0

№135

Мигдаль Times №135

«ДЖАЗ УТЕСОВА»

Александр ГАЛЯС

Однако джазмены были несколько иного мнения и, относясь лично к Л. Утесову со всем почтением, вовсе не считали его «собратом по профессии». И даже в той же «джазовой» главе академического издания о советской эстраде ведущий знаток и теоретик джаза Владимир Фейертаг отмечал, что все довоенные советские коллективы, именовавшие себя джазами, «применительно к содержанию и форме выступлений были… по сути дела, эстрадными оркестрами».

«Рассказывая в основном об эстрадных оркестрах, – писал автор статьи, – мы пользуемся словом "джаз", имеющим сегодня более конкретное определение, лишь потому, что сами коллективы себя так называли».

Более того. Как считает музыковед Тамара Айзикович, хотя в оркестре Утесова всегда играли джазовые музыканты, концертные джазовые пьесы исполнялись очень редко, в силу чего «джазмены не имели больших возможностей проявить себя, и "кузницей джазовых кадров" этот оркестр никогда не был». Показательно, кстати, что за многие десятилетия существования утесовского оркестра в нем никогда не было джазовых вокалистов, а только исполнители популярной музыки.

Знаменитый пианист Леонид Чижик, работавший в утесовском оркестре с 1968 по 1971 гг., рассказывал автору этих строк, что однажды он попросил Леонида Осиповича отпустить его на джазовый фестиваль, и тот возмутился «Какой такой джаз?!» Когда же в 1960-70-х старика – в знак почтения к его заслугам – приглашали на джазовые концерты, он приходил, но потом нещадно критиковал музыкантов, ибо считал, что «истинный джаз» – это тот, который он практиковал в своем коллективе. По этому поводу известный джазмен и композитор Юрий Маркин высказался жестко и определенно: «Утесовский джаз являлся по отношению к настоящему джазу тем же, чем является наша блатяга к французскому шансону».

Справедливости ради стоит заметить, что создатели первых советских джаз-оркестров также были весьма далеки от собственно джаза. Некоторые исследователи полагают причиной то, что американские и европейские оркестры, которые они слышали на Западе, играли популярную музыку в джазовой обработке. А «настоящий инструментальный джаз» прошел мимо их внимания.

(0)

Однако, на мой взгляд, дело не только в этом. Так сложилось в наших палестинах, что к эстраде относились как к легкому, несерьезному жанру, и мало кто признавал его искусством. Не стоит забывать, что в царской России прибежищем эстрады были рестораны, кабаки, балаганы, а это формировало соответствующее отношение и соответствующую публику. Элита же посещала театры и филармонии, где преобладала классика. Советское партийное руководство того времени так же четко делилось на две группы: интеллектуальная элита (А. Лу­начарский, Л. Каменев, Н. Бу­ха­рин и немногие иже с ними) была воспитана на классике, а большая часть партработников (особенно на местах) имела «рабоче-крестьянское» происхождение.

Инструментальный джаз 1920-30-х годов ушел от попсы, но еще не стал классикой, потому и оказался далек от вкусов и пристрастий советской публики. Попытки исполнять «инструменталки» чаще всего заканчивались провалом, А поскольку эстрадные коллективы находились на самоокупаемости (знатоки утверждают, что на доходы от эстрадных концертов содержалась в советских филармониях вся «классика» – от симфонических оркестров до ансамблей народного танца), поневоле приходилось учитывать вкусы широких народных масс. Отсюда – обилие в программах джазов 1920-50-х гг. вокальных и танцевальных номеров.

Не будем забывать и такой фактор: создателями и руководителями эстрадных коллективов нередко были не музыканты, а артисты – Б. Ренский, Э. Кемпер и др. Понятно, что им было ближе то, что связано с театром и словом – песни, монологи, миниатюры.

И – далеко не в последнюю очередь – следует учитывать идеологический фактор. Джаз воспринимался как искусство буржуазное, и чуждое народу, что наиболее отчетливо было выражено в печально знаменитой статье М. Горького «О музыке толстых»:

«Тишина этой ночи, помогая разуму отдох­нуть от разнообразных, хотя и ничтожных огорчений рабочего дня, как бы нашептывает сердцу торжественную музыку всемирного труда великих и маленьких людей, прекрасную песнь новой истории, – песнь, которую начал так смело трудовой народ моей родины. Но вдруг в чуткую тишину начинает сухо стучать какой-то идиотский молоточек – раз, два, три, десять, двадцать ударов, и вслед за ними, точно кусок грязи в чистейшую, прозрачную воду, падает дикий визг, свист, грохот, вой, рев, треск; врываются нечеловеческие голоса, напоминая лошадиное ржание, раздается хрюканье медной свиньи, вопли ослов, любовное кваканье огромной лягушки; весь этот оскорбительный хаос бешеных звуков подчиняется ритму едва уловимому, и, послушав эти вопли минуту, две, начинаешь невольно воображать, что это играет оркестр безумных, они сошли с ума на сексуальной почве, а дирижирует ими какой-то человек-жеребец, размахивая огромным фаллосом… Это – музыка для толстых. Под ее ритм во всех великолепных кабаках ку
льтурных стран толстые люди, цинически двигая бедрами, грязнят, симулируют акт оплодотворения мужчиной женщины…

Нечеловеческий бас ревет английские слова, оглушает какая-то дикая труба, напоминая крики обозленного верблюда, грохочет барабан, верещит скверненькая дудочка, раздирая уши, крякает и гнусаво гудит саксофон... Наконец, музыка для толстых разрешается оглушительным грохотом, как будто с небес на землю бросили ящик посуды…»

Статья Горького появилась в апреле 1928 г. в газете «Правда» и была воспринята как «руководящее указание».

Так что вряд ли стоит укорять первых советских энтузиастов, включая Л. Утесова, за то, что они играли «не тот» джаз. Более того, как раз благодаря такому попсовому, с точки зрения современных джазменов, подходу, они и спасли джаз в СССР от вполне реального запрета. И первым, кого следует благодарить за это, был наш знаменитый земляк.

«Теа-джаз» в конце 1920-х был чудом, уникальной удачей. Владимир Набоков писал о появившемся почти в то же время романе Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», что его авторам удалось «в политическом смысле проскочить». То же можно сказать и об Утесове, ибо с точки зрения правоверных коммунистов «Теа-джаз» был таким же подозрительным, как и сатирический роман его земляков.

«Проскочить» Л. Утесову с его идеей помог Александр Морисович Данкман. Этот удивительный человек заслуживает того, чтобы о нем рассказать чуть подробнее.

Юрист по образованию, А. Данкман сразу после окончания Московского университета связал свою жизнь с искусством. Начав с должности юрисконсульта первого в России профсоюза деятелей эстрады и цирка, в советские времена он дорос до директора-распорядителя Государственного объединения музыки, эстрады и цирка (ГОМЭЦ). По его инициативе в СССР были созданы мюзик-холлы, он помогал становлению таких выдающихся мастеров эстрады как Н. Смирнов-Сокольский, Г. Афонин, А. Редель и М. Хрус­талев и др. Дважды был арестован и, в конце концов, умер в тюрьме в 1951 г. Но в 1929 г. он был в силе и сразу оценил перспективы утесовской затеи.

«Данкман был удивительный человек, – вспоминал Утесов. – Он обладал самым главным для директора-администратора качеством – умением сочетать экономику с творчеством. Александр Морисович думал о материальной стороне дела, о сборах, даже когда отдыхал или развлекался. Однажды мы сидели в аванложе мюзик-холла и собирались пить чай с пирожками. Данкман, откусив кусочек и не видя начинки, с недоумением посмотрел на меня:

– Там внутри есть какой-нибудь сбор?

– Есть, но неполный, – сказал я.

– Имеете двадцать копеек за остроту».

Судя по всему, именно А. Данкман убедил партийное руководство, с недоверием относившееся к «музыке толстых». Аргументы были, в первую очередь, финансовые. Эстрада приносила в бюджет государства немалый доход, и потеря такого источника финансирования, особенно, когда начала разворачиваться «индустриализация», была бы для казны весьма ощутимой. Кроме того, А. Данкман сыграл на извечном противостоянии двух столиц.

«Ленинград в двадцатые годы был, наверное, самым вольнодумным городом Союза, – вспоминал другой наш земляк, кинорежиссер Леонид Трауберг. – И если Москва что-то запрещала, то ленинградцы делали все возможное, чтобы поступить наперекор.

А. Данкману принадлежала превосходная идея – устроить дебют на вечере в честь 8 марта. Он рассчитал с математической точностью. В зале Малого оперного театра сидели большей частью женщины-работницы. Концерт, который им предложили после торжественной части, состоял, в основном, из классических произведений – арий из опер, симфонических миниатюр, балетных номеров, – малоинтересных неискушенному зрителю. И появление в финале 11 мужчин в джемперах и беретах, игравших веселую зажигательную музыку, не могло не всколыхнуть зрительниц. Реакция же зала должна была убедить присутствовавших на вечере партийных руководителей во главе с Кировым, что джаз – искусство «нашенское», доступное рабочему классу. Так оно и случилось. А специально приглашенный А. Данкманом директор Летнего эстрадного театра в Саду отдыха тут же предложил коллективу месячный контракт.

Найденная Л. Утесовым форма театрализованного музыкального представления удовлетворила всех.

Публике нравилась доступная форма.

Администрации – успех у публики и хорошие сборы.

Партийные органы удовлетворяло идеологическое содержание, ради чего артисту пришлось отказаться от вольностей типа «С одесского кичмана» и «Гоп со смыком».

А музыканты все-таки имели возможность отвести душу, исполняя в концертах несколько номеров в «джазовом стиле».

Но, быть может, самым важным было то, что «народные массы» постепенно привыкали к самому понятию «джаз». И когда в период оттепели, особенно после Московского фестиваля молодежи и студентов (1957 г.), в СССР появились джаз-ансамбли, полностью отвечающие этому понятию, это не стало потрясением основ для идеологов и вызвало огромный интерес у молодежи.

Конечно же, нельзя считать Леонида Осиповича Утесова основоположником советского джаза. Он всегда был в первую очередь артистом, а потом уже музыкантом. Поэтому комплексный, синтетический его талант нашел наилучшее применение в песне.

Но в историю джаза имя нашего великого земляка все равно, как говорится, вписано золотыми буквами. Ибо, придумав термин «Теа-джаз», использовав джазовый состав и таким образом превратив «музыку толстых» в демократичную, понятную и доступную миллионам, Леонид Утесов спас этот жанр от серьезных бед. И это – самое важное.

Добавить комментарий

Добавление комментария

Поля, отмеченные * , заполнять обязательно * Подписать сообщение как  Имя  без пароля (гостевой вход)  Ник  Пароль  Войти?        Зарегистрироваться  Забыли пароль? * Текст  Показать подсказку по форматированию текста