Кто-то настойчиво звонил в дверь. Шломо проснулся, посмотрел на часы: без четверти шесть.
...В дверь уже колотили. Не включая свет, Шломо заглянул в дверной глазок. Незнакомый мужчина с жиденькими усиками, в роскошной нутриевой шапке, стоял на площадке.
— В чем дело? — спросил Шломо, стараясь изменить голос.
— Сергей дома? Я — с его работы. Нужно срочно кое-что сообщить...
Шломо побежал в комнату.
— Что? ГБ? — спросила Аня, не открывая глаз.
— Они, сволочи! Быстро — к двери! Задержи разговорами! Требуй документы, ордер на обыск... Что хочешь — только не впускай! В крайнем случае, дверь — на цепочку, живот вперед — мне волноваться вредно! И тяни время...
Как назло, дома скопилось много литературы. Хотел ведь унести! Не успел. За себя Шломо не боялся. Книг жалко, труда — у него был, в основном, самиздат. Попробуй, отсними да отпечатай хотя бы одного двухсотстраничного Жаботинского из серии «Библиотека Алия». Слава Б-гу, хоть по пакетам разложены! Шломо встал на стул, выглянул в форточку. Ночью выпал снег и не успел растаять — грязь прикрывала тонкая, поблескивающая, переливающаяся крахмальной чистотой пелена. Ничего, сильно не запачкаются. Лишь бы спасти!.. Вниз на газон полетели книги Жаботинского и Бен-Гуриона, Любавичского Ребе и реформиста Вука. Они летели и падали, зарываясь в снег, в грязь — одна на другую, одна на другую. И не было между ними сейчас в этой промозглой, враждебной тьме никакой разницы.
Выкинув почти все, Шломо заглянул в коридор — как там? Аня с матерью через закрытую дверь препирались с гебистами. Шломо вернулся в комнату, собрал оставшиеся книги, снова подошел к окну.
— Понятые! — неожиданно раздался истошный крик прямо за спиной. — Понятые! Немедленно вниз! Он все в окно выбросил!
Аня, растолковав появление Шломо в коридоре как знак, что все в порядке, приоткрыла дверь. Гебисты отшвырнули ее, беременную, в сторону, бросились прямо в комнату Шломо, прекрасно разбираясь в планировке квартиры.
— Ты что делаешь?! — заорал гебист. — Ты что, гад, делаешь?!
Шломо вспомнил наставления Яна: «Главное, сразу срезать, поставить на место».
— Документы! — заорал он в ответ. — Немедленно предъявите документы! Или я позвоню в милицию...
Гебист замолчал. Вперед выступил усатый.
— Я — следователь Жовтневого райотдела милиции Ткачук. У меня есть постановление прокурора провести в вашей квартире обыск на предмет обнаружения огнестрельного и холодного оружия.
— Документы, — повторил Шломо. — И постановление...
— Пожалуйста, — усатый показал удостоверение капитана милиции, ордер.
— Тут не сказано, по какому делу.
— По делу об изготовлении Аркадием Р-м холодного оружия. Вы удовлетворены?
— Нет. Кто эти люди? Пусть предъявят свои документы!
— Это мои помощники, — следователь еле сдерживался. — Тоже из милиции.
— Не рассказывайте сказки! Знаю, что это за помощнички! И откуда...
— Ну, если знаешь, тем лучше. Перед началом обыска предлагаю добровольно сдать имеющиеся в квартире оружие, валюту, наркотики и порнографические издания.
— А я заявляю, что ваши действия — провокация КГБ. Никакой Р-й мне не известен, перечисленного вами в моем доме нет и быть не может. Я буду жаловаться в самые высокие инстанции. Ваши действия противозаконны!
— Жалуйся, жалуйся! Тоже мне, законник нашелся! Как тесаки с дружками клепал — про кодекс не вспоминал! А как отвечать — так сразу «противозаконно»!.. Сесть всем на диван! Приступаем к обыску.
В комнату вошли молодые ребята. Их простые грубые лица сияли. Запыхавшись от усердия, они торжествующе вывалили на стол мокрые, выпачканные в грязи пакеты.
— Это еще кто? — спросил Шломо.
— Понятые, — ответил следователь. Он медленно, тщательно разворачивал пакеты, осматривал их содержимое.
— Бумажки, — протянул разочарованно. Достал из одного пакета листик с бледным текстом: «Тора и духовное возрождение. Посвящается 80-летию Любавичского ребе»...
— Так... — Достал листик из другого пакета — «Рецепты еврейской кухни».
— Понятно. Что скажешь? Твое?
— К дворнику!
— Что, что? — Ткачук растерялся.
— К дворнику! У него и спрашивайте, почему такая литература во дворе валяется!
— Так это ж ты выкидывал! — подскочил гебист. Он уже разделся, даже пиджак снял и закатал рукава рубашки. — Я сам видел.
— Ничего подобного! Вы видели, как я стоял со своими книгами — вот они лежат — у окна. И все. А эти — понятые ваши сюда принесли. Где они их взяли, не знаю и знать не хочу.
— Как?! — аж задохнулся понятой. — Я же собственными руками их внизу собирал! Да и где такое возьмешь — Любецкий ребе, рецепты!
— А у них, — кивнул Шломо в сторону гебиста, — в подвалах на Бебеля этого добра навалом. Решили мне подбросить? Не выйдет! Пакеты принесли вы! У меня дома их не было.
— Ладно, — согласился Ткачук. — Составим отдельный протокол. В квартире не было, а под окнами валялось.
Гебист недовольно, удивленно посмотрел на него. Но промолчал, отошел к своему напарнику, открывшему книжный шкаф и сосредоточенно перелистывавшему книги.
«Ну-ну! — подумал Шломо. — Там «Всемирка» стоит, двести томов. Неужели все пересмотрят?»
Именно это, похоже, гебисты и собирались сделать. Медленно, тщательно проверяли они каждую книгу, снимали обложку, трясли. Понятые помогали.
Первый запал, когда хотелось говорить гадости, отвечать резко, у Шломо прошел. Обыска в семье ждали, и все-таки он застал их врасплох. За этот год Шломо научился следить — есть ли «хвост». Сперва было даже интересно — живешь, как в детективе! Потом надоело, грузом легло на нервы. Груз этот вроде и не ощущался, но как-то Шломо уехал в командировку — далеко, в маленький город. Никто там за ним не следил, и он ощутил вдруг легкость, беззаботность, свободу — почти уже забытую. Не нужно постоянно контролировать себя, всматриваться в окружающих, не нужно бояться незнакомого человека, который идет за тобой больше ста метров...
Все в их семье уже давно вздрагивали от неожиданных звонков в дверь. Подходя к дому, Шломо всегда осматривал двор — не притаилась ли где серая «Волга», не ждут ли незваные гости? Они снились ему ночами, он ждал их, готовился к встрече. Но... Полька сказала однажды: «Первый обыск, как первая любовь — читаешь про нее много, а переживаешь все равно по-своему...»
И вот в его комнате орудуют гебисты, а он сидит в халате на диване и беспомощно смотрит, как все переворачивают вверх дном. Ткачук занес в протокол опись содержимого пакетов, что-то приписал внизу листа, расписался, дал расписаться понятым.
— Можно посмотреть протокол? — осведомился Шломо.
— А он тебя не касается... Только нас и дворника. Сейчас я начну составлять протокол квартирного обыска,
тогда и ты понадобишься.
Пакеты сложили на пол. Следователь достал новый бланк. Заметил книгу, оставшуюся лежать на краю стола, перелистал.
— Так... «Библейские сказания»... В протокол!
— Секундочку! — остановил его Шломо. — Посмотрите на обложку — Москва, Политиздат.
Ткачук посмотрел.
— Не знаю. Раз библейское — значит, в протокол.
Гебисты складывали на стол найденные вещи. Ткачук, переспрашивая у Шломо незнакомые, впервые услышанные названия — тфиллин, талит, арба-канфес1, — старательно записывал их в протокол. Сняв со стены, гебисты кинули ему табличку — красивую табличку, еще Шайкой подаренную, — «Шаббат шалом!».
— А здесь что написано?
Шломо задумался. Как перевести? Как в двух словах объяснить святость субботы, весь комплекс понятий еврейского мироощущения? Да и какое дело до всего этого капитану, который понадобился гебистам как прикрытие для обыска? Сначала капитан еще думал, что действительно пришел искать оружие, ну а теперь вообще ничего не понимал... Привыкший иметь дело с уголовниками и малинами, он ворвался в нормальную квартиру, к нормальным людям, и забирал у них не ножи, не наркотики, не Солженицына даже, не антисоветчину, а кулинарные рецепты, коробочки с ремешками, таблички с непонятными надписями на чужом языке. Он явно уже чувствовал себя неловко, этот капитан Ткачук.
— Мир вам, — перевел Шломо. — Тут написано «Мир вам».
— Точно?
— Не хотите — не верьте!
Капитан отложил табличку в сторону. В протокол не занес.
— Ага! — раздался вдруг громкий возглас. Гебист вытащил из шкафа большой — черный с золотом — ТаНаХ.
Шломо недавно получил его от Эды и очень дорожил им, хотя и читал пока с трудом.
Ткачук быстро осмотрел книгу. В ней не было ни одной неивритской буквы.
— Ну, а это что такое?
— ТаНаХ. Тора, Невиим, Ктувим. Священное писание.
— Где издано?
— В Израиле.
— Автор?
Шломо опешил.
— Как это — «автор»?
— Что значит — как это? У каждой книги есть автор.
Давай, называй! Не тяни время!..
Шломо пожал плечами.
— Ну, если очень хотите, — пожалуйста. Автор — Хакодэш барух ху2.
— Повтори, повтори!.. Ну и имечко!
Капитан записал, показал Шломо — правильно ли? Все было правильно. В милицейском протоколе под прокурорской печатью с серпом и молотом четким следовательским почерком было выведено — «ТаНаХ, сделано в Израиле, автор — Хакодэш барух ху».
— Слушайте, капитан, — не вытерпел Шломо. — Мне нужно утреннюю молитву прочитать, в конце концов. И переодеться. Не могу же я целый день в халате сидеть!
Ему хотелось побыстрей скинуть, свернуть и убрать халат, в кармане которого он успел спрятать две мезузы и Идин «магендувид».
— И жене моей тоже, между прочим, надо переодеться. И родителям.
— Хорошо. Только с ними пойдет понятой.
— И в туалет тоже?
— С ними — нет. С тобой — да...
Аня с родителями вышли из комнаты. Шломо радовался, гордился их поведением. А сколько было ругани!
— Смотри, доиграешься! — говорила теща. — Зачем тебе это надо? Ты сесть хочешь или уехать?
Поначалу она даже никому не разрешала в дом приходить. Исключение делалось лишь для Катанчика. Его баловали все. Кроме собственных родителей, которые бегали в ГБ и умоляли спасти их единственного сына от сионистов Непомнящих. Слава Б-гу, такой извращенной логики его и Анины родители не понимали! Да, они боялись за своих детей. Спорили, ругались с ними. Но внутри — в семье. Против внешнего врага — КГБ — их родители выступали вместе с детьми. Может, поэтому Шломо всего раз и дернули на Бебеля — не нашли, за что зацепиться. А беднягу Катанчика таскали туда постоянно.
Шломо встал с дивана, взял одежду, висевшую на стуле.
— Айн момент! — подошел к нему гебист с закатанными рукавами. — Дай-ка сюда!
Ловкие пальцы мигом обшарили, ощупали все вещи.
— А теперь покажи — что в кармане халата!
«Чтоб ты сдох, паскуда! — подумал Шломо. — Пропали мезузы!.. Впрочем, сам виноват. Сразу надо было
прибивать. Тянул, тянул... Собирался после Пурима. Дотянул-таки!..» Он достал из кармана мезузы.
— Это что — тоже оружие? Холодное или горячее?..
— А ты думал! Конечно!
Чекист вырвал мезузы из его рук, бросил их на стол — Ткачуку.
Эх, сюда бы Раю с Монькой! Всех сомневающихся! Ради такого признания и обыск пережить не жалко...
— Можешь одеваться!
Явно довольный находкой, гебист не удосужился проверить карманы. «Магендувид», выточенный неизвестным узником, «магендувид», в который столько было вложено надежды, упорства, изворотливости, в очередной раз миновал гебистские лапы и остался на свободе — в халате, небрежно брошенном Шломо на диван.
— Могу я воспользоваться предметами культа? — спросил Шломо.
— Нет! — ответил второй гебист, маленький, лысый, с острым лисьим личиком.
— Я не понял, — обратился Шломо к Ткачуку. — Кто здесь главный? Вы, капитан милиции, или какой-то неопознанный помощник?..
Расчет оказался точным. Ткачук задумался. Его, уважаемого следователя, использовали как пацана-практиканта, не сказав даже, к кому идут на обыск, посадили шестеркой писать протокол. И вообще... Эти комитетчики всегда задирают нос — возитесь, мол, со всякой швалью да уголовщиной, а мы отвечаем за государственную безопасность. Тоже мне — борьба за безопасность! С евреями да с баптистами... Никакого риска. Приходи, как сейчас, бери тепленькими — никакого тебе сопротивления! Это не со шпаной дело иметь! Там и на нож угодить можно... Зато чванства, спеси у этих комитетчиков — на всех!
— Можно, — произнес, наконец, Ткачук. — Только ненадолго... Я разрешаю. Лично...
Шломо завернулся в талит, медленно, тщательно наложил тфиллин.
— Шма, Исраэль, hашем Элокейну. hашем Эхад3!
Из книги «В краю чужом», изданной в 2001 г. в серии «Библиотечка «Мигдаль»
Сайт создан и поддерживается
Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра
«Мигдаль»
.
Адрес:
г. Одесса,
ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.:
(+38 048) 770-18-69,
(+38 048) 770-18-61.