Кажется, воскресенье, кажется, 9 утра. Первая утренняя мысль пронзает моё сознание:

— Надо вставать скорее.

Я встаю, кажется, одеваюсь. Дома ещё все спят, воскресенье же, и только мама сквозь сон бросает в мою сторону:

— И охота тебе в такую рань.

А я бегу, бегу, бегу. По морозной улице, скользя по замёрзшим лужам и перепрыгивая через застывшую грязь на мостовой, я бегу, бегу на остановку. Вот молочный магазин, ещё чуть-чуть и я заверну за угол гостиницы Аркадия, а там через скверик и... и... На остановке трамвая №5 несколько человек с очень несчастливыми лицами, а я... я жду ну когда, когда он приедет, этот пресловутый трамвай №5. Я напрягаю слух, стараясь уловить шум приближающегося вагончика, осторожно, чтоб никто не заметил, я ставлю ногу на рельсы, чтобы почувствовать их колебания, а сердце, сердце замирает. Площадь лениво оживает, потянулись машины, пенсионеры в сторону моря... Ну, наконец-то, поехали. Десять остановок, вернее, девять, на десятой выходить и бежать, бежать... Семь, в голове бегают разные мысли, вы знаете, как хорошо мечтать в трамвае! В трамвае было всё: и героическое поведение, и неожиданные появления, и пятёрки, и любовь, и сила, и уважение. Три — это место я люблю особенно, что же там в театре сегодня, а завтра, а может кто-то из актеров... Всё, на выход. Кажется, что двери не хотят открываться, пока не попросишь, но я знаю и прошу быстрее, быстрее.

Маленькая, ну ничем не приметная улица лейтенанта Шмидта. Ну каких-то пятьдесят шагов. Через тридцать я увижу ворота, из-за угла, слева. Светофор, и... я как бы проскальзываю между створками ворот, слегка касаясь правой рукой той части ворот, которая чуть сзади. Внимательно смотрю на окна — никого. Налево и тут же направо, ага, дверь уже открыта.

— Привет!

— Привет!

— Привет! — во все стороны.

Осталось подняться по лестнице. Три больших пролёта. Первый я преодолеваю в три прыжка. На втором я поднимаюсь спокойно и очень аккуратно подхожу к третьему. Площадка между вторым и третьим пролётами покрыта железным листом, он уже давно прохудился, и если встать на него, он издаёт звуки. На третьем пролёте я обязательно перешагиваю через две последние ступеньки — по той же причине. Направо, первый, и я неожидано появляюсь! Здесь как будто все уже ждут, удивления не дождёшься. Беззаботный секретарь, озабоченное руководство. А я ныряю в библиотеку и блаженное утреннее спокойствие просто убивает мой пыл. НАЧАЛОСЬ! Мы ещё будем много курить и пить кофе. Я буду благоговейно доставать свои сигареты из чужого стола в обрамлении еврейской литературы. И все это для того, чтобы потом, когда все уйдут, надеть пропитанные потом танцевальные туфли и утонуть в танце...

Я просыпаюсь, жаркое солнце уже рисует решётки на стене. Шум автобуса уже давно заменил мне трамвай №5, а рабочая неделя начинается именно в воскресенье. Но в моём сердце, в уголке самых дорогих воспоминаний, я всё ещё слышу скрип двух последних ступенек третьего пролёта металлической лестницы в городе моего детства, и этот скрип я не забуду никогда.