«Библиотеки дают нам постоянное счастье, доступное счастье» Из интервью Х.Л. Борхеса
Борхес – писатель многоликий. Его трехтомник похож на огромный зал с книгами, а в каждой из них открываются другие залы, галереи и книжные полки, и так без конца.
Чего только нет на этих полках! Стихи – профессиональные, рассудочные, суховатые. Многочисленные эссе и очерки, где глубина мысли соседствует с блеском эрудиции и неожиданными, порой парадоксальными заключениями. Рассказы, где точно сама жизнь танцует нескончаемое танго с ножом за поясом («Мужчина из розового кафе»). Изящные новеллы, на которых лежит холодный отсвет скандинавского экзистенциализма («Ульрика»). Фантазии или философские притчи с удивительной концовкой («Дом Астерия»). Рецензии на реальные и несуществующие книги («Пьер Менар, автор Дон Кихота»), описание и исследование вымышленных миров («Сообщение Броуди»).
Его преследовал ряд образов и мотивов: Дон-Кихот и Одиссей, время и вечность, смерть и сновидение, история и миф, зеркала и лабиринты, библиотеки и книги, книги… Это автор, не мыслимый вне контекста мировой культуры, ей принадлежащий, и она же – его единственный и любимый персонаж. У него нет повествования в общепринятом смысле (за редкими исключениями). Его друг и соавтор Бьой Касарес называл произведения Борхеса «переходной формой между эссе и рассказом». Сюжет – нечастый гость в его творчестве, а персонажи – будь то средневековый правитель или аргентинский гаучо, – скорее, символические фигуры, иллюстрации в лабиринте авторской мысли.
Борхес – виртуоз литературной игры, стилизации, маски, пародии, а его тщательно исполненные фантомы – повод для размышлений, философской иронии и сдержанной горечи по поводу рода человеческого, которому никогда не отыскать Алеф, не познать Б-га, не стать совершенным.
Позднее некоторые из этих обильных зерен пышно прорастут в книгах Хулио Кортасара (который считал Борхеса своим наставником), Умберто Эко и других. (Эко даже выведет Борхеса – под именем слепого библиотекаря Хорхе де Бургоса – в одном из персонажей «Имени розы».) И все это будет носить имя постмодернизма, где художественное пространство столь же условно, сколь неуютно.
Однако время от времени критики задаются вопросом: а вправду Борхес один из величайших писателей 20 века? Почему он стал лауреатом стольких престижных премий и орденов? Наполовину литературоведение, наполовину странные фантазии – собственно, литература ли это? Развивая мысль, впору усомниться, существовал ли он на самом деле, что вполне вписалось бы в русло борхесовского сновидческого мистицизма.
Однако Хорхе Луис Борхес реален, насколько вообще правомерно говорить о реальности чего бы то ни было. И он действительно родился в Буэнос-Айресе в 1899 году. Донья Леонор, его мать, происходила из народа Книги. Фамилии ее родителей, Асеведо и Пинедо, принадлежат известным в Буэнос-Айресе еврейским семьям выходцев из Португалии. Об этом сам писатель рассказал в интервью. Правда, в эссе «Я еврей» он говорит, скорее, о духовном родстве. Не знаю, где правда, но духовное родство несомненно.
Начало его творческой биографии любопытно: Хорхе Луис рано увлекся поэзией, в 4 года научился читать и писать, в 6 лет начал изучать английский, а через год уже написал свою первую прозу по-испански. Будучи взрослым, он изучил еще несколько европейских языков.
Одним из самых значительных детских впечатлений стала отцовская библиотека. «Мне иногда кажется, что я так и не вышел за пределы этой библиотеки. Я и сейчас могу ее нарисовать. Она находилась в отдельной комнате с застекленными шкафами и, вероятно, насчитывала несколько тысяч томов. …Я всегда приходил к знакомству с реальностью через книги».(«Автобиографические заметки»)
.. .Я знаю: что-то Погребено частицей заповедной В библиотеке давней и бесследной, Где в детстве я прочел про Дон Кихота. Листает мальчик долгие страницы, И явь ему неведомая снится. («Читатели»)
Образование Борхес получил домашнее, потом – школа и Женевский колледж. Эрудиция его была феноменальна. Он с легкостью обсуждал законы физики и математические парадоксы, цитировал Данте и Джойса, Исаака Лурию и «Сефер Йецира», Луиса де Леона и Георга Кантора. По сути, он сам был библиотекой.
Отцовская приверженность к литературе и материнские корни наделили его непреходящей страстью к Книге, к Слову (и их упорядоченному собранию), причудливыми образами мира текста, Вселенной и рая в виде библиотеки.
В облике «яркого представителя молодого испанского авангардизма», каким Борхес был уже в 20-е годы, проглядывают черты еврейского мистика, каббалиста, готового до утра, до боли в глазах, толковать тайные письмена; мудреца, охваченного жаждой узнать, ощутить, постичь непостижимое. А если в итоге получится не озарение, а эссе или стихи, – какая разница. Ведь это только способ познавать и переживать, а литература – «сновидение, управляемое и предумышленное».
...Желая знать скрываемое Б-гом, Он занялся бессменным испытаньем Букв и, приглядываясь к сочетаньям, Сложил то Имя, бывшее Чертогом, Ключами и Вратами - всем на свете... («Голем»)
И даже любовь не избегнет метафизики. «Влюбиться – значит создать религию, чей Б-г может ошибаться» («Девять эссе о Данте»). Романтическая сторона жизни великого аргентинца была менее удачна, чем творческая. Увлекался он часто, но не было ли и это тоже литературной игрой, поводом для создания текста? Тем более, что книги он любил, пожалуй, более глубоко и трепетно, чем людей. Он называл их недоступными и близкими, сокровенными и ясными, сравнивал их со звездами, садами и храмами («Хранители книг»).
Человеку свойственно наслаждаться прелестью моря, грацией животного, ароматом цветка. Борхеса же пьянит восторг от того, что написано о море или розе. У него есть стихотворение, посвященное коту, но как трудно в этом сухом классическом сонете узнать адресата с его красотой и живостью! Средой Борхеса был не мир, но отражение мира: слова и буквы, символы и смыслы.
Возможно, подлинная любовь (например, к поэтессе Эстеле Канто) не задержалась в его жизни еще и потому, что рядом с ним неизменно, до самой своей смерти, была любящая и бдительная Леонор Асеведо де Борхес, которую он называл своим товарищем, одним из самых близких и важных людей. Обладавшая яркой индивидуальностью и силой духа, донья Леонор сама была переводчицей художественной прозы (У. Ф олкнер, В. Вульф, Г. Мелвилл и др.) и «спокойно и успешно способствовала литературной карьере» сына.
Писателю довелось непосредственно, изнутри, иметь дело с реальной библиотекой. В конце трудных для него 1930-х гг., после смерти отца и бабушки, он начал работать помощником в муниципальной библиотеке на окраине Буэнос-Айреса. Те годы Борхес впоследствии называл Хорхе Луис Борхес и его мать, Леонора Асеведо де Борхес, на Вестминстерском мосту, 1963 г. «девять глубоко несчастливых лет», запомнившихся приземленностью коллег и материальной неустроенностью. За час он выполнял дневную работу, затем скрывался в подвальном книгохранилище и читал или писал.
Позднее, в 1955 г., Борхес был назначен директором Национальной библиотеки Аргентины (хотя уже почти утратил зрение) и занимал этот пост почти 20 лет.
«…За свою жизнь я получил множество незаслуженных почестей, но ни одна из них не обрадовала меня больше, чем назначение на пост директора Национальной библиотеки.
…вступив в должность, спросил о количестве томов, и мне ответили, что их миллион. Впоследствии я узнал, что книг девятьсот тысяч, число более чем достаточное… Я всегда воображал Рай чем-то наподобие библиотеки, как некоторым он представлялся садом или дворцом. И вот я оказался в нем...» («Семь вечеров»)
Но вернемся к метафорам и символам.
«Вселенная – некоторые называют ее библиотекой… » Так начинается одна из наиболее известных новелл, которую я предпочитаю называть фантасмагорией, – «Вавилонская библиотека». Этот величественный, геометрически выверенный образ преследовал Борхеса, а вслед за ним его читателей. Кто только ни цитировал загадочные пассажи о галереях и шестигранниках, о безграничности и порядке, о «главных тайнах человечества: происхождении Библиотеки и времени». Причем, по словам автора, этот образ не несет символического значения и был задуман «как чудовищное увеличение муниципальной библиотеки». Но это – только один слой.
Библиотека содержит все написанные и ненаписанные книги: предсказания будущего, каталог библиотеки, тысячи фальшивых каталогов, доказательство фальшивости верного каталога, биографии всех людей, переводы книг на любой язык… И множество абсолютно бессмысленных текстов, являющихся лишь комбинаторным перебором всех возможных вариантов 25-ти знаков. Согласно современным расчетам, описанная Борхесом структура превосходит объем видимой Вселенной в миллионы раз.
Дизайнеры и художники неоднократно пытались построить модель бесконечной библиотеки по борхесовскому описанию. Ближе всех подошел программист Дж. Завински, создавший трехмерную модель. «Попытки воссоздать структуру вымышленного книгохранилища явно перекликаются с попыткой людей Библиотеки добраться до самой сути вещей. Страстное желание Завински придать Библиотеке зримые очертания, его скрупулезный анализ текста – не что иное, как тщетные усилия людей Библиотеки отыскать “книгу, содержащую суть и краткое изложение всех остальных”, прочесть ее и стать Человеком Книги…» (livelib.ru)
Почему читателя так притягивает стройная и странная картина, которая вызывает в памяти причудливые фантазии Эшера? Ведь это мрачная и даже пугающая метафора. Замкнутая сама на себе, подобно ленте Мебиуса, бесконечность Библиотеки порождает клаустрофобию. Неужели такова Вселенная? Безупречно выстроенная из мириад одинаковых галерей и шестиугольных комнат? «В каждой из которых есть двадцать полок, по пять на каждой из стен, кроме двух. На полках стоит по тридцать две книги, в каждой книге четыреста десять страниц…» – не напоминает ли это инструкцию к гигантской машине, некой «Матрице»? Здесь сам воздух мертв, здесь нет места ни земле, ни воде, ни солнцу, ни дереву. Вся свобода и непредсказуемость, тайна и красота заключена в книгах. И обитатели ее, зовущиеся не просто люди, а «несовершенные библиотекари», – по сути, рабы своих поисков совершенной книги.
Многие отмечают, что мы уже сейчас имеем реальное подобие этой модели во Всемирной паутине, которая «содержит множество полезной информации и столько же бесполезного мусора. В виртуальном пространстве рождается все и погибает все, а пользователь (читатель) часто не в состоянии отличить правдивую информацию от ложной, нравственное от безнравственного, великое от ничтожного». (vestnik.yspu.org)
Сюзанна Левин, переводчица и редактор англоязычных изданий Борхеса, пишет: «Кажется, что интернет, в котором сходятся время и пространство, тоже был изобретен Борхесом. Вспомните, например, его рассказ "Алеф". Первая буква еврейского алфавита становится точкой, в которой сходятся время и вселенная». (bbc.com)
Библиотекарь Е. Гениева размышляет: «Все мы, и библиотекари, и читатели, отвыкаем не только от устного, но теперь уже и от печатного Слова, заменяя его анонимным “удаленным доступом к электронным ресурсам”… Не есть ли это кошмарный образ пустого, дегуманизированного пространства, созданного в рассказе “Вавилонская библиотека”? Много ли мы приобретаем на техногенном пути, планомерно отсекающем Слово от Человека, заменяющем общение и диалог личностей общением человека с машиной?» (gpntb.ru)
Если взглянуть еще шире, то, с точки зрения критиков, Борхес предсказал дальнейшее развитие процесса постмодерна, когда мир дробится на части и лишается своих ценностей и смыслов: «Современности… уже не свойственно мыслить бытие в целостных категориях, и сама жизнь распадается на ряд мелочных ситуаций, не связанных единым смыслом, детерминированных лишь нуждой существования». (vestnik.yspu.org)
Я думаю, все они правы, но не только в этом дело. Что занимает человека более, чем бесконечность? Стройные ряды чисел, безграничность космоса, беспредельность познания и воображения… За страстью к бесконечности, быть может, скрывается иллюзия – мечта о бессмертии, столь милая нашему сердцу. Сам Борхес не стремился к бессмертию, заметив в одном интервью, что это скучно и утомительно – всегда оставаться Борхесом. Для него бесконечность – предмет любопытства, изучения, объект эстетического созерцания, если угодно. Это место, где существует пока непознанный, но несомненный порядок. И «эта изящная надежда скрашивает его одиночество».
Кто мы – люди, библиотекари, письмена? Авторы собственного текста, или кто-то пишет нас? Действительно ли наш смысл – поиск неизреченного слова в зеркальном лабиринте, где центр – огромный круглый зал, полный ненаписанных книг, несуществующих людей, неведомых чудовищ, карт, языков и песен небывалых стран?
...И мир - лишь орел без решки,
монета с одной стороною.
...Мы - только память,
миражный музей отголосков,
груда битых зеркал.
Х.Л. Борхес
Сайт создан и поддерживается
Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра
«Мигдаль»
.
Адрес:
г. Одесса,
ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.:
(+38 048) 770-18-69,
(+38 048) 770-18-61.