БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Литература > Дочь аптекаря Гольдберга
Разделы

Литература
Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
+2
Интересно, хорошо написано
Дочь аптекаря Гольдберга

...........

По одним документам Муся Гольдберг была расстреляна во владимирской «крытке» седьмого апреля 1939 года, и нет нужды пересказывать, отчего голубоглазый аптекарь Эфраим Яковлевич Гольдберг умер прямо на улице от внезапной остановки сердца, - вскрикнув коротко и глухо, он неловко повалился вбок, - скорее, обвалился, как неустойчивый карточный домик, - никто так и не узнал, какое странное видение посетило Эфраима Яковлевича в этот день, по-весеннему сырой и ветреный, - эту тайну маленький аптекарь унёс в могилу, вырытую мрачным дождливым утром тремя круглоголовыми брахицефалами, - некрасивую девочку, стоящую босыми ножками на цементном полу, в сползающей с худого плеча бумазейной рубашечке, - с тем обычным плаксивым выражением, с которым восьмилетняя Муся пила железо и рыбий жир и подставляла покрытый испариной лоб, - уже падая аптекарь Гольдберг успел содрогнуться от жалости,- ножки, Муся, ножки, - и жалость эта оказалась столь необычных размеров, что просто не уместилась во впалой аптекарской груди.

По другим источникам – седьмого апреля 1939 года расстреляна была вовсе не Муся, а другая девушка, возможно тоже с фамилией Гольдберг, - а сама Муся вернулась в свой дом, постаревший на много лет, помаргивающий подслеповатыми окнами и заселенный незнакомыми людьми.

Из полуоткрытых дверей выплывали желтоватые пятна лиц, похожие на пёсьи и лисьи морды, - со скошенными лбами, мелкозубые, - вам кого? – Гольдбергов? – Фима, там Гольдбергов каких-то, - нет, не живут, - и только старуха Левинских, озираясь по сторонам, прошелестела в Мусино ухо, - гоим, гоим, уходи… - и Муся в страхе отшатнулась – сквозь мутную пелену белесоватых глаз проглядывало вполне осмысленное, даже хитроватое выражение, - крошечная голова была плотно ввинчена в туловище, - мелкими шажками старуха продвигалась вдоль стены, напоминая медленно ползущую жирную гусеницу.

Мусина улыбка по-прежнему была ослепительной, хоть и поблёскивала металлом, - за долгие годы Муся научилась держать удар и вовремя уворачиваться; даже в сползающих чулках и старом пальто дочь рыжего аптекаря всё ещё производила некоторое впечатление на утомлённых нескончаемым человеческим конвейером мужчин, - её сипловатый голос завораживал, а небольшая картавинка только усиливала очарование, - в пыльном кабинете, сидя перед настороженным лысоватым человечком Муся нервно закурила, и человечку ничего не оставалось как придвинуть пепельницу, а после - закурить самому, подавляя странное волнение и дрожь в пальцах.

Следствием этой беседы в прокуренном кабинете стал выписанный ордер на желтоватом клочке бумаги, и новая жизнь, правда, Муся так и не научилась варить борщи и другие национальные блюда для человечка в расшитой косоворотке, - ужинали они скудно, по-холостяцки, чаще молча, - пока молодая жена с хриплым смешком не гасила окурок в переполненной пепельнице, и тогда большая кровать с никелированными шишечками прогибалась под двумя телами с протяжным вздохом; после небольшой увертюры и не всегда удачного завершающего аккорда к звуку громко тикающих ходиков прибавлялся негромкий храп с тоненьким присвистом, - Муся удивлённо примеряла на себя эту чужую размеренную жизнь, - может быть, ей даже казалось, что она счастлива.

- Ёня, лисапед, Ёня – два круглоголовых пацанёнка в матросских костюмчиках, обгоняя друг друга на новеньких велосипедах, несутся по проспекту Славы среди трепещущих на ветру знамён, - примерно так выглядело счастье маленького человечка в косоворотке, о котором, впрочем, он никогда не говорил, - только по вечерам, в выходные, после стопки беленькой и блюда жареной картошки неясная картинка оформлялась во что-то почти осязаемое, - за стенкой слева гундосила пьяненькая соседка,а из комнаты напротив заходился в надсадном кашле Герой Советского Союза, – Рымма, Рымма, - он выкатывался в коридор, - в накинутом на голый торс пиджаке с болтающимися орденами, - отталкиваясь сильными руками от пола, наворачивал круги, производя много шума, давясь и захлёбываясь жёсткими слезами, - Рымма, - на шее его двигался острый кадык, но Рымма была далеко, в какой-то другой жизни, похожей на парад весело марширующих мужчин и женщин, – левой-правой – левой-правой – с ясными лицами, - левой-правой, - левой-правой – ну, Колян, давай, - в разжатые зубы вливалась еще стопка, и еще одна, - и круги становились не такими острыми, - обхватив подушку в нечистой наволочке, Герой Советского Союза забывался до самого утра, и снились ему новые хромовые сапоги, и весёлые девушки на танцплощадке, и среди них – его Рымма, в раздувающемся крепдешине, со смуглыми коленками и блядской ухмылкой, - сука она, твоя Рымма, - чьи-то губы вплотную придвигались к его уху, - обдавая ржавым перегаром, и тут уже деваться было некуда, - надо было просто жить, и прикупить на вечер, и стрельнуть папироску, а если повезёт, разжиться маслом у соседей и сварганить яишенку из четырёх яиц.

Близняшки на красных велосипедах продолжали весело мчаться наперегонки, но видение становилось всё более размытым, - они уже не неслись навстречу в раскинутые руки, а нерешительно останавливались на полпути, и тогда маленький лысоватый человечек доставал аккордеон, и влажной тряпочкой смахивал пылинки, - застывшая у окна Муся закидывала руки за рыжую голову, - Рымма, Рымма – странно, голос был почти детский, с петушиными переливами, а за окном плакал майский вечер, и шуршал по крыше мелкий дождь, аккордеон стоял в углу и время от времени сквозь звенящую тишину пробивался тоненький плач, - не женский, а мужской, - у маленького человечка был высокий, неожиданно высокий голос, и крепкое нестарое еще тело, и ласковые маленькие руки, но его женщина куда-то уходила, она всё время уходила от него, - хоть и была рядом.

Хоронили маленького человечка торжественно, было много венков, и музыка, всё как положено, и влажные комья земли легко поддавались, - у идущих за гробом товарищей были красные обветренные лица, за столом не чокались, но заметно повеселели, и непонятно откуда взявшиеся женщины в повязанных платочках вносили еду, крупно порезанную сельдь, и громадные пирожки, кажется, с ливером и капустой;

Муся молча сидела за столом, - вы кушайте, что вы не кушаете, - чья-то рука подкладывала ей винегрет и серые ломти хлеба, - надо кушать, - лицо женщины напротив расплывалось блином, - головы раскачивались, звенела посуда, - долго еще пили и ели, а расходились шумно, как со свадьбы, и галдели на лестнице, - мужчины в распахнутых пиджаках, возбуждённые, хмельные, и их жёны, с высокими причёсками под повязанными газовыми косыночками.

Наутро Муся обнаружила себя у газовой плиты, - она чиркала спичками, - одну за другой, быстро-быстро, - они ломались и крошились в её руках, - она натыкалась на столы, хватала чайник и удивлённо смотрела на льющуюся воду, - какие-то люди входили, спрашивали, трясли её за плечи, - но Муся смотрела мимо, - у стены, выкрашенной ядовито-зелёной масляной краской, стоял её отец, маленький аптекарь, Эфраим Яковлевич Гольдберг, - прижав ладонь к груди, - он молча смотрел на неё, - тихо папа, - ей мешали все эти странные люди, - ей хотелось услышать знакомый голос, - Мусенька, мейделе, - но отец только молча стоял у стены, и рыжие волоски поблёскивали на его пальцах, и Муся не могла сдвинуться с места.

С тех пор отец часто приходил к ней, и даже присаживался на краешек незаправленой кровати, - Муся совсем опустилась, волосы стали тусклыми, на руках появилось много незаживающих болячек, - она с трудом доживала до вечера, слоняясь по неприбранной комнате, а потом долго сидела в темноте и смотрела на дверь, и всё повторялась, - отец и дочь, смеясь и соприкасаясь руками, рассказывали друг другу странные истории, - из комнаты доносился счастливый смех, - а утром всё возвращалось на круги своя, - спички, чайник, вода, спички.

******

По странному стечению обстоятельств жизнь моя пересеклась с Мусиной в салоне авиалайнера компании «Эль-Аль», - седую женщину с документами на имя Марии Эфраимовны Гольдберг сопровождали две немолодые сиделки, - вполголоса они переговаривались о чём-то за моей спиной, время от времени хватая разбушевавшуюся старуху за тощие руки, - с разительным упорством обтянутые крапчатой кожей кисти появлялись по обеим сторонам моего кресла, не давая насладиться первым путешествием в страну «молока и мёда»; мой первый сохнутовский паёк был проглочен наспех и долго стоял комом в горле, - а за спиной моей на каком-то птичьем языке чирикала маленькая седовласая девочка с плаксивым лицом; мне хотелось рвануть на себя наглухо задраенное окошко и оказаться где-нибудь на Крите, но самолёт благополучно долетел до места назначения, потому что история Муси Гольдберг должна была завершиться на земле предков, - в глухом ближневосточном городишке на севере страны, среди таких же как она плаксивых мальчиков и девочек её года рождения, - так было записано в одной таинственной Книге, которой никто никогда не видел, - уверена, там есть и моё имя, - может, именно вам посчастливится найти его, как знать, как знать, - куда бы не вели следы, они приведут вас туда, где вы должны оказаться, - и никто не сможет встать на вашем пути.

Источник: http://proza.ru/author.html?sonoco333


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Литература > Дочь аптекаря Гольдберга
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-28 11:48:28
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Dr. NONA Еженедельник "Секрет" Jewniverse - Yiddish Shtetl