БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №154 > ЗДРАВСТВУЙТЕ, ЖЕНЯ ЮРЬЕВНА!
В номере №154

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
0
Интересно, хорошо написано

ЗДРАВСТВУЙТЕ, ЖЕНЯ ЮРЬЕВНА!
Леонид АВЕРБУХ

Он стоял на балконе гостиницы «Лондонская», перед ним на парапете – бокал вина, был ослепительный июньский день, дул легкий ветер с моря.

Она сидела в аллее над обрывом, с его книгой. Она знала, что он в городе, и бессознательно желала попасться ему на глаза. Ей с утра уже донес один из поклонников, что… приехал, приехал. Остановился в «Лондонской». Обрит наголо. С палкой. И – великолепен!
И вот она на бульваре. На балконе – Маяковский. Он смотрел на нее, она подняла глаза. Книга стихов Маяковского упала с колен – обложкой вверх. Он поднял бокал и выпил за нее. «За своего читателя», – подумала она. Улыбнулись друг другу. Но тут на извозчике приехал сияющий Семен Кирсанов. Она была с ним знакома, и если бы он ее заметил, то немедленно представил бы Маяковскому. Она этого пока не хотела. Она вообще не знала, хочет ли этого, и убежала к морю. Полчаса спустя вернулась на аллею. А там стояли Маяков­ский с Кирсановым, поджидая именно ее.

ИзменитьУбрать
Е. Кибрик. Ласочка
(0)

– Товарищ девушка!– сказал Маяковский медленным басом. – Вы мне по росту. Давайте гулять вместе.
Если кто-то хочет представить, какой она была тогда, – именно с нее рисовал садовницу Ласочку для «Кола Брюньона» Р. Роллана Евгений Кибрик – тогда двадцатилетний одесский студент, завсегдатай литературных вечеров. Сразу скажу, что этот рисунок – единственное изображение героини очерка, которое удалось обрести…
Кто же она? Д. Быков в книге «13-й апостол. Маяковский: Трагедия-буфф в шести действиях» ошибочно утверждает: «Ее звали Женя Дьяконова, и она была уже замужем, фамилия по мужу была Хин…» На самом деле Хин – ее родная, девичья фамилия. Более того, не была она в это время замужем и Дьяконовой стала значительно позже, во втором браке.

ИзменитьУбрать
(0)

В «Метрической книге Одесского раввината о рождении» за 1904 г. за №1006 имеется запись: «...в Одессе у могилев-подольского мещанина Иеѓуды Менделева Хин и его жены Хаи 1 мая родилась дочь Евгения».
Итак, ее звали Женя, Евгения Юрьевна Хин, и было ей в то время 22 года. Главным увлечением Жени была литература, а работала она экономистом, только что окончила одесский Инархоз (Институт народного хозяйства).

– Стихи любите? – спросил он у Жени.
– Больше всего на свете.
– Кто любимый поэт?
– Надо, наверное, сказать, что вы.

Он улыбнулся. Пошли в порт, постепенно обрастая компанией местных поэтов: таково было свойство Маяковского – он собирал вокруг себя толпу и всех вел угощать, особенно же не любил один оставаться в гостинице по вечерам. Рассказывал о Мексике. Стало темнеть, зажегся синий маяк, молодежь начала читать стихи. Попросили Маяковского. Он покачал головой.

В своих мемуарах (в журнале «Звезда», 1959 г.) Евгения увлеченно (интерес, любопытство, безусловно, переросли в увлечение) повествует о прогулке, о вдохновении, которое Маяковский испытывал при созерцании морского пейзажа, кораблей в порту, девушек на молу, приводит отрывки диалога, реплики спутников и поэта…
Она жила на улице Коминтерна (Дворянская, Петра Великого, С.Ю. Витте), совсем близко, но старалась вести его окольными путями, чтобы подольше. Ворота ее дома были заперты, она потянулась позвонить, но… еще раз пошли гулять. Часовой узнал поэта, пропустил в ночной порт – он поднялся на корабль, стал говорить с матросами, случайно услышал: «Павка по мачты втюрился!» – и год спустя написал: «Я теперь по мачты влюблена в серый “Коминтерн”, трехтрубный крейсер». Убежденный, что Женя склонна к поэтическому творчеству, В. В. попросил ее почитать стихи. Свои она читать побоялась и прочла Пастернака, «Марбург», который, как вспоминала она потом, был паролем в их среде. Особенно его любимая строфа: «В тот день всю тебя…» Он тоже часто цитировал «Марбург», и в только что напечатанной статье «Как делать стихи» – снова.

– Завидую этим стихам, – сказал он. – Завидую поэтам, которых ночью в провинции читают девушки прерывающимися голосами.
– Читайте! Вы обещали, – сказала она. Он сбросил к ее ногам пиджак – всегда его снимал перед выступлением, вешал на спинку стула, – и прочел сперва «Тамару и Демона» («И пусть, обалдев от помарок…»), потом «Разговор с фининспектором», «Мелкую философию», «Юбилейное»… Постепенно мрачнел. Сел рядом с ней на канаты и прочел последнюю строфу из «Домой!» – ее одну: «Я хочу быть понят своей страной…»
На обратном пути на рассвете она заметила, что была ему уже не нужна: он выговорился… Но они оставались почти неразлучны до самого его отъезда. Бродили по Пересыпи, бывали на Ланжероне, в Аркадии.

Сопровождать Маяковского на прогулках, наблюдать его остроумное общение с людьми было наслаждением, пишет «Женя Юрьевна».
– О чем вы больше всего мечтали в юности?
– О славе. Только о славе. Немного о женщинах.
– А писать когда начали?
– Всегда писал, ничего в этом нет особенного. Не понимаю, почему другие не пишут…

23 июня он читал в Одессе доклад «Мое открытие Америки». Летний сад, знаменитая эстрада в виде раковины (очевидно, летний театр в Горсаду, тогда – им. Луначарского. – Л.А.). В антракте сам торговал книжками, раздавал автографы. «Что одну берете? Вот еще хорошая книжка!» Продал все. Не расходившиеся в магазинах, здесь они разлетались стремительно. Во втором отделении читался почти весь американский цикл, с особенным успехом – «Бруклинский мост». Зал требовал «Облако». Маяковский был неумолим.

Он обижался на эти просьбы. Катаеву в ответ на мольбу почитать из «Облака»«все поэмы в вашем исполнении слышал, а эту нет» – рявкнул:
–Феерическая бестактность! Говорите поэту, что хотите, – только не смейте говорить, что его последняя вещь хуже предпоследней!
Жене он ответил мягче:
–Я давно перерос «Облако». Вчерашняя вещь. Сплошные «каки».
Позже Чуковский – их отношения с Маяковским временами напоминали «любовь-ненависть», – именно с Женей Хин недобро говорил об этих «каках». (Я решил подсчитать количество слов «как» в этой немалой поэме. Их оказалось 16. Совсем не много. – Л.А.)
26 июня гастролировавший в Одессе театр Мейерхольда давал «Учителя Бубуса». Маяковский восхищался игрой Охлопкова: «Очень вы эффектно умираете, вот этот жест рукой...» Ему очень нравилась Бабанова и то, что спектакль музыкальный: невзирая на всю свою широко анонсированную ненависть к музыкальной классике, он любил Шопена, а в спектакле Мейерхольда, отчасти стилизованном под немое кино, было 46 музыкальных вставок, Шопен и Лист.
Владимир Владимирович привел свою одесскую подругу «на чай» к Зинаиде Райх. Маяковский и Мейерхольд, присевшие на балконе гостиницы, явно очень интересовали друг друга, но и какая-то опасливость, настороженность была видна в их отношениях; они напоминали двух крупных зверей, принюхивающихся друг к другу. Изучали друг друга, в любую минуту готовые к столкновению. Зинаида Райх была подчеркнуто внимательна к поэту.

– А вы заметили, как она чай разливала? – выходя, говорил Маяковский. – Каждая чашка, протянутая ее рукой, несла другую интонацию. Актриса!
После спектакля пошли к Инне Тереховой, подруге Жени: у нее собрались молодые мейерхольдовцы. Александр Костомолоцкий играл на рояле, рисовал шаржи, показывал нэпмана и хулигана. Танцевали фокстрот: «Там, на Гаити, вдали от событий, от мира, где Сити, туман, – там с пальмы стройной, высокой и знойной, падал соззррревший банан!» И даже Маяковский, танцевать всегда стеснявшийся, на улице долго еще с ней, с Женей, выплясывал.
На следующий день, гордясь близостью к Мейер­хольду, он взял ее на репетицию «Рычи, Китай!» – пьесы Сергея Третьякова. Мейерхольд показывал Бабановой, как надо петь песенку китайского мальчика, и хотя слуха у него не было, а голос дребезжал, он пел так, что Маяковский вздохнул:

– Это самое сильное мое театральное впечатление.
Она в последний раз прошлась с ним по жаркому, белому от жары бульвару. В порт входил огромный пароход.
– Серьезная штука, – сказал Маяковский. – Интересно, какая кличка?
Кличка была – «Теодор Нетте». Маяковский оцепенел.
«Думал ли, что через год всего встречусь я с тобою – пароходом?»
Две недели спустя закончил одно из самых известных поздних стихотворений – «Товарищу Нетте, пароходу и человеку».
28 июня Маяковский уезжал из Одессы, предварительно набрав для нее и ее друзей ворох контрамарок от Мейерхольда – на месяц вперед. «Мейерхольд хочет пьесу, он мне не откажет».
– Женя Юрьевна! Напишите мне письмо. Теплое, как объятие.
– Зачем?

В этом вопросе, конечно, ожидание признания, намека на общее будущее.

ИзменитьУбрать
(0)

– Чтобы вставить его в стихи. О девушке, написавшей письмо поэту.

Но девушка была возмущена до слез, обижена. Желать ее письма только для того, чтобы вставить его в стихи!
«Много позже, – пишет она, – я поняла, что жизнь лежала перед ним, как большая тетрадь, и впечатления – передовая “Правды”, гудки “Советского Дагестана”, походка хромого медвежонка на палубе корабля, мое письмо – ложились в эту тетрадь “отстоявшимися” строчками».

– Как жаль, что я не знала вас раньше, – сказала она, прощаясь. – Этой зимой была в Москве, и все мне казалось, что иду не туда, куда нужно, смотрю не то, что следует.
– Действительно, жаль. Нужно было позвонить по телефону и сказать: «Маяковский! Мне двадцать лет. Покажите мне Москву». И я показал бы!
Когда они встречались, позже, Маяковский говорил:
– Мне нравится наш роман.

ИзменитьУбрать
Владимир Маяковский, 1927 г.
(0)

– Какой же это роман? Одно недоразумение.
– Но роман и есть недоразумение! Счастье возможно именно только по недоразумению, случайно, кое-как.
После отъезда Маяковского жизнь в Одессе показалась Жене нестерпимо унылой. Институт был окончен. Манила литературная дорога. Она переехала в Ленинград. Осенью того же 1926 г., возвращаясь через Москву в Одессу, она побывала на его выступлении в Доме печати. Голос Маяковского гремел в зале. Все места были заняты.

- Что вам подарить, Женя Юрьевна?
- Вашу книгу.
И я получаю «Люблю». Это книга с надписью Маяковского и с датой «26.VI.1926 г. Одесса».
После пятого автографа «милой Жене», начертанного на разных книжках, я начинаю возмущаться.
- Нельзя ли придумать что-нибудь остроумнее? Вы же, так сказать, художник слова!
С серьезной миной он пишет: «не милой не Жене».

Маяковский заметил ее в конце пустого прохода, где она остановилась, охваченная, завороженная ритмикой стихов и голосом поэта. Он закончил стихотворение и – на весь зал:
– Здравствуйте, Женя Юрьевна! Давно ли вы в Москве? Проходите сюда. Вот свободное место.

И вот она у него в гостях в Лубянском проезде. В комнате темновато, не обжито. Окно выходит в какой-то мрачный закоулок. Ни малейшего уюта. Простые грубые вещи наполняют комнату. Она напоминает полустанок, на котором пассажиры не задерживаются. Ее поразило, насколько он не соответствовал этой мрачной комнате: на трибуне, на улицах, в огромных аудиториях он был как у себя дома, на месте, в полном владении окружающим миром, а здесь, в своей комнате, казался чужим, зашедшим на минутку, случайным, не прижившимся гостем.

Задержавшись в Москве, Женя ходила, как на службу, в музей Щукина и Морозовскую галерею. У картин Ренуара и Ван Гога встретилась с Маяковским. Потом гуляли по московским бульварам. Судя по воспоминаниям, таких прогулок и посещений квартиры Маяковского было много. Устраивали соревнования на узнавание авторов разных стихов и даже прозы, она отмечала сверхъестественную память поэта. Он однажды назвал 28 романов и повестей Бальзака.
«Эти соревнования обычно происходили в Лубянском. Я усаживалась в единственное мягкое кресло, а он разгуливал по комнате... Или полулежал на тахте».
Посещал и он Женю в доме ее кузины в Боль­шом Афанасьевском переулке. Застав у запертой двери двух поджидавших Женю молодых людей, возмущенный, крупно написал карандашом на белой доске: «К этой самой Жене Хин вечно ходят женихи».
Бурно восхищался Светловым, особенно «Гренадой».
Осенью 1927 г. они встретились в Ленинграде, куда Маяковский приезжал с выступлениями. Рассказывал о встречах с Блоком, гордился его одобрением «Облака»...
Позже, бывая в Ленинграде, приходил в семейный дом Жени и ее мужа О. Цехновицера на Адмиралтейской набережной, восхищался их обширной библиотекой, где хранились и «все сто томов его партийных книжек», увлеченно рылся в томах Достоевского.

Вспоминает Е. Хин своеобразный эпизод, помогающий понять непростую атмосферу, окружавшую Маяковского. Дело происходит в Ленинграде в конце 1929 г.: «У постели больной Лидии Г.1 собралась литературная ленинградская публика. В углу, опершись подбородком на палку, угрюмый, молчаливый, сидит Маяковский. Разговор, то поднимаясь, то падая, кружит вокруг современной поэзии. Говорят о стихах Пастернака, о Сельвинском. Кто-то цитирует “Юго-запад” Багрицкого. Поминают “Уляляевщину”. Называют новые имена, читают новые стихи. О Маяковском – ни слова. Его поэзия не принимается всерьез в этом обществе, вообще не считается поэзией. Это “газетчина”, “барабанный бой”, в лучшем случае – “социальный заказ”, что угодно, но не стихи, не искусство. Из вежливости об этом не говорят в его присутствии. Но умолчание выразительнее любой критики.

Маяковский необыкновенно молчалив. В углу, где он сидит, темновато, но, все же видно, что его лицо все больше мрачнеет. В наступившей паузе из угла доносится хриплый (во рту пересохло) голос:

– Дайте напиться!
Никто не встает. Больная хозяйка обращается к близсидящему гостю:
– Сходите на кухню. Принесите стакан воды Владимиру Владимировичу.
Тот неохотно поднимается, нарочито медленно идет из комнаты. Молчание. Снова кто-то начинает читать стихи. Лицо Владимира Владимировича искажено, но он молчит. Воду, наконец, приносят. Она оказывается горячей. Хозяйка небрежно роняет:
– Сейчас остынет. Пускай постоит!

Маяковский резко встает:

– Она постоит, а я пойду! – и стремительно выходит из комнаты»


В последний раз они встретилась в 1930 г. во время его мартовского приезда в Ленинград. Ей запомнилось его одиночество, которое не с кем было разделить, – он всех зазывал в ресторан, никто не шел, у всех были семейные обстоятельства...

Обратимся наконец и к другим источникам, позволяющим пополнить наши представления о Евгении Хин и ее близких, личностях незаурядных и ярких. Так, брат второго мужа Евгении Юрьевны, И.М. Дьяконов (историк-востоковед, доктор наук, лингвист, специалист по шумерскому и афразийским языкам), в книге воспоминаний (1995 г.) пишет: «Евгения Юрьевна Хин-Дьяконова (1905, Одесса, – 1969 или 1970, Ленинград), вдова О.В. Цехновицера, редакторский работник, была собою видная, почти можно было бы сказать – рослая женщина с медными волосами и фигурой Венеры. Говорят, она была красива еще в Коктебеле, но когда я ее впервые увидел в 1938 г. у Миши (мужа Евгении. – Л.А.) в Ламоттовском павильоне («Новый Эрмитаж»), я красивой ее не нашел; видно, она была “не мой стиль”. У нее были маленькие карие глаза, полное, не вполне правильное лицо. … О ее прошлом, кроме того немногого, что она мне впоследствии говорила о себе, я знаю мало, и все по слухам... Она была одесситка, с юных лет соприкасалась с одесской литературной средой… Много имела литературных знакомств в Ленинграде и также в Москве; была настолько близко знакома с возлюбленной Маяковского Лилей Брик, что та рассказывала ей вещи, которые, казалось бы, рассказываются только близкой подруге.

Была очень умна; но ее приятельница Лидия Николаевна Браудо говорила про нее: “У Жени ум действует сразу по нескольким этажам”, – а это уже был комплимент несколько сомнительный. Рассказывали, что она была (подобно М.М. Зощенко и Илье Ильфу) одно время следователем милиции (очевидно, все же, речь о Евгении Петрове... – Л.А.); рассказывали, что однажды один ее неудачливый поклонник при ней застрелился, и она нашла в себе силы сразу же вынуть свои письма из его кармана. Но все это вовсе не факты, за истинность которых я мог бы поручиться, ... человек характеризуется не только своими поступками и событиями своей жизни, но и тем, какая вокруг него создается легенда»


Первый муж Е. Хин Орест Венедиктович Цехновицер – профессор Литературного отделения ЛИФЛИ, сотрудник газеты «Красный Балтийский флот», полковой комиссар, погибший в возрасте 41 года в начальные недели войны на пароходе «Вирония», посмертно награжден орденом Красного Знамени. О. Цехновицер – публикатор и исследователь наследия В. Одоевского, Ф. Достоевского, Ф. Сологуба.

«Моя мать Евгения Юрьевна Хин считалась в молодости первой красавицей Одессы», – пишет ее сын Юрий Цехновицер и подтверждает, что именно с нее был написан художником Е. Кибриком портрет Ласочки. Портрет этот так понравился Р. Роллану, что он назвал его «деревенской Джокондой».
Второй муж Евгении Хин – Михаил Михайлович Дьяконов – востоковед (специалист по древней истории Ирана, истории искусства и культуры стран Ближнего Востока), археолог, доктор исторических наук. Работал в Эрмитаже, Ленинградском отделении Института истории материальной культуры, в Академии художеств СССР, преподавал в ЛГУ и МГУ. Разыскивая следы Евгении Юрьевны в библиографических обзорах литературных журналов, я обнаружил немногое, что вовсе не означает, что ее публикаций вообще было мало. В журнале «Звезда» (1994 год, №8) помещен ее очерк «Коктебель. 1938», с интереснейшим материалом о ее дружбе с Михаилом Зощенко. В «Звезде» же – устные рассказы Зощенко с припиской «Запись Е. Хин-Дьяконовой».
Немногочисленны упоминания о Е. Хин в одесских публикациях. В сборнике научных статей и публикаций Одесского литературного музея «Дом князя Гагарина» (вып. 5, 2009) А. Яворская опубликовала статью «Письма Семена Кирсанова», где цитирует письмо поэта к Э. Фурманову: «Олендер мрачен: стихов не пишет, настроение скверное. В Москве была Женя Хин – (помнишь “Фокстроты”?)».
И в заключение – фрагмент из интервью Д. Быкова (безусловно, изучившего значительный пласт литературы и документов о трагической фигуре «звонкого забулдыги – подмастерья...»), данного главному редактору московского бюро радиостанции «Свобода» Леониду Велехову.
– Кого все-таки из всех этих женщин он любил такой мужской любовью?
– Евгению Хин. Это моя глубокая вера, – ответил Быков.


1Имеется в виду Лидия Гинзбург. - Л.А.

Да ведь это почти один в один текст из книжки Быкова «тринадцатый апостол” - кто же истинный автор? Быков? Авербух?

Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №154 > ЗДРАВСТВУЙТЕ, ЖЕНЯ ЮРЬЕВНА!
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-10-13 05:15:48
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Еврейский педсовет Dr. NONA Jerusalem Anthologia