+4

№1

Мигдаль Times №1

Русскоязычная ветка Палестины

Анна Мисюк

Особенный, еврейско-русский воздух... Блажен, кто им когда-либо дышал.
(Довид Кнут)

Скажи мне, ветка Палестины...
(Михаил Лермонтов)

Известна шутка насчет того, что в Израиле проживают евреи разных национальностей. Как и во всякой другой, так и в этой содержится лишь доля шутки, а все остальное правда. Насколько велика доля правды в этой шутке особенно хорошо видно, когда отвечаешь на вопрос о языке или, вернее, языках еврейской литературы.

Более двадцати лет назад, когда в Одессе создавался литературный музей, то и дело вспыхивали дискуссии: как это «одесский литературный»? Что за «одесская литература»? Это на «одесском языке», что ли? Саркастические вопросы постепенно истаивали в риторические. Одесской литературой оказалось письменное воплощение городской культуры, ее образы и пространство, характер и ценности.

Может быть, этот опыт поможет нам и с еврейской литературой. Представим, что мы создаем музей или учебник, или составляем антологию, или издаем Еврейскую литературную энциклопедию. В этом случае после того, что мы успешно справились со списком ивритоязычных писателей, не менее бодро с достаточно коротким списком писателей-идишистов, мы начинаем замедлять темпы: диалект ладино — ну ладно, диалект фарси — помилуйте, да это просто персидский язык. Евреи Персидского царства, знаете ли, говорили и сочиняли на фарси. А если сейчас евреи почти покинули новый Иран и все меньше их говорит на фарси, то литература-то сохранилась.

Мы спотыкаемся теперь на каждом шагу: вот великие еврейские поэты, писавшие по-арабски, вот еврейская драма и фантастические сказания по-немецки, вот еврейские семейные хроники по-английски, а зажигательная публицистика — по-французски, еврейская лирическая новелла и по-польски, и по-чешски, а уж по-русски то, по-русски...

Что ж делать — мы решительно машем рукой и гребем к себе в музей, в энциклопедию, в антологию «по пятому пункту» — причем довольно скоро обнаруживаем, что назвали «еврейской» и литературу ярко выраженной христианской образности, и стихи, наполненные любовью к родным фиордам или альпийским лугам, «присвоили» имена давно вошедшие в инолитературную классику, учебники, антологии и теперь, не спросясь, одариваем их тени «двойным гражданством».

Остается тяжко вздохнуть и не пытаться обобщать, классифицировать, собирать то, что было разбросано и рассеяно отнюдь не нами, но стараться читать и понимать по крайней мере то, что нам адресовано на разных языках. Особенно по-русски.

Русскоязычные еврейские писатели, как различить вас от тех евреев, кто вписал страницы и тома в огромность русской литературы?

Я не стремлюсь дать всеобщий и всеохватывающий ответ, а для начала советую прислушаться к ним самим. Таковым считал себя Осип Рабинович — отец-основатель русскоязычной ветви еврейской литературы и ее первых приютов — еврейских русскоязычных периодических изданий, таковым был поэт Семен Фруг, в поэзии которого родной и понятный русский язык пел мелодии мучительно близкие еврейскому сердцу. Таковым был страстный сионист Бен-Ами (Мордехай Рабинович), чье сердце и творческая судьба надломились после погромных событий начала ХХ века: на языке погромщиков он писать не хотел, а на других не мог: оказывается и правда — не писатель выбирает себе язык, а язык писателя. В порче русского языка обвиняли С.Юшкевича и И.Бабеля — нет, не «порча» перед нами, а просто другая литература с особым пространством, образной системой, характерами — еврейская литература.

Придется не испугаться и дать все же не очень престижную, не очень «корректную» формулировку: эту литературу обязательно отличает некий «еврейский национализм», направленность на еврейскую культурную проблематику прежде всего.

Поэтому отказался от перспективы быть блестящим евреем в русской литературе Владимир Жаботинский, поэтому последнее дитя русского Серебряного века Довид Кнут стал еврейским поэтом.

От аккультурации у Рабиновича до сионизма Жаботинского и Кнута — таков проблемно-политический диапазон русскоязычной еврейской литературы классического ее периода. А что теперь?

Русскоязычная еврейская литература, казалось, что погибла, свернулась вслед за аннигиляцией евреев как культурного сообщества в СССР. Она неожиданно возродилась в эмиграции, далеко за пределами традиционного русскоязычного пространства. В США и Германии, в Израиле и, наверное, в Австралии выходят русскоязычные книги, в которых оживает проблематика и поэтика, стиль и мелодика этой, отнюдь не увядшей, оказывается, ветви все еще многоязыкой еврейской культуры.

В порядке иллюстрации:

В Одесский литературный музей прибыли из Женевы на стажировку студенты, специализирующиеся в изучении русского языка и литературы.

Какой странный выбор места стажировки, — удивилась я. Пришла очередь студентов удивляться: вовсе не странный — ведь в Одессе жили все русские писатели, мы их изучаем, мы сюда и приехали посмотреть на прославленный литературой город. В мою душу еще даже не закралось подозрение, когда я попросила уточнить писательские имена, а они наперебой стали перечислять: Рабинович, Айзман, Бен-Ами, Фруг, Бабель, Юшкевич. Тут подозрение уже забушевало, перерастая в уверенность. Кто читает вам литературу? — Шимон Маркиш (!!).

В порядке справки: Шимон Маркиш, женевский профессор, специализируется по русскоязычной литературе. Его перу принадлежит, например, очерк о жизни и творчестве Осипа Рабиновича и работа «Образ еврейской женщины в мировой литературе». Недавно выступавший у нас писатель Феликс Кандель на вопрос считает ли он себя русским или израильским писателем ответил, что сам-то он не задумывался, но вот Шимон Маркиш его недавно переквалифицировал из еврея, пишущего по-русски в Израиле в русскоязычного еврейского писателя. Так-то: ответ — ничто, а главное — цель вопроса.

Добавить комментарий

Добавление комментария

Поля, отмеченные * , заполнять обязательно * Подписать сообщение как  Имя  без пароля (гостевой вход)  Ник  Пароль  Войти?        Зарегистрироваться  Забыли пароль? * Текст  Показать подсказку по форматированию текста