БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №55 > Они прорывались за флажки
В номере №55

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
0
Интересно, хорошо написано

Они прорывались за флажки
Александр БИРШТЕЙН

Диссидентство... Еще не так давно это слово было чуть ли не бранным. Сейчас многие то и дело «ненавязчиво» упоминают о том, что были диссидентами. Но если спросить такого человека, в чем заключалось его диссидентство, он, в лучшем случае, расскажет о прочитанных книгах, о разговорах на кухнях, в курилках... Если исходить из количества прочитанного и прослушанного, главными диссидентами были работники КГБ.
Сразу оговорюсь. Я ни в коем случае не причисляю себя к диссидентам, хоть со многими из них был знаком, даже помогал.

Я из повиновения вышел —
За флажки, — жажда жизни сильней!
(Владимир Высоцкий)

ИзменитьУбрать
«Шура Южный»
(А. Бирштейн)
(0)

Надо сказать, что к обобщенному понятию «диссиденты» относились, как по мне, люди четырех категорий, абсолютно разные по системе взглядов, еще больше разнящиеся по конечным целям. Их ненадолго объединило время, но только для того, чтобы, в конце концов, они расстались, ненавидя или просто не признавая друг друга. Это были так называемые коммунары, демократы, националисты и представители преследуемых религиозных конфессий, среди которых наиболее многочисленными и организованными были баптисты и евреи-отказники.

В самом начале шестидесятых в квартире известного художника Олега Соколова, на его знаменитых средах, собирались тогдашние сливки творческой интеллигенции города. Впрочем, как потом выяснилось, сливки сексотов тоже туда регулярно захаживали. Разговоры, конечно, у Олега велись те еще, но, повторяю, — начало шестидесятых: работники органов, или, как мы их тогда называли, «маленькие органисты», были еще несколько дезориентированы. Оттепель, то да се... И надо же такому случиться, что в квартире Олега, именно по этим средам, стали собираться заговорщики. Они не сильно конспирировались. О том, что, путем восстановления ленинских норм в жизни, они хотят изменить общество, знал каждый. Но потом... Ребят стали регулярно таскать на допросы! Посыпались неприятности. Нет, дальше неприятностей дело не пошло. Правда, среды Соколова прикрыли. Да, надо же имена «революционеров» назвать. Тех, кого помню, конечно: Миша Малеев, Георгий Корнев, Боря Спектор...

Если попытаться навешать ярлык, то эти ребята были представителями коммунарского или, если хотите, марксистского направления в том явлении, которое нынче называют диссидентским. Позже, уже в 70-е в нем работали студенты ОГУ, лидером которых был Глеб Павловский.

Из интервью Вячеслава Игрунова:

Тогда же Павловский становится участником кружка-коммуны «Субъект Исторической Деятельности» («СИД») — сообщества молодых людей, зараженных «духом 68-го года» — идеями интеллектуального марксизма, отчуждения, диалектики и т.п. Молодые историки боролись с буржуазным индивидуализмом среди членов коммуны и обсуждали вероятность и риск «ликвидации СССР силами небольшого числа людей».
«Я считал себя чем-то вроде дзэн-марксиста», — так говорил Глеб Павловский.

Мне это направление не очень нравилось. Наиболее близкими мне и моему окружению были представители либерально-демократического течения. Оно возникло в Одессе в конце 60-х. Самым ярким его представителем мне видится Вячеслав Игрунов. Собственно, в тех кругах, где я и вращался, он был признанным и, до поры, до времени, непререкаемым лидером. Прочные связи были установлены и с представителями СИДа.

Из интервью Ольги Ильницкой:

В 1970-м году на истфаке Одесского университета образовалась группа: Игорь Иванников, Славик Килеса, Вася Попков, Костя Ильницкий, Глеб Павловский. В 1972 году они познакомились и стали общаться с группой Вячека Игрунова, и с другими, например, Анны Голумбиевской. Появились связи с Москвой, Киевом, Питером.

К тому времени, когда я и мои друзья познакомились с Вячеславом Игруновым, или Вячеком — так он себя называл — возглавляемая им организация уже, как я понимаю, имела четкие очертания и была относительно многочисленна.

Из интервью Вячеслава Игрунова:

В Одессе этот круг в конце 70-х очень сильно вырос, правда, временно, потом после
79-го года быстро опал — насчитывалось не больше двухсот человек.

C Вячеком я познакомился на Староконке. Дело в том, что Староконка тогда была единственным местом, где можно было добыть стоящие книги. Хорошие книги можно было купить и «у букина», но стоили они там много дороже. Нет, Староконка была демократичней. Рядом с собственно книгами там попадались издания, которые вполне можно было причислить к самиздату. Вячек был самым приветливым и улыбающимся продавцом, и книги у него были стоящие. Потом я узнал, что таким образом зарабатывались деньги на создание и развитие подпольной библиотеки. Источники поступления книг я узнал позднее, но об этом ниже. А пока стали мы с моим другом Борей Херсонским у него постоянными покупателями.

А потом... Зашел я как-то в Театральное училище к Шурику Чернову — он там заведующим фотолабораторией работал — гляжу, а там Вячек сидит. Еще там, помнится, был Александр Менделевич Баренбойм, Борис Херсонский, конечно. И пошли у нас разговоры под крепчайший и вкуснейший кофе. А потом пошли книги. И те, которые надо было читать и передавать надежным людям, и те, которые еще нужно было изготовить. Вячек приносил пленку, а мы печатали с нее копии. Мы... Это, конечно, сильно сказано. В основном, трудился Чернов, а я помогал ему, подменяя за фотоувеличителем. Представляете, в самой лаборатории разные люди собрались, общаются, а в маленьком, темном закутке падают и падают в проявитель страницы «Архипелага ГУЛАГ». Хорошо помню первую книжку, которую сам изготовил. Вот она передо мной: «Сказка о тройке» Стругацких. А еще были: «Доктор Живаго», «В круге первом», «Раковый корпус»... Часть этих книг шла в библиотеку, часть на ту же Староконку. Когда Чернову пришлось уйти из училища, фотолаборатория несколько раз меняла свои места. Очень долго она просуществовала на Маразлиевской, 10, в квартире Бори Земельмана, который тогда жил в Магадане.

Постепенно круг моих знакомств начал расширяться. Я стал бывать у Вячека дома. Сначала на Сегедской, потом на Дубовой, где он и его семья купили полдома. Там я встречал Петю Бутова и его красавицу-жену Таю, Глеба Павловского, позднее, когда Вячек уже был арестован, Сашу Даниэля. Пожалуй, всех теперь и не назову. Да и не нужно. Каждый выполнял то, что считал своим долгом. Главное, создавалась и росла библиотека. Многие за это и пострадали. И сильно! Времена-то изменились.

Из интервью Вячеслава Игрунова:

Я никогда не считал, сколько книг было, думаю — по крайней мере, 4-5 сотен. Для того времени это была очень большая и очень серьезная библиотека.

Наряду с библиотекой, группа Игрунова всерьез занималась сбором, обработкой и доставкой информации для «Хроники текущих событий». Вячек рассказывал, что именно «Хроника текущих событий» во многом открыла ему глаза, просветила, дала нужную и важную информацию. Необходимо было, чтобы с этой информацией ознакомилось как можно большее количество людей.

Из интервью Вячеслава Игрунова:

Я строил подпольную организацию, я собирался создать целое движение, и для меня было совершенно естественно, что надо знать, что происходит, в том числе в этой сфере. «Хроника текущих событий» чрезвычайно повысила мой культурный уровень. Я ведь был не столько правозащитником, сколько политиком. Правозащита — это дело как бы неизбежное в этой ситуации.

Мне кажется, что тут Вячек немного лукавит. Политиком он тогда вряд ли был. Скорее, лидером, осознающим свое лидерство. Хотя, какие-то вещи, характерные для подпольной политической (пусть будет так, раз он настаивает) организации, и тогда имели место. Это были: непререкаемый авторитет лидера и... конспирация.

В статье Бориса Херсонского «Памяти семидесятых» я прочел, что конспирация у Вячека и иже с ним практически отсутствовала. Позволю себе с этим не согласиться. И вот почему. Очень многие люди, с которыми я был знаком, даже дружил, оказались впоследствии членами того же кружка, что и я. Но это не афишировалось. Я часто встречался тогда с братьями Авербухами — Исаем и Игорем, Леней Заславским, Толей Гланцем, Колей Базилевым, но мне и в голову не приходило, что «мы одной крови». Так что конспирация была.

Из интервью Вячеслава Игрунова:

В самом начале, когда мы разрабатывали систему конспирации, у меня был целый лист с инструкцией, как работать. Для меня главная позиция была такая: каждая встреча должна иметь двойное объяснение: почему я с этим человеком встретился здесь, чем он занимается, обязательно должны быть какие-то производственные отношения или другие легко объясняемые контакты.

Это, кстати, позволило сохранить библиотеку. Помогало еще то, что задачи были сугубо локальными. Изготовление самиздата, его распространение, доставка книг из Москвы, доставка литературы в другие города... Этим занимались разные люди, которые между собой зачастую не пересекались.

Из интервью Вячеслава Игрунова:

Коротко, техника организации библиотеки была такая: был курьер, который доставлял литературу, был архивист, который пленки хранил, оригиналы. Словом, это была целая система. А чтение было построено таким образом: я давал книги нескольким людям, у каждого из которых была своя аудитория. Часто эти кружки, «звездочки», имели вокруг себя еще некое окружение. Поэтому непосредственно в руки я давал, может быть, двум десяткам человек.

Ассортимент литературы был довольно широким. Ведь, кроме трудов Солженицына, Медведева, были еще упоминаемый выше, «Доктор Живаго», стихи Гумилева, стихи Василя Симоненко... О последнем я
узнал, перепечатывая на пишущей машинке — семь копий папиросной бумаги за раз, — речь Ивана Дзюбы на похоронах поэта. Из того, насколько востребованы оказались эти копии, я понял, что в движение входят и украинские националисты. Впрочем, о них я знал очень немного. Разве что о Васе Барладяну, ученике и сотруднике моего тестя, вскоре арестованном.

Вообще, в те годы было арестовано довольно много людей. За арестом следовало лишение свободы на довольно значительные сроки. Оставались семьи, зачастую без средств к существованию. Дети оставались без отцов... Конечно, был налажен сбор денег для помощи, но этого явно не хватало. К сожалению, некоторые семьи, даже, если муж с женой придерживались одинаковых взглядов, распадались.

Знал я тогда еще об одной группе людей, которую называли евреями-отказниками. Меня сначала удивляло то, что эта группа людей, совершено разных по социальному статусу, образованию и политическим взглядам, так жестоко и последовательно преследовалась властями. Мы то и дело узнавали о новых и новых процессах, фигурантами которых были евреи-отказники. Потом я понял, что среди всех, так или иначе, не приемлющих советскую систему, только у этих людей имелось формальное право покинуть страну. А страна, в лице своего карательного аппарата, всячески этому препятствовала. Люди, посмевшие только подать заявление на выезд, теряли работу, зачастую друзей, становились своего рода прокаженными. Но это их не останавливало. Они настойчиво шли к своей цели, учили язык, читали Тору... Но даже это считалось преступлением!

Из воспоминаний Мири Яниковой:

В октябре 1979 года, с момента подачи документов на выезд, Хана и Меир (Непомнящие) остались без работы. В 1980 году у них в квартире прошел первый обыск, после чего их всех вызывали на «беседы» в КГБ. Во время этих бесед на столе непринужденно лежал пистолет. Их ожидало еще два обыска — в июне 1982 и мае 1983. На обысках изымались учебники иврита, фотографии, письма, и вся «добыча» делилась на две категории — «националистическое» и «антисоветское», причем рецепты еврейской кухни были отнесены к первой категории, а пасхальная Агада — ко второй. В квартире навсегда отключили телефон, к ним не доходили письма, даже отправленные в пределах Советского Союза. В местной прессе появилась базарная по форме и социалистическая по содержанию статья, где вся семья обливалась грязью и площадной руганью. В квартиру постоянно ломились то участковые, то «добровольные народные дружинники», иногда в пьяном виде.

Самое главное, что, вопреки стараниям КГБ, люди сплачивались еще тесней. Конечно, в Одессе было не самое многочисленное еврейское движение, но и никак не меньше, чем движение демократов и их попутчиков. А ведь карательные меры по отношению к евреям-отказникам были гораздо строже.
Довольно характерно в этом отношении дело Давида Иосифовича Найдиса. Ему были инкриминированы сразу несколько обвинений. Во-первых, его обвинили в написании и чтении знакомым антисоветских стихов, а именно «Елена», «Другу» и стихотворения о том, что у каждого человека своя звезда, а автору выпала желтая, шестиугольная, и поэтому он мается. Одного этого хватило бы для осуждения человека в то время, но Давид Найдис на этом не остановился.

Из приговора суда:

В ночь на 31 августа 1967 года Найдис, используя свое служебное положение ответственного секретаря редакции газеты «Надднiстрянська правда», в типографии этой газеты в районном центре Овидиополь Одесской области типографским способом отпечатал около 45 листовок, содержащих в себе клевету на советскую действительность в национальном вопросе и порочащих советский государственный и общественный строй.

О чем же были эти листовки? Да о том, как трудно, почти невозможно поступить еврею в советский вуз. Вот такое преступление....

Дальше немного смешного. В материалах дела говорится, что типографский набор был утоплен Д. Найдисом в общественной уборной Овидиополя. Но доблестные чекисты все же добыли эту важную улику и приложили к делу в качестве вещественного доказательства. Ныряли они туда, что ли?
Приговор суда мог быть менее суровым, но «...При определении меры наказания Найдису судебная коллегия учитывает общественную опасность содеянных им преступлений, а также тот факт, что Найдис длительное время в период следствия утверждал, что он действовал правильно...».

Итог — 3 года ИТЛ, который был уменьшен наполовину в связи с амнистией...

Несколько лет назад мне в руки попали дневники человека, который в то время возглавлял комитет по делам религий в Одессе. Документ, конечно, страшный. Но я обратил внимание на то, какое беспокойство вызывали у карательных и надзирающих органов дни, приходящиеся на еврейские праздники. Силы, выделявшиеся за надзором и реагированием на то, что происходило, например, у Пересыпской синагоги, впечатляли.

Вообще, феномен движения за выезд на историческую родину, пожалуй, не имеет аналогов. И по количеству людей, вовлеченных в это движение, и по взаимоотношениям среди этих людей, и по готовности идти до конца. (Хотя, нет. Такой аналог все же есть! Это движение евангельских христиан-баптистов, жесточайшим образом подавляемое в Советском Союзе.)

Думаю, что еврейское движение начало мощно развиваться после подписания Заключительного акта Хельсинкского соглашения в 1975 году, к которому вынужден был присоединиться и СССР.

Из документов заключительного Совещания по безопасности в Европе.
Хельсинки, 21 июля 1975 года.
VII. Государства-участники будут уважать права человека и основные свободы, включая свободу мысли, совести, религии и убеждений...
...Государства-участники будут в позитивном и гуманном духе рассматривать просьбы лиц, которые желают воссоединиться с членами своей семьи...
Получив хоть призрачную возможность покинуть застенки, именуемые страной социализма, люди принялись изучать родной язык, религию и, конечно, подавать документы на выезд. Сначала образовались группы по изучению иврита и Торы. Требовалось все больше и больше учебных пособий, книг Торы. Обеспечить это мог только самиздат. Надо ли говорить, что это было опасно? Но опасность только сплачивала. Налаживалась связь между разными городами, возникали узы, которые можно назвать даже более, чем дружескими.

Из воспоминаний Мири Яниковой:
Я знаю несколько «отказных» семей, существовавших как одно целое, прошедших весь этот кошмарный период бок о бок и сохранивших человеческое достоинство в немалой степени за счет этой взаимоподдержки и безусловной уверенности в том, что тебе есть на кого опереться.

Не менее крепкими были и узы дружбы. Люди, спаянные общей целью, становились практически родными. Судьба каждого из них волновала всех.

Мы возвращались в Москву, с трудом вырвавшись из чудесного водоворота, в который попали и отрываясь от наших новых друзей. Хана, Меир, Эда, Яша, Давид Шехтер с женой Аней, Валерик Лемельман и его мама Гертруда, Полина — художница, которая умела вырезать ножницами из бумаги волшебные «мизрахи», приезжавшая на субботы к Непомнящим на поезде из Тирасполя... И еще — Шая Гиссер и его мама Элла...

Процессы над евреями-отказниками шли по всей стране. Москва, Одесса, Киев, Рига... И еще, и еще. Причем, не имея оснований вменить им в вину изучение родного языка, основ религии, государство в лице деятелей КГБ и МВД шло на прямые подлоги, осуждая на долгие сроки заключения по подброшенным уликам, сфальсифицированным обвинениям.

Из воспоминаний Мири Яниковой:
...Саша Холмянский и Юлик Эдельштейн — вскоре получили сроки в 3 года. Саша — за подложенный «Вальтер», Юлик — за подброшенные «наркотики». Почему выбрали именно их? Оба они были учителями иврита, оба вернулись к религии и традиции своего народа. Оба обладали особыми качествами, привлекавшими к ним людей. Их арест нанес удар по очень большому количеству их друзей и единомышленников.

Но людей, боровшихся за свои права, за свою свободу остановить было невозможно. Исчерпав все «аргументы», власть просто выбрасывала их из страны, обобрав, предварительно, до нитки...
Написанное мной — лишь малая частица того, что принято было называть диссидентским движением.
Когда-нибудь это движение найдет своих серьезных и квалифицированных исследователей. Когда-нибудь... А сейчас уже созданы десятки мемуаров, рассказывающих об исходе из СССР.

ИзменитьУбрать
Ида Нудель
Давид Шехтер
(0)

Читать эти книги страшно и радостно.


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №55 > Они прорывались за флажки
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-29 03:04:19
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Dr. NONA Всемирный клуб одесситов Еврейский педсовет