БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №17 > Мы решили быть Зусями...
В номере №17

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
+5
Интересно, хорошо написано

Мы решили быть Зусями...
Инна Найдис

Лев Шаргородский родился в 1934 году в Ленинграде. Вырос, учился, образование, как говорил Жванецкий, — «никакого, то есть высшее техническое». Типичная биография еврейского мальчика из большого советского города. А потом Лев Шаргородский стал писателем, что менее типично, хотя и это бывает. И не один стал, а вместе с братом Александром, что совсем уж редкость... Потом был успех и признание советских читателей, неожиданная эмиграция, жизнь в Европе. И снова писательство. И вновь успех, уже «там». Братьев Шаргородских называли «русским Вуди Алленом», «Шолом-Алейхемом двадцатого века», «Бабелем с Невского проспекта». Их читали (и смеялись) на двунадесяти языках...

Согласитесь, если человек, пишущий смешно по-русски, пользуется успехом в иноязычных странах, то с ним стоит серьезно поговорить. Что мы и делали во все дни фестиваля.

ИзменитьУбрать
Лев Шаргородский
(0)

Лев, наш интерес к Вам понятен: мы — евреи, бывшие советские люди, кто-то — потенциальный эмигрант, у кого-то друзья — эмигранты. А почему Ваше творчество интересно, условно говоря, «западу»? Еврейская тема — для ограниченного круга, советское пространство — лопнуло, эмигранты — тоже не их проблемы.

Неправильный вопрос. Все эти перечисленные пункты, они не чужие — они для них новые, малоизвестные. Это им неблизко, это им незнакомо. А поскольку на Западе живут, как ни смешно, люди любопытные, интересующиеся... И, кроме того, вот тут Вы меня заставляете нас с Аликом хвалить: я думаю, что их интересуют проблемы литературы, неплохая литература, и я позволю себе такую наглость — заявить, что мы в этом плане подлежим интересу «запада». Ведь «запад» — это около двухсот стран. И они это все переводят, переводят российских писателей, украинских — всех бывших пятнадцати республик. Это нормальный общекультурный обмен.

Юмор... Наш юмор... Я думал раньше, опасался, что он будет неблизок западному читателю. Но количество писем и звонков, которые к нам идут, наши выступления перед общинами и не только общинами, — это было не хуже, чем когда мы с братом выступали, когда жили в Ленинграде. Я сам этому удивился, но, наверное, все зависит от уровня развития человека, а не от того, в какой географической точке он живет. Да, в разных странах живут абсолютно различные люди, такими их сделала история, но в плане любопытства, желания познать, юмора они очень похожи. Еще Быковский отмечал, что бухгалтера всех стран похожи... да и программисты похожи...

Со Львом Шаргородским мы уже хорошо знакомы — Вам пришлось широко поработать на нашу аудиторию во время фестиваля. Но писатель все-таки — братья Шаргородские. Хотелось бы узнать об Алике несколько больше. Я сказала «Алик», так его называете Вы...

Алик да Алик... Дело в том, что я должен скоро улетать, а об Алике нужно говорить несколько дней. Это был человек какого-то совершенно удивительного благородства, какой-то тонкости необычайной, щепетильный неимоверно по отношению к людям. И вместе с тем, человек удивительного веселья. Компании, в которой он находился, веселье было обеспечено. Знаете, появлялась какая-то искринка, огонечек горел. Я двадцать раз собирался об Алике написать и столько же раз бросал, потому что для меня это невозможно. Его очень любили, у него было невероятное количество друзей. Сейчас помнят и звонят нам каждый год, и в день рождения, и в мрачную годовщину. Он ушел очень быстро, ему было 52 года... Он уходил, у него была сердечная болезнь. И еще за два-три часа до ухода и за несколько дней люди, которые были вокруг него, все время смеялись, он их все время смешил, сам еле-еле живя. Причем, это не были хохмочки, это был юмор достаточно высокого полета.

ИзменитьУбрать
И тогда мы решили
быть зусями...
(0)

Я знаю, что Вы начали писать. Опять. Писатель, который будет — это уже будет писатель Лев Шаргородский. Что изменится, какие будут темы?

Первые два года я не писал вообще. Ни слова. В основном то, что я пишу, — это какая-то обработка наших совместных задумок, которые... то ли в разговоре мы что проронили или даже просто записали десять строчек. То есть, я могу сказать, что я продолжаю работать в соавторстве с братом. Мне трудно. Мы всегда сидели рядом, вместе записывали в кафе... Сейчас я в кафе не могу писать. Все сказанное братом, его смех, возмущение, — отсутствие всего этого мне мешает писать. Когда я пишу, я вижу брата рядом с собой, и у меня такое ощущение, причем очень реальное, что мы продолжаем работать вдвоем. Борис Камянов в послесловии к «Иерусалимским снам» пишет, что я буду писать один. Пока я пишу «вдвоем».

Темы... Мы уже давно не пишем о России. Всегда это был еврей, который попадал в бурлящие точки мира... Темы, наверное, будут меняться. Мы никогда не выбирали темы, они выбирали нас. И, если тема будет гениальной, если она мне понравится, то, естественно, я ее предложу Алику, и мы будем писать...

Вы глубоко интересовались историей евреев, иудаизмом, искренно хотели к этому прийти и не пришли. Но с вашими героями происходят чудеса, еврейские чудеса. Что это — жизненное восприятие или авторский прием?

Нет, это жизненное восприятие, мы ведь не отталкиваем иудаизм, любим все еврейское, считаем, что наша религия, Тора, суббота спасли наш народ. Еще мы считаем, что юмор помог евреям выжить, я уверен, что это так. И поэтому это никакой не прием. Увы, мы не стали религиозными, но мы любим этих людей. Любим не потому, что они религиозные или нерелигиозные. Нам очень близка эта религия, хотя она не прошла через сердце — «спасибо» советской власти, которая нас так воспитала. Она забрала у нас гораздо больше, чем нам кажется. Вы сейчас учите своих детей, а нас-то никто не учил. Мой отец, который был религиозен, знал иврит и идиш, естественно, мне этого не передавал — он боялся за меня и так, потому что я с десяти лет был антисоветчиком. Я не оговорился, я с десяти лет чувствовал, не знаю почему, какая мразь Иосиф Виссарионович. Не Никита Сергеевич открыл мне глаза.

ИзменитьУбрать
Писатель,
он и на сцене — писатель
(0)

Жизнь столкнула Вас с интересными людьми. Одно из писем, ходатайствующих за Ваш переезд в Швейцарию, было подписано Дюрренматтом. Расскажите о таких встречах.

Мы знали прилично Фриша и Дюрренматта. Фриш был человек очень печальный, человек горького юмора, блестящего горького юмора. Он почти не улыбался. Когда он приезжал в гостиницу или какое-то новое помещение, где должен был жить, он изучал потолок, как он говорил: «Я ищу место, где можно прибить крюк, чтобы повеситься».

Дюрренматт был человек веселого нрава, очень любил сельских жителей. Это был такой Чаплин в последний период, в период его швейцарской жизни, где он стоял в очереди на свои же фильмы. Дюрренматт был веселый, общительный, но резкий человек. Один неплохой русский писатель однажды обратился к нему с просьбой помочь издать свои произведения. Дюрренматт резко ответил: «Писателю помогать не надо, а графоманам я не помогаю. Если Вы писатель, пробейтесь сами».

Ваша жена... Много прожито, пережито. Не только жена, но и друг.

Да, когда-то говорили, что я вывез самую красивую двадцатилетнюю девушку Киева. Я, конечно, не уверен, что самую красивую... но друга. Два века назад был такой мудрец Зуся, который говорил, что тебя на том свете не спросят, почему ты не был Моисеем, а спросят, почему ты не был Зусей. Вот мы с Аликом приехали и решили быть зусями, писать. А наши жены пошли работать...

Какие у Вас впечатления от Одессы, от фестиваля?

Мое, так сказать, боковое ощущение, что есть Одесса и есть еврейская Одесса, которая живет самостоятельной еврейской жизнью, а вокруг нее живет большая Одесса. В этой большой Одессе большое количество евреев, гордость которых и многие другие еврейские комплексы не позволяют им иметь (пока!) близкие отношения вот с этой еврейской Одессой.

Одесса, по сравнению с той, которую я видел или придумал 25 лет тому назад, понравилась мне меньше. Может, потому, что сейчас не лето и потому, что добрых 80 процентов евреев, которые «делали» Одессу, хотят это признавать или нет, покинули ее. Одесса мне показалась какой-то неодесской. Я не видел энергии на лицах, все идут какие-то сжатые, и глаза направлены вовнутрь. А еврейская Одесса, которую я в этот раз увидел больше, показалась мне очень симпатичной.


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №17 > Мы решили быть Зусями...
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-29 02:15:24
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Jewniverse - Yiddish Shtetl Всемирный клуб одесситов Jerusalem Anthologia