БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №23 > Обычная жизнь местечка
В номере №23

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
-1
Интересно, хорошо написано

Обычная жизнь местечка
Инна Найдис

С 4 по 21 марта в Израиле проводился заключительный семинар по программе «Buncher» (семинар, подготавливающий лидеров еврейских общин). Лететь три с небольшим часа, использую это время, чтобы отоспаться — красоты небесного и земного ландшафта видала много раз. Проснувшись, бросаю взгляд в иллюминатор и торопею: внизу розово-пурпурным мерцает удивительной красоты венец, изредка — синие и зеленые блики. Ощущение чуда настигает уже в самолете. Видела лежащий под крылом Нью-Йорк, Стамбул, Париж... Это — не из разряда земных.

Друзья забирают меня в Ор-Акиву. Вечером бродим по подсвеченному городу крестоносцев — Кейсария. 500 лет она была столицей римской провинции, потом пришли персы, арабы, крестоносцы. Утром следующего дня я вижу расположившиеся на берегу семьи с шумными еврейскими детьми и еврейскими же собаками. Взгляд скользит сверху вниз — амфитеатр, ипподром, бани Ирода и море, выносящее на берег красивые ракушки, черепки, кусочки мозаики. И по всему этому великолепному смешению времен, песка, черепков носятся дети и собаки.

Яков Шехтер, узнав, что я в Ор-Акиве, говорит, что здесь живет Петр Межурицкий — бывший одессит, поэт. Встречаюсь с Межурицким, и он рассказывает, что только что тяжело переболел после укуса клеща. История эта заслуживает внимания. После событий 11 сентября из Америки звонит Вадим Ярмолинец (тоже бывший одессит, журналист) и просит дать интервью по поводу случившегося. Петр соглашается, но просит, чтобы звонок-интервью не совпал с Йом Кипуром. Тем не менее, в Йом Кипур раздается звонок, и Межурицкий скрепя сердце берет трубку. По поводу действий американского правительства он говорит: представьте себе, что Шапиро укусил клещ, и все Министерство здравоохранения пустилось на поиски именно этого клеща. Йом Кипур, интервью, и Межурицкого кусает клещ...

* * *

Тель-Авив. С Яковом и его женой Асей проезжаем мимо того самого дельфинария, где на дискотеке погибло много «русских» детей. Почти напротив — арабская мечеть. Яков рассказывает, что наутро после теракта идущих на молитву забрасывали камнями. Я была бы в этой толпе, и только сейчас приходит в голову вопрос: кто же догадался устроить дискотеку напротив мечети? Но причинно-следственная связь, думаю, все же другая.

Яффо. Декоративный арабский городок, веками главный порт, узкие улочки, орава роскошных бездомных кошек (к которым так неравнодушен Яков) и — ни души. Магазинчики-лавки почти все закрыты, кафе тоже. Я была здесь в 1993 году — разноликая, разноязычная толпа давала немалый доход обитателям города. Ныне израильтяне и гости предпочитают не рисковать. С одной из ухоженных улиц просматривается обычный арабский дом. Его заплаканные временем стены говорят о вековой подлинности, и понимаешь, что вот оно — настоящее, но туристам, да и себе, приятнее эти чистые отреставрированные дома, улицы, мостовые.

Экскурсию по историческим кварталам Тель-Авива Яир Камайский (гид нашей семинарской группы) начинает с площади Неве Цедек, где расположилось множество экспериментальных танцевальных трупп. В связи с богемностью района он стал быстро заселяться молодежью и интеллигенцией. Сегодня здесь работает муниципальный проект: город берет на себя проведение коммуникаций, дорог, устройство зон отдыха, а владельцы новоприобретенных домов обязаны, отстраиваясь, сохранить фасад в первозданном виде.

Набережная — визитная карточка Тель-Авива — застроена гостиницами-небоскребами. За фешенебельной набережной — затрапезные дома старого города с грязными улочками шука1. Яир рассказывает, что строительство небоскребов было ошибкой: изнывающий под летним солнцем город лишился животворного бриза. Экскурсия заканчивается в йеменском ресторане «Маганда». Стены увешаны фотографиями со сценами из жизни йеменских евреев. На одной из них старик держит книгу перевернутой книзу. Яир объясняет: в хедере этот человек сидел напротив учителя и научился читать таким образом, есть «йеменцы», читающие сбоку, — в зависимости от месторасположения учителя.

Меня, повидавшую страны и, пардон, туалеты, все-таки поражает невиданная доселе деталь: случайно нажимаю на какую-то кнопку, из-под бачка выдвигается некий механизм и сидушка начинает вращаться, плотно прилегая к механизму, — дезинфекция, господа. Ловлю себя на мысли: «До чего ж цивилизованны эти азиаты!» Поимка следующей мысли впечатляет куда больше: оказывается, я не ощущаю этих людей евреями — арабами, турками, индусами, наконец.

Это ощущение получает свое развитие на лекции Яира «Арабо-израильский конфликт: история и современность». «Генетического типа евреев не существует», — заявляет лектор (и доказывает это в Музее диаспоры, где на экранах медленно появляются и исчезают лица евреев — их столько же, сколько и народов мира). Из лекции узнаю, что Ирак — единственная из мусульманских стран, не подписавшая мирного договора с Израилем, что до сих пор в стране не нашлось политика, который бы пошел на рискованный шаг проведения государственной границы, отделяющей Иудею и Самарию (оставив в залог 150 тысяч евреев, не желающих покидать исконно еврейские провинции), что в графе «национальность» в паспорте можно встретить запись типа «еврей-христианин». Это умиляет: надо бы определиться — национальность или вероисповедание. В стране, где, кроме хупы, нет другого способа бракосочетания, целесообразно писать вероисповедание. Но сообщения о терактах, пробивающиеся через плотную завесу расписания семинара, голосуют за «национальность».

Спрашиваю Яира, что же определяет принадлежность к евреям. Не генотип, не религия, но общность культуры, считает Яир, схожесть традиций евреев «разных народов». Так не религия? А традиция из чего черпается? Но куда прикажете деть немалый процент светских евреев? Ответа нет. Такая уж нация — одни вопросы.

* * *

В нашем расписании «Шабат в Цфате — городе каббалистов». Водитель вершит чудеса, вписываясь в узкие горные улочки. Гостиница «Римоним» зависла над обрывом, домики расположены террасами, каждый со своими вывертом: балкончик, терраска, крутая лестница на галерею — и все это с видом на живописную долину, окруженную холмами, по которым разбросаны поселения. Какие из них чьи? Белокаменные дома схожи по стилю и по степени достатка. Судить можно по минаретам. Еще один признак — как правило, арабские поселения располагаются в долине, евреи же вгрызаются (с помощью мощной техники) в каменные вершины холмов и разбивают на этих камнях сады, леса, плантации.

Город каббалистов? Не поддадимся мистике. Но настроение у всех приподнятое. Может, возвышенное расположение города навеяло?

Каменные улочки с широким водостоком вместо мостовой завлекают множеством мастерских, домашних музеев, «приусадебных» картинных галерей... и синагоги — на каждом шагу. В одной из домашних галерей набредаю на художника Семена Слуцкина. Ленинградец. В Израиле восемь лет. «Чем живете, — задаю бестактный вопрос, — не живописью ведь? А работы в Цфате — днем с огнем.» Семен рассказывает, что несколько раз в неделю ездит на работу, а Цфат — место, где хочется жить, которое для себя нашел. Его картины интересны, вероятно, даже талантливы, но стать известным в среде известных не так уж просто. «Жертвоприношение» (сюжет про Ицхака) — в современной космически-открытой разящей манере. «Пурим» — сидящие за столом Ахашверош, Аман и Эстер — в рембрандтовских тонах. Такой вот себе художник, спрашивала в Иерусалиме — никто не знает.

Четыре часа пополудни, и лавочки быстро закрываются — Шабат.

В обеденном зале гостиницы красиво одетые религиозные женщины зажигают субботние свечи. Их шляпки не подаются описанию. Куда только смотрят мужья — это ли не лишний повод для кокетства?

Отправляемся с Марком Лазаром (наш ведущий на время пребывания в Цфате) на «Знакомство с историческими кварталами Цфата, историей и культурой его жителей». Марк — фигура живописная. Американец. Немного похож на доброго бегемота. Кипа, длинные седеющие волосы собраны на спине, сандалии на босу ногу. Ироничен и весел.

Шабат в Цфате — это особая атмосфера: со всех улочек стекаются спешащие серьезные евреи. Поражает разнообразие «униформ»: черные, белые, коричневые, в полоску, наконец, халаты или просто строгие черные костюмы, круглые меховые шапки, парящие над головой, шляпы, кипы, цвет, узор, вязка которых тоже что-нибудь обозначают. И ноги: одни в привычных брюках, другие в белых чулках и штанах чуть выше середины икры, у третьих и вовсе ниже халата только чулки.

Улица наполнена песнопениями, доносящимися снизу, сверху — между улицами лестницы, синагоги на разных уровнях. На небольших площадках — женщины и множество детей. Дети шумят, бегают, играют — никто не ограничивает их свободу. Шабат — праздник семейный и веселый.

Марк приводит нас к большому дому с открытыми окнами, в которые видно множество мужчин, танцующих, весело, истово поющих. На улице — стулья для тех, кому нравится молиться под открытым небом. Здесь же протянута занавеска — для женщин. Кто-то из проходящих присоединяется, а кто-то идет дальше — он выбрал не эту синагогу.

Впечатленные, идем по узким улочкам. На небольшой террасе — миньян2 раскачивающихся и поющих молодых людей — без синагоги. Спрашиваем Марка обо всем этом разнообразии ритуалов. Он выводит нас к небольшой, засаженной цветами и апельсиновыми деревьями площадке, предлагает сесть и рассказывает притчу.

Некий раввин отправился путешествовать по городам и весям. Однажды он увидел человека, который каждое утро выгонял свое стадо на вершину горы и там обращался к Б-гу. Просил Его о здоровье, счастье близких, о дождях, урожаях — обо всем, о чем хотелось поговорить с Б-гом.

Раввин спросил этого человека:

— Ты еврей?
— Да.
— Я научу тебя молиться.

Надел на него талит, тфиллин, научил молитвам. Когда пастух всему научился, раввин сказал, что ему пора ехать. Он забрал талит, молитвенник, тфиллин и уехал. А пастух через некоторое время забыл конец молитвы, потом несколько слов в середине, а потом и все остальное. Он знал теперь, как надо молиться, но у него не было ни талита, ни тфиллина, ни молитвенника. Молиться, как раньше, он не мог. Когда раввин опять заехал в это поселение, он увидел, что человек сидит на вершине горы, курит и никому не молится. И тут Голос с небес обратился к раввину:

— Что ты наделал! Ты лишил меня любящего, искреннего собеседника!

«Сегодня в Цфате собирается до восьмидесяти миньянов — в синагогах, на квартирах или просто под открытым небом, — закончил рассказ Марк. — Каждый общается со Вс-вышним, как может и хочет.»

Пока Марк говорил, через площадку прошла религиозная женщина, одетая в бархатные ниспадающие одежды. Я не видела, красиво ли ее лицо под роскошной шляпкой, но видела, как повернулись наши мужчины. От нее веяло поэзией средневековья, умиротворенностью и достоинством.

К трапезе возвращаемся в гостиницу. В ресторане несколько веселых нарядных компаний. Оказывается, это заведено — съезжаться в гостиницу и отмечать Шабат.

Ночь опустилась на Цфат. Внизу все тем же розовым мерцаньем — осколки «израильской короны» — огни поселений. Почему розовым? Может, при вечернем освещении в белых каменных стенах домов отражается красная каменистая земля Израиля?

* * *

На следующий день после hавдалы3 снимаемся с места — курс на кибуц Туваль. По дороге останавливаемся поужинать в Тверии. Ресторан «пришвартован» к берегу озера Кинерет. На тросах множество чаек, которые при ближайшем рассмотрении оказываются диковинными птицами, похожими на маленьких цапель с длинным изящным хохолком на голове.

Экзотические блюда, девушки «на глазах у изумленной публики» готовят тонкие блины с прозрачными ломтиками яблок... И вдруг, как по команде, начинают звонить мобилки. Мне звонит сын, спрашивает, где я. Недоумеваю — разговор ни о чем. Уже в следующие разы начинаю понимать: после каждого теракта люди звонят близким — услышать голос или фактом звонка сообщить, что живы. Не знаю, в какой стране изобрели мобильные телефоны, но в Израиле их должны были изобрести — звук беды здесь поет всеми известными мелодиями времен и народов (впрочем, как и наша вековая история).

Приезжаем в Туваль. Включаем израильский канал: совершено два теракта, оба в кафе — это уже стало атрибутом моцей Шабос4. 15 убитых, около 70 раненых. На экране — «скорые помощи», плачущие люди. Канал ОРТ: беснующаяся арабская деревня. Диктор сообщает, что в ответ на теракты танки вошли в деревню, трое убитых (ювелирное мастерство: из танков-то — и всего трое). В следующем кадре — двое улыбающихся израильских солдат с автоматами на изготовку. Услужливая память подсовывает фотографии нацистов, с улыбкой расстреливающих людей. Только те нелюди позировали своему же другу-фотографу, а эти еврейские мальчики улыбаются «дружественному» российскому оператору, который снимает, стоя перед дулами их автоматов. Следующая новость ОРТ — борьба с терроризмом в Чечне.

ВВС: та же арабская деревня, и только последним кадром, встык со вздымающей руки арабской женщиной (не она ли истерически ликовала в репортажах после взрыва американских небоскребов?), — двое плачущих мужчин в кипах. Дальше — доблестные действия американской армии по борьбе с терроризмом в Афганистане.

Мир пребывает в «скорбном бесчувствии»? Не стоит обольщаться: массовым слабоумием здесь не пахнет — это старый сладкий душок антисемитизма.

В кибуце Туваль, кроме киви и коров, выращивают семинаристов. Проведение семинаров — одно из направлений деятельности. Нил Мерсер (лондонец, 12 лет назад приехал в кибуц) делит лист висячего блокнота на две части и предлагает записать наши ощущения в группе, составляющей большинство, и наоборот — когда были изгоями. Затем раздает таблицы: колонки — некоторые из гражданских прав, строки — «еврей-израильтянин», «араб-израильтянин», «араб с территорий». Мы заполняем по своему разумению. Оказывается, наше представление гораздо жестче закона. Тогда Нил приводит пример: по закону араб-израильтянин имеет право работать на военном заводе, а по факту — в объявлении о приеме говорится, что требуются только прошедшие воинскую службу. Нарушение прав человека — налицо, а куски взорванных человеческих тел — даже не на экранах телевизоров — нет сил ни смотреть, ни показывать (может, и поэтому Израиль проигрывает информационную войну).

* * *

Иерусалим — наша последняя остановка. Нас продолжают знакомить с работой матнасов5. Одна из таких экскурсий начинается со строительной площадки на Яффо — главной улице Иерусалима. В строительном вагончике некто Ури Амеди рассказывает: лет двадцать назад вокруг старой части города выросли новые красивые районы, неказистая узкая Яффо с грязным шуком «Маханэ Иеhуда» перестала справляться с ролью улицы, ведущей в Старый город. Ури обратился в муниципалитет с планом реконструкции. Ему отказали: казалось невозможным убедить торговцев рынка и владельцев уличных лавок закрыться на время реконструкции и понести убытки.

Ури выводит нас на улицу и показывает дома, которые уже отодвинуты от «красной черты», и те, которые еще в лесах. Обязательное условие — сохранение первоначального вида фасада. Правда, есть трудности, сообщает Ури, — некоторые дома принадлежат арабам, которые давно покинули страну, на перестройку нужно их разрешение (!).

Проходим через шумный шук, продавцы, в основном, курдские евреи, приветствуют Ури. Одного из них он представляет как капитана футбольной команды. Это удивляет. Ури обращает наше внимание на старые, Б-г весть из чего состряпанные лавки и навесы. Та часть, где торгует капитан-футболист, — вполне цивилизованна. Шук заканчивается на улице Агриппас. Рядом с настоящей лавкой, на стене соседнего высотного дома, нарисованная — с людьми и атрибутами в натуральную величину. На другом торце — балконы, люди, развешанное белье, кошка, голуби — все нарисовано. К настоящим антеннам на крыше тянутся перепутанные обвисающие нарисованные провода.

С улицы Агриппас углубляемся во внутренние кварталы. Аккуратные чистые домики, мощеная мостовая. Когда город начал проводить коммуникации и мостить улицы, хозяева взялись за свои дома. Заходим в большое здание — матнас. На первом этаже почтенные граждане играют в карты, шахматы — чем не наша «соборка» — только с достоинством. Ури рассаживает нас в небольшом помещении и начинает рассказ. Он вырос на Яффо неподалеку от шука. Многодетная небогатая семья. Получив отказ в реконструкции, Ури «пошел» на шук. Поначалу просто беседовал с торговцами. Чем мотивировать их добровольный отказ от выручки? Здесь каждый сам за себя и в своих заботах. Стали собираться семьями. Однажды решили на Пурим поехать в воинскую часть с пуримшпилем и шелахмунесом6. Потом появилась футбольная команда. А через какое-то время эти люди захотели жить лучше, пусть даже понеся убытки.

Ури рисует на доске схемы, пишет какие-то слова, а я все время думаю, кто он — прораб, директор матнаса? После лекции узнаю — социальный работник. Когда проект таки пошел, была создана административная группа, Ури в нее не вошел, и стройка на пару лет застопорилась. Пришлось учесть «человеческий фактор». Одного из советских лидеров называли «прораб перестройки». Теперь я знаю, что это значит.

* * *

Встречаюсь с Игорем Бяльским, редактором «Иерусалимского журнала». Игорь — ярый сионист. Он нападает на общинных работников в моем лице: «Каким таким еврейством вы там занимаетесь? Место евреев здесь». Объясняю: для того, чтобы осознавать свое еврейство в Израиле, нет необходимости собираться вместе, изучать историю, язык, культуру — этим дышит израильская земля, но, чтобы быть евреем в диаспоре, нужно сублимировать еврейство. Разговор меняет русло. Игорь с женой рассказывают, как их сын, Сенька, служил в элитных войсках, какие удивительные там были ребята. Элитные войска — это самые горячие точки, спрашиваю, не было ли психологического слома: приходилось убивать, убивали кого-то рядом. Слом был, говорит Игорь, когда приказали не стрелять, входя в арабское поселение, даже под дулом нацеленного автомата. Сенька мог подчиниться приказу, но как объяснить подчиненным? И тут в памяти всплывают улыбающиеся лица «агрессоров» из репортажа ОРТ.

* * *

В «Библиотечке «Мигдаль» планируется издание книги Эли Люксембурга. Знаю из книг Эли, что он боксер, человек религиозный, вырос в Узбекистане. Этакая смесь несовместимого — боксер и датишник7.

Люксембург приглашает в гости, и я знакомлюсь с его замечательной женой Ханой и еще одним гостем — Аркадием Красильщиковым. Аркадий — бывший ленинградец, кинематографист, журналист. На мой вопрос, как можно жить под угрозой смерти, Аркадий отвечает, что это обычная жизнь местечка в окружении погромщиков.

Дом Эли своеобычен — множество картин, фотографий, боксерские атрибуты. Но одну реликвию — в рамочке на стене — Эли показывает с великой гордостью: выездная виза, выданная супругам Люксембургам 30 лет назад. Замечаю несколько рисунков с явно христианским сюжетом. Эли говорит, что это иллюстрации ташкентского художника к «Мастеру и Маргарите». Христианские сюжеты в доме религиозного еврея? Люксембург отвечает, что не стоит зашориваться.

Детей своих Люксембурги отдали в религиозные школы. Одна дочь осталась религиозной, две другие — нет. Родители говорят, пусть лучше они сами придут к религии, чем заставлять. Разговор переходит на образование, и Эли рассказывает, как однажды его коллега, школьный учитель физкультуры, сказал: «Эли, когда мы умрем, то сразу попадем в рай: в аду мы уже побывали». Система образования Израиля удивляет: расхлябанностью с одной стороны и необычайной серьезностью — с другой. Когда одна из дочерей Люксембургов была в 9 классе, детям предложили самостоятельно выбрать тему для исследования. Девочка выбрала тему прихода в иудаизм молодых заключенных. Ей предоставили возможность провести анкетирование в тюрьмах Израиля, и ее работа представляла собой серьезный аналитический труд.

Прошу Эли рассказать о себе. В конце, конечно же, интересуюсь взглядом Люксембурга на арабо-израильский конфликт. Увы, не могу дословно привести слова Люксембурга (диктофон отключился как раз на этом месте), но он не поддерживает точку зрения рефлексирующего светского населения, говорит, что, занимаясь каббалой, отчетливо видит, к каким бедам приведет Израиль этот раскол общества.

* * *

Три недели семинара истекли, и нас везут на «прощальный ужин». Звучат речи, тосты. Последний — за мир на земле Израиля. В этот момент... «Нет, не взрыв», — думаю я, но лица окружающих не оставляют сомнений. Воздух взрывается жутким воем сирен. Официантка успокаивает плачущую девушку — ее парень только что ушел куда-то туда, где прогремел взрыв. Страха нет, как и не было все эти дни, но ярость бессилия...

Жизнь возвращается в свое русло. Нам даже подают сладкое. Только теперь замечаю, что стены, ограждающие парк вокруг нашего милого ресторанчика, венчаются колючей проволокой, не говоря уж о часовом на входе. Кто по ту сторону гетто?


1 рынок (ивр).
2 группа, как минимум, из 10 взрослых евреев, необходимая для совместной молитвы. Здесь — вообще всякая группа, собирающаяся для молитвы.
3 торжественная церемония по завершении Шабата, отделяющая субботу от будних дней.
4 вечернее время после окончания Шабата.
5 благотворительные центры на территории бывшего СССР.
6 праздничное представление и подарки в Пурим.
7 искаженное «дати» — религиозный.

Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №23 > Обычная жизнь местечка
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-28 09:12:55
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Jewniverse - Yiddish Shtetl Всемирный клуб одесситов Еженедельник "Секрет"