Гликль бас Йеhуда-Лейб — одно из немногих женских имен в истории еврейской литературы.
Шел пятьдесят пятый век по еврейскому календарю, по европейскому же — оставалось 10 лет до конца века семнадцатого... В Германии, в городе Гамбурге, в богато убранном еврейском доме красивая сорокалетняя женщина, утирая слезы, взяла перо привычной рукой и на чистом листе дорогой бумаги начала писать. Так отметила первую годовщину смерти любимого мужа неутешная вдова и почтенная и успешная коммерсантка Гликль бас Йеhуда-Лейб. Книга, которую она начала писать в тот день, будет издана ее потомками через 200 лет, и с тех пор ее имя утвердится в ряду классиков литературы на идиш. Одно из немногих женских имен в истории еврейской литературы.
Почему она отметила эту горькую годовщину именно так? Почему взялась за перо и бумагу и решилась доверить им историю своей жизни, свои мысли и внутренние борения, размышления о близких и дальних людях и объяснения того, почему с ней и другими людьми происходили те или иные события? Во всяком случае, она не собиралась сразу давать читать ее своим детям. Их, выживших, было 12, и в период написания книги большинство уже отнюдь не было птенцами. И все-таки книгу они получат уже после ее смерти. Так что читательское признание и благодарность Гликль отнюдь не светили. Что-то другое вело ее к сплетению сложного повествования, в котором факты, даты, имена и характеристики перемежаются с историческими и семейными событиями и перебиваются вставными притчами, сказками, новеллами, историческими преданиями. Похоже, что стремясь разобраться в направлении своей жизни, в своих надеждах и разочарованиях, Гликль обращалась прежде всего к самой себе. Притча ли, новелла или сказка — это сигнал, что перед ней (и перед читателем впоследствии) — проблема, которую необходимо глубоко обдумать. Поэтому истории в книге Гликль не имеют, как правило, «хороших», «сладких» финалов. Так ведь и настоящая проблема — это задача, не имеющая однозначных решений. А волнуют ее, еврейскую женщину семнадцатого века, именно такие задачи, задевающие личностные глубины. Меньше всего ее «Записки» похожи на дамскую литературу.
Откуда у женщины из богатой и благополучной семьи, причем женщины, всегда занимавшейся не только ведением дома и детьми, но и делами (много лет она была помощником и сотрудницей мужа, а после его смерти вела собственный бизнес), возникла такая необходимость написать книгу о жизни, причем книгу суровую и взыскующую? Как подняла она голос в мире, где христиане считали евреев достойными существовать лишь на обочине — или в гетто, или вовсе изгнанными из страны? Почему решила изобразить этот мир и обозначить свое в нем место?
Наверное, все ответы лучше всего искать в самой книге. Сначала несколько фактов о Гликль и прежде всего о ее имени: первый издатель ее мемуаров в 1896 году назвал ее «Глюкель фон Хамельн» — это красиво звучало по-немецки и напоминало, что ее супруг Хаим был родом из Хамельна. Однако правильнее в традициях того времени было бы именовать ее по отцу: Гликль, дочь Йеhуды-Лейба из Гамбурга. В Гамбурге она и родилась в 1647 году. Отец был коммерсантом, мать — его деловым партнером, при этом в семье было шестеро детей. Девичество нашей героини было коротким, ей не было и двенадцати, когда ее помолвили с Хаимом Хамелем, который был всего несколькими годами старше, а через два года они сочетались браком. В следующие три десятилетия у них родилось 14 детей, из которых 12 — шесть мальчиков и шесть девочек — успели вступить в брак и заиметь собственных детей. Двоих Гликль потеряла во младенчестве, и горьким воспоминаниям о потерянных крошках посвящены пронзительные строки в ее книге: «Такого красивого и умного ребенка свет еще не видывал. Ее любили не только мы, но все, послушав ее разговор, умилялись и радовались... На нашу долю остались тоска и неизмеримое страдание. Мы с мужем пребывали в отчаянии». Она пишет об этом тогда, когда со смерти трехлетней дочки миновало 25 лет, но мать ничего не забыла, коря себя, что горечь потерь больше волнует ей кровь, чем радость сбережений. А ведь для Европы XVII века такое число выживших детей (12 из 14-и!) было фантастическим: тогда там умирало, не дожив до 10 лет, от трети до половины всех родившихся детей!
«Я не умела радоваться, — сетует Гликль на свой характер, вспоминая годы счастливого брака и материнства. — Одному Б-гу известно, да будь благословенно Его Имя, как я грустила и терзалась. Что, думала я, мне сказать или сделать, дабы еще полнее выразить свое горе?» И далее она пишет о своих опасениях, что предаваясь терзаниям, «согрешила против Всевышнего».
А брак ее был воистину счастливым. Опровергая все идеи о вреде сватовства, тем более столь юных и полузнакомых людей, Гликль и ее муж страстно любили друг друга и, более того, были в задушевно дружеских отношениях. Читая строки, посвященные Хаиму, особенно его безвременной смерти от травмы в 1689 году, начинаешь прозревать, что все-таки книга Гликль бас Йеhуда-Лейб принадлежит женской литературе, ибо вдохновлена и сотворена прежде всего любовью.
Гликль любила своего мужа. И точка. И была любима, и прошла жизнь рядом с человеком, который ее глубоко понимал и умел вместе с ней задуматься над жизненными и деловыми вопросами и решениями («Он не советовался ни с кем, поскольку заранее обговаривал все со мной»). Он помогал ей справляться со взрывным неистовым темпераментом и поддразнивал, когда эмоции выходили из берегов, успокаивал в горе и неудаче, и благодаря ему она училась видеть себя со стороны, объективно оценивать ситуацию и ту или иную человеческую натуру или семейную коллизию. Это он приобщил ее к чтению, они вместе читали газету, в книге видна ее обширная начитанность не только на идиш, но и по-немецки, она также считает необходимым рассказать о том, что у самого Хаима не проходило дня без изучения Торы, как бы он ни мотался по городу, занимаясь скупкой и продажей золота. «Потерять такого супруга, — пишет Гликль, рассказав о его кончине, — и кому — мне, в которой он не чаял души...»
Ничто не могло утешить Гликль в ее «великом одиночестве»: «При жизни моего мужа (да будет благословенна память о праведнике) у нас тоже случались неприятности... Но мой дорогой друг умел смягчить их и утешить меня, так что они проходили почти незаметно... Кто утешит меня теперь?» Не без горечи говорит Гликль о том, что ему повезло умереть первым: «Он успел покинуть наш грешный мир в богатстве и славе... Я же осталась в грусти и одиночестве со своими детьми, большими и малыми. Мне не забыть его до гробовой доски. Он навсегда запечатлен в моем сердце». Не в этом ли ключ к источнику ее творческого вдохновения? Ушел муж, друг и собеседник, и она теперь одна в размышлениях о жизни, в отношениях с огромной семьей, деловым миром, еврейским и нееврейским, одна в рассуждениях о верном и неверном в человеческой судьбе. И тогда она, отплакав в годовщину своего вдовства, берется за перо. Теперь она бумаге поверит те мысли и истории, которые раньше поверяла любимому. Недаром в основном все описанные ею радости и горести сосредоточены вокруг загадки жизни как таковой. Чувствуется, что для нее много значит формула, что «счастливым может быть назван только тот, кто умирает в чести и славе». Если живущего назвать счастливым — это всегда может оказаться преждевременным:
Заключает свою книгу Гликль следующей историей, связанной с глубоко волнующей ее темой Судного дня и его грозных предзнаменований. В 1715 году в синагоге города Меца, где Гликль завершила свою жизнь, произошла трагедия во время субботней молитвы. Послышалось таинственное громыханье, и женщины на верхней галерее, подумав, что синагога рушится, в панике ринулись вниз, давя друг друга, так что несколько из упавших умерли. Потрясенная увиденным Гликль размышляет о страшной внезапной смерти невинных молодых женщин. Как такое оказалось возможным? Она приходит к выводу, что это наказание было вызвано событиями предыдущей осени, когда в синагоге возник скандал, перешедший в общую драку.
Последняя запись сделана Гликль в 1719 году и посвящена видению, возникшему перед одной женщиной на берегу Мозеля: ночное небо внезапно раскрылось и посветлело, словно по нему разлетелись искры, а затем столь же внезапно наступила темнота. «Дай Б-г, чтобы это был добрый знак», — такими словами завершила свои записи Гликль бас Йеhуда-Лейб. Вскоре ее не стало.
Сайт создан и поддерживается
Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра
«Мигдаль»
.
Адрес:
г. Одесса,
ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.:
(+38 048) 770-18-69,
(+38 048) 770-18-61.