БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №59 > Марш жизни
В номере №59

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
+11
Интересно, хорошо написано

Марш жизни
Александра НАЙДИС

«Я не люблю Польшу. Я здесь уже четвертый раз, и каждый раз, приезжая сюда, я надеюсь, что больше не вернусь», — сказала наша мадрих Таня вместо — «Добро пожаловать в Польшу!». «Самые живые еврейские места в Польше — это кладбища: на них хотя бы есть имена».

Центр «Мигдаль» третий раз принимает участие в проекте «Марш жизни». Но только в этом году появилась возможность послать группу студентов в количестве 16 человек. За это огромная благодарность — одесскому отделению Сохнута и Алону Лембрицкому.

Этот Марш проводится в Польше, начиная с 1988 года. За эти годы десятки тысяч людей из разных стран, разных возрастов, прочувствовали «кожей» горькую реальность Катастрофы.

ИзменитьУбрать
(0)

Мы были в пути уже второй день, проезжали мимо множества маленьких аккуратных деревенек и, наконец-то, в одной из них, на Звелитовськой горе, остановились. Таня сказала, что нашим проводником в этом месте будет мальчик Хаим. Выйдя из автобуса, мы начали спускаться по тропинке и попали в какой-то не то лес, не то парк. Я все оглядывалась, пытаясь понять, где же этот маленький еврейский мальчик, который подрабатывает здесь проводником для туристов. Внизу нам встретилась группа израильтян, говорящих на таком родном незнакомом иврите. Мы столпились вокруг Тани, которая начала рассказывать.

Маленький Хаим жил неподалеку от этого места. Когда началась оккупация Польши, его с родителями и сестрой и еще со многими евреями заставили спуститься по этой самой горе. Внизу они увидели глубокие рвы. Фашисты приказали всем стать на колени и опустить головы. Тех, кто пытался поднять голову, сразу убивали. Все понимали, что происходит нечто ужасное. Были слышны выстрелы и крики, раздирающие душу. Когда дошла очередь до Хаима и его отца — их заставили встать и подойти к краю рва. Перед ними открылась жуткая картина: во рве лежали горы трупов, вокруг все было красное — красная земля, красная трава, красные лужи. Крики и стоны заглушали приказы убийц. У мальчика закружилась голова, он потерял сознание и упал в ров...

Когда он очнулся, то почувствовал, что его придавило множество тел. Одно из них принадлежало отцу, он еще дышал. Увидев, что ребенок жив, он сказал, чтобы мальчик выбрался из ямы и бежал как можно дальше. Еще он сказал, что этот день будет днем его рождения, и отныне его будут звать Хаим, что означает «жизнь».

Мы спустились вниз по дорожке и подошли к полянке, поросшей травой. Некоторые участки были огорожены оградой, и возле них стояли зажженные свечи. Таня сказала, что на месте этого огороженного участка земли и погибла семья Хаима вместе со множеством других евреев. Мы зажгли свечу, и нам разрешили постоять возле этого жуткого места столько, сколько мы хотим. Все замолчали...

ИзменитьУбрать
Треблинка.
Имена неизвестны
(0)

Я смотрела на зеленую полянку, поросшую травой. Но ее вдруг не стало, — земля стала черной... Наверху среди деревьев пели птицы, но как-то странно: их пение стало напоминать женские голоса... детские крики... Не знаю, были ли это просто стоны, или можно было разобрать какие-то слова, — мне было все равно, мне было страшно...

Нет, я не представляла, что могла быть среди них. Я просто смотрела со стороны. Но это было еще хуже — я не могла ничего сделать, я была парализована. Люди кричали, их избивали и убивали, сумасшедшая полячка хватала маленьких детей и разбивала их головки о деревья. А я смотрела на все это и ничего не могла сделать... Мне очень захотелось уйти, но я не могла. Я заставила себя поднять голову и увидела, что большая часть нашей группы так же стоит на этом месте.

ИзменитьУбрать
(0)

Я снова услышала пение птиц. Поднялся сильный ветер, и начал капать дождь, но наша свеча не погасла. Я развернулась и пошла по тропинке вверх. От другой такой же огороженной «полянки» только что отошла группа израильтян. Вокруг горели свечи и лежали записочки на иврите. Кто-то из нашей группы попросил меня подержать вещи, кто-то попросил сфотографировать возле памятника... По-моему, я сделала и то, и другое... Но жуткий звук преследовал меня до автобуса. Кто-то из ребят сказал: «Здесь даже птицы поют не так».

Начался сильный ливень, но я не побежала к автобусу. Этот ливень так совпал с моим настроением, — и только он смог заглушить эти крики.

ИзменитьУбрать
(0)

...Количество жертв Катастрофы настолько велико, что, как ни ужасно это осознавать, на сегодняшний день Холокост — это не что иное, как цифры, цифры, числа и статистика, которыми часто спекулируют и которые часто занижают. Для меня многие из этих цифр ничего не значили до этой поездки, до подготовительного семинара, до того, как я впервые открыла «Черную книгу». Я не видела разницы между 100 000 погибших и 150 000. Сейчас же для меня огромная разница между 100 000 погибших и 100 001 погибшим... И мне больно осознавать, что вся эта статистика округляет данные о жертвах, потому что это не количество денег, находящихся в центральном банке, — это человеческие жизни.

И нельзя говорить, что во время Катастрофы погибло 6 000 000 евреев или 7 000 000 евреев, а надо называть по возможности наиболее точные цифры. И не только евреев, а и цыган, и советских солдат, и поляков, украинцев, немцев, среди которых были и те, кто, несмотря ни на что, оставались людьми и погибали, спасая человеческие жизни. Точные цифры, точное количество людей. И имена. Большинство имен до сих пор неизвестны.

До войны в Польше было более 500 000 евреев. Сейчас их только 5 000.

ИзменитьУбрать
(0)

В Кракове было 25 000 евреев. Сегодня их ровно 123. Они не религиозны. Мы были в синагоге Айзека, синагоге Темпл, синагоге Купа («касса»), синагоге Рама... Ни одна из них ныне не работает. В единственной действующей синагоге Кракова с трудом собирают миньян.

Природа будто «подобрала» погоду для нашей поездки. Когда мы попадали в лагеря смерти, ко рвам смерти, — поднимался сильный ветер, начинался дождь. Когда же мы просто гуляли или посещали уцелевшие еврейские кладбища — погода была мягкой и приятной.

По дороге из Кракова в Освенцим мы заехали в Плашов, где находился лагерь смерти. Шел сильный ливень, и нам рассказали историю этого места еще в автобусе. Этот лагерь называли «трудовым». Здесь, в этом «трудовом» лагере, была уничтожена венгерская еврейская община.

ИзменитьУбрать
Плашов
(0)

По аккуратненьким ступенькам мы поднялись к памятнику. На месте лагеря сейчас разбит парк. Люди приходят сюда на пикник, выгуливают собак, весело бегают дети. «Как же так? — спросила я у Тани. — Неужели нельзя ничего сделать, чтобы люди понимали, что здесь убивали людей, что здесь закопаны трупы! Что это кладбище, а не место для веселья!»

Не помню, что ответила Таня, но я поняла, что сделать ничего нельзя. Да я и сама, живя здесь, вряд ли бы обратила внимание на памятники, вряд ли бы задумывалась о том, что было на этом месте до того, как появился этот симпатичный парк, и, наверное, так же прогуливалась бы в компании друзей или с собакой, веселясь и шутя. Передо мной пронеслись все парки Одессы, где я гуляла и веселилась. Но совсем не в том виде, в котором я привыкла их видеть... Я увидела Александровский проспект с висящими на деревьях трупами — именно так он выглядел в 41-м, когда в город вошли фашисты...

ИзменитьУбрать
(0)

Я поняла, что нельзя запретить людям, живущим в городе, гулять в этом «парке». Единственное, что мы можем сделать, — это помнить, что здесь происходило, рассказать нашим друзьям и детям...
Когда мы ранним утром подъехали к Освенциму, там уже стояло множество автобусов, группы — с различными флагами и говорящие на различных языках — расходились в разные стороны. Постепенно подсобравшись, «организованной толпой», мы влились в общую колонну. Выйдя на дорогу, мы увидели нескончаемый поток машин с одной стороны и поток людей — с другой. Это была «очередь в Освенцим». В Освенциме колонна опять распалась на группы. В одной из таких групп были школьники из Австралии, некоторые из них рассказали нам, что большинство их друзей — из Украины.

Другая группа состояла из сотрудников израильского банка. В их группе были мужчина и женщина, которые выжили в Освенциме. Первая моя мысль и вопрос были: «Неужели они были готовы сюда вернуться — да и зачем?!» На что моя собеседница ответила, что они, видимо, хотят, чтобы об этом помнили, хотят передать следующим поколениям память об ужасах, которые им пришлось пережить в детстве. Эти люди, с большими номерными знаками на груди, смеялись, весело общались с другими, — на том ужасном месте, где наверняка погибли их семьи, где им пришлось пережить ужасные душевные и физические муки.

Мне самой вдруг стало весело: я поняла, что для них жизнь продолжается, вся эта трагедия не смогла сломать в них желание жить и радоваться, не смогла сломить их. Они перебороли боль, и сегодня могут вернуться сюда, смеяться, общаться с друзьями — это их победа над фашизмом.
Мимо нас прошла большая группа канадцев, разных возрастов. У них на груди висели большие таблички с фотографиями и надписями. Как мы узнали позже, на одной стороне этих карточек были жертвы Холокоста — погибшие или выжившие, — которых или о которых они знали (либо это были их родственники, либо им о них рассказывали), а на другой стороне — фотографии самих участников марша. Некоторые фотографии на обеих сторонах совпадали.

Затем все снова влились в одну колонну, и начался Марш мира — от Освенцима до Биркенау. Мы просто шли, ни о чем всерьез не задумываясь, веселясь, смеясь и общаясь по дороге. Иногда кого-нибудь из проходивших мимо раздражал наш громкий смех, нам делали замечания, после чего мы вспоминали, где находимся и что делаем.

ИзменитьУбрать
(0)

Но на подходе к Биркенау настроение наше резко изменилось — мы услышали монотонный голос из динамиков, называвший имя, фамилию и страну, имя, фамилию и страну, имя, фамилию и страну, имя, фамилию и страну, имя и страну... Что это за имена — объяснять не требовалось. Многие из нас слышали свои фамилии, и первое, что приходило на ум, — «это могли быть мои родственники, они тоже могли оказаться там».

У входа колонна остановилась — ворота были узкими для такого количества людей. Нам пришлось простоять довольно долго, слушая этот ужасный монотонный голос, произносивший еврейские имена. Добравшись, наконец, до входа, мы начали протискиваться, стараясь побыстрее выбраться из тесной толпы — вперед, вперед, вперед. Как заметила на вечернем обсуждении одна из участниц нашей мигдалевской группы Юля Творилова, наверное, заключенные, которых приводили сюда тысячами, так же старались побыстрее протиснуться вперед — даже не подозревая, куда они так спешат...

Внутри лагерь был разбит на несколько отдельных лагерей. Широкая дорога с железнодорожными путями посредине делила лагерь на мужскую и женскую части, огороженные колючей проволокой. Впереди мы увидели группу молодых канадцев, они втыкали между рельсами плоские дощечки с какими-то надписями. Подойдя ближе, я прочла их — на иврите, английском и французском языках были написаны просьбы, желания и требования этих подростков: «никогда больше!», «пусть подобное не повторится, пока существует человечество». Never again!

Потом мы пошли на место, отведенное для церемонии на русском языке. Эта церемония для меня стала самым тяжелым событием того дня. На ней читались молитвы и стихи, вспоминали историю и отдавали почести погибшим.

ИзменитьУбрать
(0)

Когда церемония подходила к концу, меня отвлек какой-то шум: мимо проходили военные из израильской армии. Многие из этих ребят, наверное, были младше меня, но как уверенно и гордо шли они в своей форме! Это стало для меня неким спасением от захлестнувших во время церемонии эмоций, чувств, слез. А потом зазвучал гимн Израиля. В этот момент он звучал совершенно не так, как обычно.

Как это ни парадоксально, но для меня самым чудесным и незабываемым событием всей поездки стал Марш жизни: «Освенцим 1» — «Освенцим 2» («Биркенау»). Это событие вызвало в нашей группе массу противоречивых мнений и эмоций. Одни возмущались тем, что 18 тысяч человек устроили пикник на месте, где нацисты безжалостно и жестоко убивали людей, другие просто наслаждались общением с евреями из разных стран — кто на пальцах, кто на иностранных языках, кто на обрывках из разных языков. Многие обменивались кепками. Я во многом разделяла эмоции моих друзей.

ИзменитьУбрать
(0)

Но с одним не могу согласиться: с тем, что это было ужасно или неправомерно — веселиться, общаться и есть на этом месте. Иногда я просто останавливалась, оглядывалась вокруг и получала огромное удовольствие только от того, что просто не видела, где кончается эта толпа, от того, что израильские подростки веселятся и гоняют — с израильскими флагами в руках или завернувшись в них, от того, что многие беззаботно плюхались на мокрую землю, шутили, шумели. От того, что можно было заговорить с любым прохожим, независимо от того, из какой он страны или какого возраста, от того, что многие, когда узнавали, что я из Одессы, обязательно вспоминали кого-нибудь из своих предков или друзей родом из Одессы... Да, я веселилась, и радовалась, и шутила так же, как и многие, несмотря на то, что я находилась в Освенциме, проходила мимо печей, где только за день до этого плакала во время экскурсии...

И я ни минуты об этом не жалею. Не для этого ли выжили евреи?! Не для того ли, чтобы не прошло и века, как на это место приехали их дети, внуки, да и они сами — и плюнули в лицо нацистам, показав, что мы живы! Что мы радуемся! Что нас много! Что мы раскиданы по всему миру, говорим на разных языках — и прекрасно друг друга понимаем! В этот день, в этом самом месте я поняла, что приехала в Польшу не только для того, чтобы страдать и плакать, а для того, чтобы совершить Марш Живых.

———————--
Женя Спектор: Страх... Это слово, которое сопровождало меня всю поездку. Страх перед тем, что было, и перед тем, что может повториться.

Дима Гельфанд: Нужно увидеть это своими глазами, услышать своими ушами и почувствовать душой и сердцем.

Вика Гиндес: Единственное, что дало представление о происходившем, — «Освенцим»: там все осталось, как раньше. Но когда я вернулась в Одессу, вспомнила музей — посуду, одежду, обувь, отобранные у погибших людей. Мне стало очень тяжело.

Дима Меламуд. Если бы там было рассчитано на то, чтобы произвести впечатление, то это был бы «Яд Вашем». А так — ничего искусственного — только подлинные вещи на своих местах.
Я искал там неопровержимые доказательства, чтобы закрыть рот тем, кто пытается пересмотреть историю.

Юля Творилова. Очень разные впечатления. С одной стороны — страх и непонимание того, как человечество могло такое допустить. С другой стороны — ощущение чего-то великого — до слез: когда 18 тысяч евреев со всего мира собрались на Марш Жизни в местах, где было когда-то столько смерти. И совсем непонятное ощущение странности происходящего, когда рядом с глобальными ощущениями возникают совершенно обыденные и морально неприемлемые в этот момент вещи. Но если послушать людей, которые пережили все это, то оказывается, что тогда происходило нечто подобное: на фоне страха смерти и голода у людей были обычные человеческие желания и потребности.

Кристина Фогель. «Лагерь смерти» — с этими словами у многих людей ничего не ассоциируется, у других — вызывает боль, страх, слезы. Я впервые столкнулась с этим вплотную. Марш Жизни во многом похож на Марш Смерти, но противостоит ей: идет толпа разноязычных людей в одинаковых одеждах, но они идут не на смерть, а на жизнь. Надо помнить о том, как это было, чтобы такое не повторилось.

Миша Стасенко. Ничего не хотелось трогать, даже фотографировать. Все время ощущалась тяжесть. Но вид огромного количества людей и ощущение друзей рядом... То, что было так хладнокровно спланировано, все-таки не произошло! Хочется жить дальше.


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №59 > Марш жизни
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-29 01:20:20
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Jerusalem Anthologia Еврейский педсовет Еженедельник "Секрет"