиться с нами.

Вторая встреча проходила в другом доме, у нашего активиста, фамилия которого была Закс. Когда ооновцы зашли в комнату и Бегин поднялся со стула им навстречу, то Грандос обнял его. Выяснилось, что у него было также подпольное прошлое с арестами, с заключением и прочими «радостями». Он прекрасно понимал положение, в котором мы находились, и солидаризировался с Бегиным абсолютно. Не помню каких-то особенных вопросов на той встрече. Помню только, что мы просили их в решающий час принятия решения по нашему вопросу рекомендовать или голосовать за еврейскую власть по обе стороны Иордана. Они ответили нам, что боятся обещать (сделать) это. Еще они сказали нам, что в комиссии сложилось два мнения.

Одно мнение было за раздел страны, а второе мнение, что никакого еврейского государства не будет, английский мандат продлят или что-нибудь еще будет создано в том же роде. Они сказали нам тогда, что если они предложат что-либо новое, то вполне возможно, что мы вообще останемся без страны из-за обилия предложений. Потому они поддерживают идею раздела Палестины. Вот в принципе все, что случилось в тот вечер.

Мы (Ландау, Бегин, Бадер и я) приготовили для комиссии краткий отчет об истории Иргуна, его создании и работе, описали события, приведшие к восстанию. Все это было отдано им для передачи остальным членам комиссии.

— Были ли среди вас тогда разногласия?

— Я не помню разногласий, так как основы были нам ясны. Я вернулся в Палестину из Англии после войны в июне 1946 года. Мы встретились с Бегиным, я пришел к нему и попросил присоединиться к Иргуну. У меня была тогда твердая уверенность в правоте нашей политической линии. Англичане, конечно, победили в войне с немцами, но их общая ситуация была сравнима с той, что бывает у проигравших войну, разгромленных в войне. Они полностью зависели от Америки. Эрец-Исраэль они тем не менее держали изо всех сил, цеплялись за страну, делали все, чтобы удержать мандат у себя.

По словам Черчилля, Англия держала в Палестине 80 тысяч солдат, и стоило это ей около 100 миллионов фунтов стерлингов в год. После диверсии ЭЦЕЛ в гостинице «Царь Давид» Черчилль кричал в парламенте: «Или вы их кончите, или нам надо убираться оттуда немедленно». Подобные выступления Черчилль делал в парламенте из месяца в месяц, в то время как мы продолжали свои акции в Палестине. Я сказал Бегину, что в случае если мы скооперируемся с «Хаганой» в своих действиях, то англичане не выдержат этого больше 7-9 месяцев и просто убегут из страны. «Хагана» отказалась от сотрудничества с нами и потому уход англичан из Палестины занял чуть больше времени, что-то около года и трех месяцев.

Англичане не выдержали прежде всего невыносимого экономического бремени своего присутствия в Палестине. Кроме того, суровая зима 1947 года оказала свое влияние, в Англии не было угля для отопления (они вынуждены были завозить его из США).

С ноября 1946 года целые районы Великобритании длительные периоды времени оставались без электричества. Английское общество пережило шесть тяжелейших лет Второй мировой войны и последующего периода.

Когда я приехал из Англии, то привез с собой в Палестину целую книгу адресов английских газет. Не только больших и известных газет, но и районных и городских изданий, ведь в Палестине служили солдаты со всех концов Англии. Мы посылали письма в эти газеты, а также в муниципалитеты городов, в которых спрашивали: «Что ваши солдаты делают в Эрец-Исраэль? Эта страна не принадлежит вам... Ваши дети погибают здесь... за что?» И так далее...

А Черчилль продолжал произносить в парламенте речи против оккупации англичанами Палестины.

Политика Иргуна основывалась на том, что ожесточение борьбы с англичанами усилит протест общества против оккупации и в конце концов заставит правительство уйти.

Стоит напомнить, что общественное мнение в США после Катастрофы было в то время активно проеврейским, таким же было мнение и части европейских регулярных изданий.

Я помню, что в Италии и во Франции Иргун был очень популярен. Мне рассказывали наши ребята, что когда они играли в футбол с итальянцами, то зрители кричали «Аванти, ЭЦЕЛ» («Вперед, ЭЦЕЛ»), совершенно игнорируя местных игроков.

Когда я работал над своей книгой «День огня», то нашел карикатуру во французской газете на ребенка и его мать, которая гневно спрашивает сына: «Кто забрал все конфеты?» И ребенок восторженно отвечает ей: «Конечно же, ЭЦЕЛ!» До такой степени был силен миф об Иргуне в Европе, да и за ее пределами тоже.

Нападение на гостиницу «Царь Давид» было осуществлено в июле и проведено после того, как англичане арестовали людей Еврейского агентства. Этот арест положил конец сотрудничеству между ЭЦЕЛ и «Хаганой», так как последние просто перестали сражаться.

Командиром «Хаганы» был Моше Снэ, и он очень хотел продолжать борьбу с англичанами. Его заместитель Исраэль Галили также выступал за продолжение восстания. Но Хаим Вейцман оказывал большое давление на Бен-Гуриона в плане прекращения борьбы, так как он был категорически против сопротивления англичанам. Эта сторона поведения Вейцмана требует уже просто психологического расследования, и мы им заниматься не будем, так как мы не психологи.

Мы продолжали борьбу без «Хаганы», и с не меньшим успехом, чем прежде. И здесь произошло значительное событие. Часть ребят в Иргуне была 15-16-летнего возраста. Они не принимали участия в операциях, выполняли подсобные действия, как-то: расклеивание листовок, слежение и прочее. Англичане поймали троих наших ребят этого возраста. Так как по молодости их нельзя было посадить в тюрьму за то, что они сделали (расклеивали листовки), то их приговорили к порке. Англичане не отдавали себе отчета в том, как болезненно относятся в Палестине именно к этому наказанию. Мы видели в порке антигуманное действие. Англичанам было сообщено, что если они тронут ребят, то мы точно так же накажем их солдат.

Добавлю о курьезе, над которым мы много смеялись. На одном из наших предупреждений, наклеенных на афишной тумбе, кто-то, вероятно солдат, приписал от руки, чтобы мы не забыли выпороть и их сержанта, добавив номер части и полное имя своего недруга.

Бевин, который видел в нас низшую расу, прекрасно знал, что Иргун обычно выполняет свои угрозы, и тем не менее не захотел отменить приговор и приказал все равно наказать парней. Тогда мы схватили трех английских офицеров, которых выпороли и потом отпустили. Люди Иргуна захватили грузовик и привезли на нем огромный ящик на бульвар Ротшильда в Тель-Авиве, где и выпустили выпоротых офицеров. В то время я был в Англии и мог наблюдать, как общество реагировало на известие о порке. Часть людей смеялись, видя в происшедшем причину для здорового смеха: «Евреи ведь нас предупреждали, но мы не послушались их и в результате получаем унижение британских офицеров...» Другие реагировали более нервозно, гневаясь: «Как эти жиды посмели сделать такое?»

На мой взгляд, из всех наших крупных акций именно эта оказала наибольшее влияние на общественное мнение. Через две недели после происшедшего в Тель-Авиве англичане отменили порку как наказание, применяемое в Индии. Нескольких индусов мы, таким образом, спасли от порки... это был очень важный момент в происходящем.

После этого пришло время больших и дерзких операций. Было нападение на полицейский участок в Рамат-Гане. Во время боя был тяжело ранен Дов Грунер и взят в плен англичанами. Эта история получила отклики во всем мире. Грунер был тяжело ранен в лицо, лежал в больнице и был приговорен к смерти, не присутствуя в зале суда. Люди из Еврейского агентства, так сказать, официальные лица, пытались уговорить Грунера признать свою вину и просить о помиловании. Грунер отказался это сделать. Мне кажется, что из всех наших пойманных людей, а речь идет о сотнях, ни один не раскаивался в содеянном и не просил помилования. Впрочем, один такой человек, который просил у англичан помилования, кажется, все же нашелся. В большинстве случаев мы меняли наших пленных на захваченных англичан... или же люди Иргуна шли на виселицу.

Случай с Грунером был все-таки исключительный — и из-за того, что люди из Еврейского агентства пытались вмешаться в его судьбу, и из-за большой огласки, которую получило это дело в мире, и из-за того, что он был тяжело ранен и в таком состоянии они не могли изъять его из больницы и повесить. И вообще, его (Дова Грунера) казнь была проблематичной, так как Черчилль в их парламенте сказал, что «снимает шляпу перед этим смельчаком».

И здесь они получили самый серьезный военный удар из всех предыдущих — мы атаковали крепость в Акко. Резонанс после этой операции был огромный. В конце концов, люди смогли бежать из тюрьмы, но трое из наших были повешены после этого. Их поймали при столкновении со взводом солдат, возвращавшихся с купания.

Дата нападения в Акко была приурочена ко дню специального заседания Совета Безопасности ООН. Назавтра все газеты вместо того, чтобы писать о заседаниях в Нью-Йорке, писали о дерзком нападении на тюрьму в Акко. И опять вся эта история для англичан обернулась оскорбительными насмешками. Они наконец поняли, что так продолжать больше нельзя. Верховный наместник Каннингхем опубликовал сообщение, в котором говорилось следующее: «Против этих людей трудно бороться, особенно если учесть тот факт, что население не помогает англичанам». Действительно, общество не поддерживало их — англичане были одиноки в Палестине.

— Как Бегин реагировал на эти грандиозные акции? Они ему нравились?

— В этом смысле удача сопутствовала Иргуну. В техническом смысле Бегин, как и я, не мог планировать подобные операции. Я совсем не уверен, что он вообще умел стрелять. Я, конечно же, стрелять не умел. Но у нас в Иргуне был старший офицер, молодой человек по фамилии Паглин. Кличка его была Гиди. В известном смысле это был гениальный человек, с особой головой, как будто созданной для таких дел. Например, он придумал приспособление, которое автоматически поднимало бомбу на нужную высоту и там взрывало. Это был главный командир, который организовывал и осуществлял все наши акции, 20-летний, кажется, тогда парень.

Не знаю, когда и где он всему этому научился, но несомненно, что именно Паглин был автором всех самых грандиозных операций, в частности в крепости Акко. Так как в Акко операция была проведена в день начала специального заседания Совета Безопасности ООН, англичанам не удалось представить ситуацию как находящуюся под их контролем и сделать вид, как будто вообще все в порядке. Случайно, но операция в Акко положила конец британскому мандату в Палестине. Говоря иначе, в Акко был забит последний гвоздь в гроб существовавшего режима. После этого англичане повесили трех наших ребят (а до этого казнили еще трех людей Иргуна и Грунера). Мы пытались спасти их и для этой цели разыскивали британских солдат, которые получили строжайший приказ быть осторожными и никуда не выходить из казарм. В конце концов две девушки из Натаньи соблазнили двух сержантов своим внешним видом, и нам удалось этих солдат схватить и спрятать.

Английскому командованию передали, что если они повесят наших ребят, то мы повесим их людей. Они отказались даже слушать нас. Казнили наших людей. Тогда мы казнили сержантов, и этот поступок положил конец смертным приговорам и казням. На мой взгляд, это был пик происходившего тогда, с точки зрения британцев. Больше ничего подобного в Палестине не происходило. Англичане поняли, что им противостоит враг, который мог нанести им серьезный ущерб.

После моего возвращения в Палестину я еще трижды возвращался в Англию для того, чтобы оценить тамошнюю ситуацию. Один из моих визитов туда происходил сразу после взрыва английского посольства в Риме в ноябре 1946 года. Приехав в Лондон, я застал буквально, без преувеличения, нацию в паническом состоянии.

Желтая пресса правила бал, как говорится, в это время. На первых страницах этих изданий подробно писали, что Иргун прислал в Англию своих агентов для слежки и что даже Королевский дом находится в сфере наших террористических интересов. До такой степени дошла паника. Но самое смешное было в том, что я являлся единственным представителем Иргуна на английской земле в это время, да и то мое пребывание там было временным. В парламенте усилили охрану, Скотланд-Ярд был приведен в состояние высшей готовности. Все они просто сидели в оцепенении и ждали, когда ЭЦЕЛ «взорвет» их. Вот так просто.

Однажды я увидел такой заголовок в одной из вечерних лондонских газет: «Иргун угрожает Лондону». Все это меня достаточно веселило.

Так что ясно, что большие акции сделали свое дело и абсолютно уничтожили их знаменитую уверенность в себе.

— Индивидуальный террор ЛЕХИ оказывал такое же воздействие, как и ваши акции?

— Конечно, воздействие было, но на собственно английскую общественность они влияли достаточно ограниченно, так как их акции были все же точечными. Иргун же создавал впечатление достаточно массивной и мощной организации, намного более значительной, чем был на самом деле. К тому же стоит отметить, что ЭЦЕЛ никогда особенно не ошибался, не спотыкался во время своих операций. Помимо того, тот, кто действительно наблюдал за нашими действиями, прекрасно видел, что мы делаем все, для того чтобы избежать убийства людей.

— Поразительно, что командир ЭЦЕЛ не был солдатом! Может быть, именно в этом факте скрыт секрет привлекательности Бегина?

— Необходимо понять, что Иргун видел себя прежде всего политической организацией. Мы использовали доступные нам средства в той ситуации для достижения политических целей. То есть, иными словами, ЭЦЕЛ расценивал себя как правительство. Только представьте себе, что министр обороны не пожелает победить в бою.

Для примера скажу вам, что я нес ответственность за действия Иргуна в Иерусалиме и, конечно же, не участвовал ни в одном бою.

Эти ребята были профессиональными воинами с многолетним опытом и потому я не видел никакой необходимости объяснять им, как атаковать. Я говорил им только, кого атаковать.

...Так получилось, что самый подходящий человек на пост командира Иргуна оказался сугубо штатским. Предшественник Бегина, Разиель, действительно был боевиком и мог участвовать в операциях. Я согласен с тем, что штатский человек на посту боевого командира вызывал удивление, но факт остается фактом — работа Бегина на посту командира Иргуна была более чем удачной. Бегин был настоящим лидером организации.

— Как Бегин отреагировал на казни? Известно, что он был очень чувствителен к подобным действиям?

— Он, конечно же, очень страдал, но не раскаивался ни в чем. В Иргуне существовал важный принцип: тот, кто признается и раскаивается в содеянном, в конце концов платит очень дорого. Приговоренные предпочитали выступать с последним словом на суде, и в большинстве подобных случаев Бегин писал эти речи. Эти молодые люди не были большими специалистами в письме или же находились в неподходящем душевном состоянии и потому Бегин писал для них. Он давал им понять, что они могут обращаться к нему безо всякого стыда и сказать, что предпочитают жизнь. Они никогда этого не делали.

Это трудно было пережить, но, когда вы ведете войну, вы должны ее вести не по обычным общепринятым правилам. Все знали о возможных наказаниях для подпольщиков. Все знали о превентивной высылке в Эритрею на 5 лет, а иногда и больше, которой мог подвергнуться каждый член Иргуна. Все это знали, но никто не уходил из организации. Такой была молодежь того времени. Я думаю, что и молодежь «Хаганы» была такой же. Они просто получали приказания от своего командования не совершать ничего предосудительного против англичан.

— Давайте обратимся теперь к теме выплаты немецких репараций Израилю и израильским гражданам в 1951 году. Как вы оцениваете поведение Бегина в этом вопросе?

— Я, конечно же, тоже был против репараций, но, на мой взгляд, Бегин ошибся здесь не в содержании своего протеста, а в способе его осуществления. Он поддержал осаду кнессета, когда демонстранты забросали здание парламента камнями, чего делать было нельзя категорически. Человек должен знать, чего он требует, но одновременно ему нельзя совершать поступки, которые позже могут отвлечь внимание от его истинных интересов. Бросать камни в парламент, членом которого ты являешься и желаешь, чтобы именно в нем можно было свободно выражать свои мысли, категорически нельзя. Мне все это не нравилось, но Бегин у меня не спрашивал. Возможно, он и не думал привести людей к такой акции, но стоит вспомнить, что речь Бегина перед нападением толпы на кнессет была весьма пламенной.

По моему мнению, он должен был предотвратить столкновение. Получилось так, что Бегин «завел» толпу своей речью и вместо того, чтобы назавтра все говорили о репарациях, все только и говорили что о метании камней.

...И все-таки я должен сказать, что Бегин того периода, периода восстания и первых лет государства, был настоящим народным лидером. По моему мнению, Менахем Бегин был лучшим из лидеров подполья, а я всесторонне занимался исследованием этого вопроса. Это был холодный, прагматичный человек, очень деловой, жесткий, демократичный...

Величие Бегина по-настоящему проявилось тогда, когда он смог успокоить своих людей, гневавшихся на солдат «Хаганы» за безобразное, жестокое отношение к боевикам Иргуна. Члены ЭЦЕЛ хотели мести, Бегин сказал так: «Я предпочитаю наше унижение кровопролитию, так как вскоре мы будем сражаться вместе». Так ответить, такое решение может принять только очень значительный, выдающийся человек, который помимо души обладает и видением ситуации.

— Известно, что Бегин пережил сложный личный кризис в 1951 году, почему?

— Херут получил 14 мест в первом кнессете. На вторых выборах у этого движения осталось только 8 мандатов. Этот факт надломил его. Бегин не вышел в отставку по-настоящему, остался депутатом кнессета второго созыва, но полгода был вне событий. Затем Бегин вернулся. Тогда он говорил, что намеревается продолжить адвокатскую практику, и лишь после целого ряда событий Бегин решил возвратиться к политической детельности. Скажу, что все личные решения Бегина того времени сопровождались и проблемами в движении Херут. Но факт остается фактом, я не помню ни одного случая, чтобы кто-либо пришел к Бегину с какими-то обвинениями. Его авторитет в движении был непререкаем.

Это был тяжелый период, Бегин смог его преодолеть и вернуться во главу оппозиции на 27 дополнительных лет. Этот человек был по-настоящему велик. У него были свои слабости, но масштаб его личности не подлежит обсуждению.


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > История > Жизнь Бегина > Рассказ Шмуэля Каца
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-28 11:05:15
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Еженедельник "Секрет" Еврейский педсовет Jerusalem Anthologia