БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №119 > Не как все
В номере №119

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
+6
Интересно, хорошо написано

Не как все
Елена КАРАКИНА

Она хотела выйти замуж. Ей хотелось иметь детей – двоих, не больше и не меньше. Чтобы отдать им свою любовь и нежность – то, что на ее взгляд не удалось сделать ее матери. Очень похоже на мечты и планы любой другой девочки-подростка. Но еще она ни за что не хотела повторить путь своей мамы и женщин ее круга, чьи интересы вертелись вокруг кухни, воспитания детей, обустройства быта да еще нарядов. А это уже – не как любая другая девочка ее возраста.

ИзменитьУбрать
(0)

Она завела дневник, как все девочки. Но она его вела не как все. Говорят, оттого, что оказалась в очень необычных условиях. Оттого и дневник получился не такой, как у всех. Так сказать, заурядный девичий «дневник-откровенник» в незаурядных условиях.

Дневник Анны Франк принадлежит к числу тех книг-документов, которые раз прочтешь – и только при условии полной потери памяти забудешь. Он заметен, он выделяется даже на фоне других, великих и страшных книг о Второй мировой войне и Холокосте. Считается, это потому, что написан он с невероятной простотой: истина произнесена устами младенца. Незабываем потому, что знаешь наперед: дневник оборвется на полуслове. За евреями, скрывающимися от смерти в концлагере, придут. Девочка не доживет двух месяцев до конца войны. Умрет в концлагере. В этом основное и главное достоинство дневника, которому поверялись мелкие события, маленькие девичьи тайны. Но так ли это?

В книге «Дневник Анны Франк», вышедшем в издательстве «Иностранная литература» в 1960-м году, есть несколько фотографий. Одна из них – последняя страничка «Дневника». Не нужно быть специалистом-графологом, чтобы, глядя на эти строчки, понять, что они выведены рукой далеко не заурядного человека. Страница написана почти без исправлений – только в одном месте вставлено два-три слова. Почерк – чистый, ровный, но уже не школьный, не почерк прописей, он индивидуален. Заглавные буквы и хвостики всяких «d» и «y» выступают за ровный ряд прочих прописных, что свидетельствует о силе характера. Равный наклон букв говорит о последовательности, собранности, целеустремленности. Писалось для себя и только для себя, значит, могло быть написано как угодно – вкривь, вкось, с кляксами и помарками – ан, нет. Если учесть, что писалось это где-нибудь на краешке стола, при плохом освещении, в часы, буквально отвоеванные у других жильцов «убежища», то невозможно не восхититься личностью писавшей. И это лишь говоря о том, как написано. Если же говорить о том, что написано…

Помимо того, что «Дневник Анны Франк» – история двадцати пяти месяцев пребывания восьми человек в тайной квартире, в убежище, посреди оккупированного гитлеровцами Амстердама, это еще и история воспитания чувств, история становления личности. И какой личности!

Записи Анны, как ни странно, наводят на мысль о возрастном экстремизме, о слепоте людей, вышедших из подросткового возраста. Раздумья и чувства подростков принято сбрасывать со счетов – дескать, «это» временное, «это» пройдет. Ты вырастешь и перестанешь мечтать и метаться, станешь таким, как все, будешь выполнять свои обязанности, как все, в зависимости, конечно, от времени, страны и твоего экономического положения. Взрослые как бы начисто забывают о том, что и они когда-то были подростками. Похоже, им стыдно глядеть в глаза тем, 12-18-летним, какими они когда-то были. Они не в с состоянии произнести простые, но очень жестокие слова: «Мы хотели изменить мир, но мир изменил нас».

Кстати, далеко не все подростки жаждут изменить мир, далеко не все задаются вопросами, волновавшими Анну, запертую в тюрьме убежища, нос к носу с еще семерыми узниками: «Почему в Англии все время строят гигантские самолеты, изобретают тяжелые бомбы и в то же время возводят какие-то сборные дома? Почему ежедневно тратят миллионы на войну, а на медицинскую помощь, на искусство, да и на бедных нельзя выделить ни одного цента? Почему люди должны голодать, когда в других частях света гниют продукты? Почему люди так глупы?»

На протяжении десятилетий девчонки СССР в классах, посылая любовные послания мальчикам, переписывали письмо Татьяны, хотя далеко не каждая могла в действительности произнести: «Вообрази, я здесь одна, никто меня не понимает, рассудок мой изнемогает и молча гибнуть я должна».

Анна Франк никогда не читала «Евгения Онегина». Но, как пушкинская Татьяна, о которой она ничего не знала, Анна в самом начале «Дневника» пишет: «Надо объяснить, иначе никто не поймет, почему тринадцатилетняя девочка чувствует себя такой одинокой. Конечно, это не совсем так. У меня чудные, доб­рые родители, шестнадцатилетняя сестра и, наверное, не меньше тридцати знакомых или так называемых друзей. У меня уйма поклонников, они глаз с меня не сводят, а на уроках даже ловят в зеркальце мою улыбку.

У меня много родственников, чудные дяди и тети, дома у нас уютно, в сущности, есть все – кроме подруги! Со всеми моими знакомыми можно шалить и дурачиться, болтать о всяких пустяках. Откровенно поговорить мне не с кем, и я вся, как наглухо застегнутая. Может быть, мне самой надо быть доверчивей, но тут ничего не поделаешь, жаль, что так выходит. Вот зачем мне нужен дневник».

ИзменитьУбрать
(0)

«Вообрази: я здесь одна, никто меня не понимает…»

Записи в дневнике превращаются в письма выдуманной подруге Кити. Конечно, Анна пишет о мальчиках и о своей любви – детской, еще даже не подростковой. Ее чувства задел некто Петер Вессель, мальчик старше ее. На каникулах дети гуляли вместе, когда пришла пора идти в школу, Петер оказался в старшем классе и перестал «водиться с мелюзгой». Анна же продолжает его любить, что не мешает ей флиртовать, принимать ухаживания от других – и это все на фоне Амстердама, по которому евреи имеют право ходить не иначе, как с желтой звездой на груди.

Желтой звезде, множеству запретов и опасности, нависшей над евреями оккупированной фашистами Голландии, Анна уделяет в дневнике много места, ее внутренний мир, ее размышления неразрывно связаны с внешними событиями. Мечты сердца не мешают ясности рассудка, но мрачная, страшная реальность не убивает влюбленности.

Когда Анна – со своей семьей, четой Ван Даанов, их шестнадцатилетним сыном Петером и дантистом Дюсселем – оказывается запертой в убежище, «пульс» ее записей не меняется. Критический взгляд на других не мешает с той же степенью критичности и юмора описывать самое себя. Можно было бы принять эти записи как наблюдения ученого, выпившего опасную вакцину и описывающего свое состояние, если бы «Дневник» не велся с такой очаровательной непосредственностью и простотой. Если бы девочка прожила долгую жизнь и на закате дней решила бы описать свою юность, она не смогла бы этого сделать с большей точностью. Кстати, «Дневник» – идеальное пособие для подросткового психолога, научный документ. Но и высокое поэтическое произведение.

«Любовь, что такое любовь? Я думаю, что это не выразишь словами. Любовь – это значит понимать другого, делить с ним счастье и горе. И физическая любовь в какой-то момент тоже неотъемлема от этого. Ты что-то делишь с другим, отдаешь и получаешь – и не существенно, в законном ли это браке, с детьми или без детей. Неважно, невинны отношения или нет, главное, что кто-то рядом, понимает тебя и полностью тебе принадлежит!» Анна Франк
Вот у Анны впервые началось «нездоровье», о котором ее предупредили, и которого она ждала – чтобы чувствовать себя совсем взрослой. А потом ей снится сон, и снится Петер Вессель, который во сне становится не только поверенным ее души, но на прощание касается щекой ее щеки. На этом прикосновении девочка пробуждается – и начинается настоящее любовное сумасшествие!

Во сне мы плачем горше, чем наяву, смеемся звонче и веселей, сны, как продолжение яви, как поток подсознания, выпущенного на волю, влияют на нас иногда сильней, чем мы согласны признаться. Девочке же просто признаться страницам дневника. Они заполняются восклицательными знаками и призывами: «Мой Петер!», «Мой Петель!» «Петель» – нежное прозвище, которое Анна придумала для своего возлюбленного. Бывали случаи, когда юные девы годами взывали к созданному в воображении идеалу, не замечая действительности и вздыхая по вымечтанному принцу. Но Анна не такова. Можно подумать, что она чувствует, что слишком мало времени ей отпущено, вот она «и жить торопится, и чувствовать спешит». Но если без предположений, без мистики, то на каждой странице видно, насколько девочка принадлежит жизни, как она много работает, как интенсивно учится, как заполнен трудами каждый ее день. От взываний к воображаемому Петелю ее взгляд обращается к Петеру реальному, к Петеру Ван Даану, волею судеб оказавшемуся рядом в маленьком пространстве «убежища».

Казалось бы, Петером должна была бы увлечься старшая сестра Анны – Марго, ведь они ровесники, обоим по шестнадцать в 1942-м. Но до того, как в девочке Анне проснулась женщина, Петер как объект влюбленности, как мужчина никому не интересен. Он – увалень, неуклюж, молчалив, много ест, ссорится с родителями, которые и сами – довольно скандальная и дурно воспитанная (на фоне семьи Франков) пара.

Это Анна замечает, что Петер бесстрашен и силен. Это Анна замечает, что Петер далеко не такой увалень, как кажется. Это Анна замечает, что Петер молчалив от застенчивости. И так далее...

Совсем как шекспировская Джульетта, о которой она тоже никогда не читала (литературу для девочек взрослые просматривали и давали им только «проверенные» книги), Анна берет инициативу на себя. Несколько мало значащих диалогов, несколько разговоров – и все: Петер влюблен. На крохотном клочке пространства, где восемь человек едят, спят, испражняются, стирают, кашляют, моются, ссорятся и все прочее, разыгрывается одна из самых трогательных в мире сцен первой любви.

Юные влюбленные назначают свидания на чердаке. Открывают друг другу сердце – не сразу. Первая любовь мало что знает о себе. Она пуглива, она целомудренна, осторожна и полна изумления перед самой собой.

Когда парочка заходит слишком далеко – они сидят в обнимку на ящике, заменяющем диван, и смотрят на клочок неба, щекой касаясь щеки, – Анна считает необходимым поговорить с отцом. Деликатный Отто Франк, увы, тоже не лишенный возрастного экстремизма, употребляет для их невинных отношений мерзкое слово «обжиматься». Слово это неприятно поражает Анну. А мать Петера ревнует его к девочке. Взрослые пытаются прекратить свидания, которые «могут далеко зайти». Далеко они зашли! – посмели лишь губами коснуться щек и даже губ друг друга. Нет, Анна не позволит отнять у себя самое драгоценное, чем владеет. Думаете, первую любовь? Как бы не так! Право личности на собственный выбор. А первая любовь?

ИзменитьУбрать
(0)

Голова Анне нужна не только для того, чтобы завивать волосы в прихваченные в «убежище» бигуди. Помимо прочего, она ей нужна, чтобы проверять ритмы сердца. Она пишет, что, может быть, они с Петером и поженятся, когда кончится война, а может быть, и нет. Она замечает реальные недостатки возлюбленного, его нежелание работать над собой, переделывать себя. «Как это так, – восклицает девочка-подросток, – человек знает о себе, что ленив, и не желает при этом исправиться!» Она-то беспощадна к себе и стремится к совершенству. Анна возмущена.

«Если бы я была такой сильной, как ты!» – говорит ей старшая сестра. «Если бы я был таким сильным, как ты!» – вторит Петер. «Как вы смеете быть такими слабыми?!» – негодует Анна.

Да, и она жалуется, и она страдает. Но ни на минуту не забывает, что другим еще хуже, что ее семья – в роскошном положении в сравнении с миллионами людей в конц­лагерях – за колючей проволокой, гибнущих под пытками, идущих в печи. Она молится о своих друзьях, просит Б-га заступиться за евреев, жизнь которых на протяжении столетий была трагедией, но Всевышний никогда не оставлял их.

Дневник Анны Франк остался недописанным. Книга «Убежище», которую она мечтала написать, когда выйдет на волю, никогда не увидит света. Книга жизни Анны Франк оборвалась на полуслове, как и история ее любви.

В предисловии к «Дневнику» Илья Эренбург пишет: «Де Вик, которая была в пересыльном лагере Вестерброк, рассказывает: "Я видела Анну Франк и Петера Ван Даана каждый день. Они были всегда вместе… Глаза Анны сияли… У нее были такие свободные движения, такой прямой и открытый взгляд, что я говорила себе: "Да ведь они счастливы здесь"».

Она хотела выйти замуж. Как все. Родить детей. Как все. Любить и быть любимой. Как все. Но сама она была – вовсе не как все. Эта девочка заметна не только на фоне шести миллионов жертв Холокоста, но и на фоне миллиардов, ныне здравствующих на планете. Говорят, цена за вход в музей Анны Франк в Амстердаме с каждым годом становится все выше, а поток посетителей – все гуще и гуще. Она умела жить, любить, писать. Не как все.


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №119 > Не как все
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-28 04:28:09
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Jerusalem Anthologia Всемирный клуб одесситов Jewniverse - Yiddish Shtetl