Говорят, будто закономерность – не более, чем пересечение двух случайностей. Велосипедист случайно свернул на улицу, в последнюю минуту решив сократить путь. Случайно из двора углового дома выехал автомобиль, выехал быстро, ведь когда водитель бросил взгляд на шоссе, оно было пустым. А вот то, что автомобиль сбил вылетевшего перед ним велосипедиста, иначе, чем закономерностью не назовешь, ведь по-другому просто не могло быть.
Раввин Шмуэль, посланник Любавичского ребе в Лионе, о таких вещах даже не задумывался, усаживаясь за компьютер проверить электронную почту. Мало того, что день выдался сумасшедший, к тому же лило и хлестало так, словно к Лиону подступал новый потоп. Раввин два раза менял обувь, а на шляпу больно было смотреть.
Он заварил большую чашку кофе, погасил верхний свет и уселся в кресло, надеясь немного отдохнуть перед мерцающим экраном.
Однако рутинная проверка почты, обычно не сулящая неожиданностей, в тот день взорвалась настоящей бомбой.
Письмо пришло из Америки.
«Уважаемый раввин. Меня зовут Деби, Дебора, я тоже из Лиона, но много лет назад перебралась в Бостон. Мои родители по-прежнему живут в родном городе. Несколько дней назад с отцом произошла беда – инсульт. Сейчас он госпитализирован в Отель-Дьё де Лион, мама все время рядом с ним. Она позвонила мне час назад, сразу после обхода и разговора с врачами.
Надежды никакой. Остались дни, если не часы. Мне больно думать, что отец уйдет в иной мир без молитвы, без покаяния. Скажу вам честно, я не уверена, что он когда-нибудь накладывал тфиллин. И, если совсем честно, религию и религиозных он всегда недолюбливал.
Я обращаюсь к вам, уважаемый раввин, потому, что больше не знаю, к кому обратиться. Может быть, вам удастся сделать что-то для моего отца. Он не верил в Б-га, но всю жизнь гордился тем, что принадлежит к еврейскому народу, и никогда этого не скрывал. Заранее благодарю».
Н-да. Кофе пришлось выпить за три глотка, переодеться в субботнюю одежду, вся остальная вымокла, надеть новую шляпу... уп-с! Раввин Шмуэль озадаченно рылся в обувном ящике. Туфли мокрые, сандалии и кроссовки не годятся, тяжелые зимние башмаки зарыты глубоко в шкафу, а времени на поиски нет. Остаются только лыжные ботинки… Ладно, придется пойти в них.
Лифта он не стал дожидаться, побежал по лестнице, как в детстве, быстро перебирая ногами ступеньки.
Письмо было отправлено в середине дня, когда раввин носился по Лиону развязывая мелкие узелки ежедневных проблем. Проблемы, слава Б-гу, были несложными, даже можно сказать, рутинными, но это не избавляло его от обязанности находить для них правильные решения. С момента отправки письма прошло больше семи часов, и кто знает, в каком теперь состоянии господин Жерар Абрамович?
В Отель-Дьё де Лион, центральной больнице города, раввина хорошо знали. К сожалению, ему приходилось заглядывать в нее каждую неделю. То навестить заболевшего прихожанина синагоги, то привезти кошерную еду прихворнувшему туристу, да мало ли забот у любавичского посланника? Он ведь адрес для всякого рода непростых дел, с которыми неудобно обращаться к родственникам или друзьям: куда проще набрать номер Бейт Хабада.
Жерар Абрамович, мужчина лет шестидесяти, лежал на койке, подключенный к множеству попискивающих и мигающих приборов. Его вытянувшееся лицо ничего не выражало, глаза были полуприкрыты. Рядом в кресле сидела женщина с заплаканным лицом. На нем явно проступали усталость и отчаяние.
– Я пришел передать вам привет от Деборы, – начал раввин Шмуэль. Женщина посмотрела на него с нескрываемым изумлением.
– Простите, но каким образом?
А дальше началась обычная работа любавичского посланника. Работа психолога, утешителя, знатока социальных проблем, раввина и просто мудрого, неравнодушного к чужой беде человека. В разговоре принимала участие только жена Жерара Абрамовича, сам он продолжал лежать на койке с безучастным видом.
– Вы говорите, тфиллин? – переспросила жена. – Нет, я никогда у него их не видела. Даже не уверена, что он знает, что это такое. Я из семьи алжирских евреев, у нас традиции еще соблюдают, а вот мой муж – ашкеназский еврей, десять поколений во Франции. Все его родственники очень образованные люди, но абсолютно светские. Отец Жерара был профессором математики, и он тоже профессор, только химии. Трезвые, разумные люди. Я думаю, последним накладывал тфиллин дедушка мужа, если не прадедушка.
– Давайте спросим его самого, – предложил раввин.
– Ох, вряд ли он ответит, – вздохнула жена.
Раввин Шмуэль наклонился к больному и спросил:
– Дорогой Жерар, хотите ли вы, чтобы я помог вам наложить тфиллин и прочитать молитву?
Веки больного дрогнули. Он открыл глаза, медленно перекатил их на раввина и едва слышно произнес:
– Хочу.
Раввин достал тфиллин, повязал их на руку и возложил на голову больного, затем попробовал вместе с ним произнести первую фразу «Шма Исраэль». На это простое действие ушло около десяти минут, Жерар говорил с таким трудом, будто ему приходилось передвигать языком тяжелые камни. Затем раввин прочитал за больного покаянную молитву, видуй, и все, что полагается произносить в подобном положении. Жерар едва заметно кивал, выражая свое согласие.
Распрощавшись с госпожой Абрамович и пожелав ее мужу скорейшего выздоровления, раввин покинул Отель-Дьё де Лион. Покинул с тяжелым сердцем. И предчувствие его не обмануло. Около полуночи раздался телефонный звонок.
– Здравствуйте, – раздался сдавленный голос жены Жерара Абрамовича, и раввин сразу понял, что она хочет ему сообщить.
– Мой муж умер полчаса назад. Я очень благодарна, что вы пришли и помогли ему завершить жизнь по еврейскому обычаю.
Положив трубку, раввин немедленно написал письмо Деборе. Та ответила почти сразу, видимо, сидела у телефона и компьютера, ожидая новостей.
«То, что вы сделали, просто невероятно, – писала Дебора. – Я боялась вам сказать с самого начала, но мой уже покойный отец всю жизнь яростно воевал против религии. Наша мать из очень традиционной семьи, но отец заставил ее полностью порвать с заповедями. Нас она воспитывала потихоньку от него, и я, оказавшись в Бостоне, выбрала религиозный образ жизни. Мне всегда было тяжело сознавать, что мой умный и добрый папа так не любит нашего Б-га. Я бесконечно рада, что вы сумели их помирить.
Одно лишь меня тревожит, что раскаяние отца не было искренним. Ведь больной человек совсем не похож на здорового. Я с трепетом ожидаю знака с Неба, молю Всевышнего, пусть Он даст мне понять, что раскаяние отца принято и его душа попала в доброе место».
До постели раввин Шмуэль добрался далеко за полночь, а наутро покатил, помчался новый день, до края переполненный новыми заботами, другими лицами, иной болью. Прошел почти год, и случай с Жераром Абрамовичем ушел на дно памяти, скрылся в ее глубинах.
В августе раввин Шмуэль вместо отпуска отправился в Париж. Персонал Бейт Хабада на Елисейских полях буквально разрывался на части. Волны туристов со всех стран мира ежедневно прокатывались через центральную достопримечательность Парижа, и среди них было немало евреев. В Бейт Хабаде с утра до позднего вечера толпились люди, многие действительно нуждались не только в совете, но и в реальной поддержке. День пролетал в мгновение ока, но раввин Шмуэль не жаловался, высокие слова о помощи ближнему из красивого лозунга для него давно превратились в часть повседневности.
В один из дней зазвонил телефон, на другом конце провода была жена любавичского посланника в Йоханнесбурге.
– Нужна срочная помощь, – объяснила она. – Мы пригласили к нам на семинар лектора из Нью-Йорка, раббанит Гольдшмит. Пересадка в Париже, но рейс опоздал, а следующий только завтра. Раббанит осталась без кошерной еды и не знает ни слова по-французски. Не могли бы вы взять ее под свою опеку?
– Конечно, что за вопрос, – заверил ее раввин Шмуэль. – Я немедленно выезжаю в аэропорт.
Спустя час он уже бродил по огромному залу ожидания аэропорта Шарль де Голль, понимая, что взвалил на себя непростую задачу. Как отыскать в этой толпе раббанит Гольдшмит? Выход был один: надеяться на помощь Всевышнего и просить справочное бюро объявить по громкоговорителям...
– Простите, вы из Хабада? – женщина в серой беретке прервала его мысли.
– Да, чем могу помочь?
– Очень можете! Тут в зале ожидания есть одна американка, раббанит, ее самолет опоздал, и она не знает, как выйти из положения.
– И по-французски раббанит не знает ни слова? – спросил раввин Шмуэль, с радостью понимая, что помощь Всевышнего пришла быстрее, чем он рассчитывал.
– Да, точно. Я с ней знакома по Бостону, когда-то она жила там, и я ходила к ней на уроки. И вот, случайно встретились в аэропорту.
– Это еще не все случайности, – улыбаясь, воскликнул раввин Шмуэль. – Я приехал в Шарль де Голль, чтобы найти эту женщину, и не знал, как ее отыскать!
У раббанит Гольдшмит был утомленный вид: перелет через океан – нешуточное дело. Увидев раввина, она искренне обрадовалась. Женщина в серой беретке стала прощаться.
– Ну, мне пора, самолет на Лион через полчаса.
– До свидания, Дебора, какое счастье, что Всевышний снова свел нас.
– Простите, – вмешался раввин, потрясенный внезапно мелькнувшим предположением. – Вы Дебора из Бостона, которая летит в Лион. Ваша девичья фамилия не Абрамович?
– Да, – ее глаза округлились. – А откуда вы знаете?
– Я раввин Шмуэль из лионского Бейт Хабада. Помните, примерно год тому назад вы просили меня навестить вашего отца в Отель-Дьё де Лион?
Дебора замерла на несколько мгновений, а потом разразилась рыданиями. Слезы катились по щекам, текли по подбородку, капали на кофточку, оставляя на ткани следы. Раббанит Гольдшмит обняла ее и принялась успокаивать.
– Вы не понимаете, что происходит, – утирая слезы платочком, произнесла Дебора. – Завтра исполняется год со дня смерти отца, и я лечу к нему на могилу. Весь этот год меня мучили сомнения, было ли его раскаяние чистосердечным, приняли ли его душу там, наверху. Весь год я молилась за него и ждала знака свыше. И вот он пришел. Разве может быть больший знак, чем тот, что мы трое стоим тут, в аэропорту.
Она снова залилась слезами. По громкоговорителю попросили пассажиров, вылетающих в Лион, срочно пройти на посадку.
– Я обязана рассказать вам еще кое-что, – произнесла Дебора, пряча в сумочку мокрый платок. – Отец был завзятым горнолыжником, просто жить не мог без слалома. Постоянно уезжал кататься и выбирал самые рискованные трассы. Мать его умоляла остерегаться, а он лишь отшучивался: мол, зачем я Б-гу, на небе снега нет, значит, и мне там делать нечего. Мать рассказала, что перед самым концом отец на несколько минут пришел в себя.
«Теперь я могу спокойно умереть, – сказал он. – Я знаю – на небе есть снег». – «Откуда?» – «Неужели ты не заметила? На ангеле, посетившем меня, были лыжные ботинки».
Сайт создан и поддерживается
Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра
«Мигдаль»
.
Адрес:
г. Одесса,
ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.:
(+38 048) 770-18-69,
(+38 048) 770-18-61.