У каждого свое представление о свободе. Многим она видится вооруженной, нуждающейся в вооруженных сторонниках.
В 1827 г. великий Пушкин написал в послании «В Сибирь»:
«Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут – и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут».
Не перо, а меч! Так-то… О том же говорил Гете: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой». Лев Толстой тоже размышлял о свободе, но внутренней, не зависящей от внешней «несвободы»: «Во всей путанице, во всем круговороте жизни одна цель, к которой все приходит: увеличивать любовь. Свобода в том, что каждый может увеличить свою долю любви, и потому благо». И еще одно его высказывание: «О свободе воли: человек свободен во всем духовном, может любить или ненавидеть, но не свободен во всем материальном».
Так что же такое эта пресловутая свобода?
Как по мне – это степень ограничений. Да-да, ограничений, которые на себя накладывает сам человек. Там и общеизвестные «не убий», «не укради», и совсем другие понятия: не лги, не криви душой, не предавай. И данные уже нашим временем: не бойся, не проси, не верь…
Я задумался о том, кто из писателей моего детства, юности, советских писателей, больше всего соответствует этому понятию свободы. И понял, что это Вениамин Александрович Каверин. Почему? Попытаюсь рассказать.
Родился Вениамин Александрович 6 апреля 1902 г. в Пскове, в семье военного капельмейстера Абеля Абрамовича Зильбера и его жены Ханы Гиршевны (в девичестве Дессон), владелицы музыкальных магазинов.
Годы учебы Вениамина в гимназии оставили яркий след в его жизни. Банальная фраза? А вот и нет! Потому что директором гимназии был Артемий Григорьевич – Артур Генрихович, Арон Гиршевич – всяко бывало! – Готалов-Готлиб (см. МТ №96-97). Он-то и послужил прототипом одного из самых подлых героев романа Каверина «Два капитана» – Николая Антоновича Татаринова. С другой стороны, Вениамину повезло с окружением: одноклассником его старшего брата Льва был Юрий Тынянов.
Границей, разделяющей детство и юность, писатель считал зиму 1918-го, когда немецкие войска заняли Псков: «Немцы как бы захлопнули дверь за моим детством». Зато тогда же Вениамин крепко подружился с женихом, а потом и мужем сестры Леи – Юрием Тыняновым, позднее известным писателем и литературоведом.
В 1919 г. Вениамин поступил в московский университет, но в 1920 г., по совету Тынянова, отметившего несомненные способности юноши, перевелся в петроградский. Тогда же начал писать рассказы. Рассказ «Одиннадцатая аксиома» в 1920 г. удостоился премии на конкурсе Дома литераторов.
Жил Вениамин в семье Тыняновых. Так что окружение было потрясающим: Шкловский, Эйхенбаум, Шварц... Виктор Шкловский привел Вениамина в содружество молодых литераторов «Серапионовы братья», представив его как автора того самого рассказа «Одиннадцатая аксиома».
К этому времени Вениамин уже пишет под псевдонимом Каверин, который был взят им в честь гусара, приятеля молодого Пушкина, выведенного поэтом в «Евгении Онегине»:
«К Talon помчался: он уверен,
Что там уж ждет его Каверин.
Вошел: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток…»
Тогда же Вениамин женится на сестре Юрия Тынянова Лидии.
«Серапионы» были очень разными. Евгений Шварц: «Под именем "Серапионовых братьев" объединились писатели и люди мало друг на друга похожие. Но общее ощущение талантливости и новизны объясняло их, оправдывало их объединение». Сам Каверин с иронией заявлял: «Из русских писателей больше всего люблю Гофмана и Стивенсона!»
«Серапионов» отличала преданность и дружба, длившаяся десятки лет. Константин Федин, Михаил Зощенко, Михаил Слонимский, Николай Тихонов – какие имена! Правда, сейчас мало кто помнит Тихонова или Федина – они сами себя погубили, погнавшись за чинами и наградами. Но ведь в каждом был, был талант!
«Мы разучились нищим подавать,
Дышать над морем высотой соленой,
Встречать зарю и в лавках покупать
За медный мусор – золото лимонов».
(Н. Тихонов)
У Каверина начали выходить книги. Он увлекся драматургией, его пьесы охотно ставил Мейерхольд. А тучи сгущались. Чиновники от литературы объявили Каверина писателем-«попутчиком» и злобно громили его, обвиняя в формализме и жажде буржуазной реставрации. В те времена это было очень опасно.
Спас Каверина роман «Два капитана», первая часть которого вышла в 1936 году. По слухам, роман пришелся по душе Сталину, несмотря на то что, в отличие от поощряемых произведений советской прозы, в романе не было восхваления партии и вождя. Это был роман о любви и мужестве, поисках и находках, о настоящей дружбе и добре, о подвиге и, увы, предательстве.
У героев романа были прототипы. Академик Николай Каверин, сын писателя, свидетельствует: «В основу биографии Сани Григорьева положена биография генетика Лобашева. Это он был "слухонемой", как Саня: слышал, но не мог говорить. Кроме того, был летчик Самуил Клебанов – погиб во время войны, его биография тоже отчасти была заимствована. У капитана Татаринова было сразу несколько прототипов. Сам он похож, пожалуй, больше на Седова, а приписанное ему открытие Северной Земли на самом деле было сделано экспедицией Вилькицкого1».
В годы войны Каверин был корреспондентом «Известий», в 1941 г. – на ленинградском фронте, в 1942-43 гг. – на Северном флоте. Его впечатления о войне отражены в рассказах военного времени, и в послевоенных произведениях – «Семь пар нечистых» и «Наука расставания», а также во втором томе «Двух капитанов», вышедшем в 1944 году.
В 1946 г. вышло постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград». Михаил Зощенко и Анна Ахматова, которых член Политбюро Жданов в своем докладе назвал «подонком» и «блудницей», сразу оказались в изоляции. Многие, встретив Зощенко на улице, переходили на другую сторону. Каверин, живший тогда в Ленинграде, как мог, поддерживал попавшего в беду друга, которого считал одним из лучших современных писателей. Они бывали друг у друга в гостях, прогуливались вместе по улицам. Каверин помогал Зощенко и материально. Я вот задумался – много ли известно таких случаев? Вспомнил о постоянной помощи Семена Кирсанова – Мандельштаму, семьи Ардовых – Ахматовой. И не припоминается больше.
Да, это мужество! Да, это порядочность! Но это еще и свобода пренебречь последствиями.
В 1947 г. Каверин переезжает в Москву и, живя в Переделкино, работает над романом «Открытая книга» – о становлении и развитии микробиологии в стране. Прототип главного героя – его брат Лев, впоследствии – крупный советский вирусолог и не менее крупный зек, ибо отведал сталинских лагерей сполна.
Николай Каверин: «Не знаю, сыграло ли роль независимое поведение Каверина в его литературной судьбе. Во всяком случае, когда в 1948 г. вышла в журнальном варианте первая часть романа "Открытая книга", последовал необычно мощный, даже по тем временам критический разгром».
Многих и многих такое бы «убило». Но Каверин оставался верен себе. На 2-м съезде писателей в 1954 г. он выступил с речью, призывая к свободе творчества, к справедливой оценке наследия Юрия Тынянова и Михаила Булгакова. Булгакова! В 1954 году! Представляете? Первым! Раньше всех!
В 1968 г. произошел его публичный разрыв с другом-серапионом Константином Фединым, о чем он объявил в открытом письме, – в связи с тем, что Федин не допустил публикации «Ракового корпуса» Солженицына.
Николай Каверин: «В 1967 году он (В.А. Каверин – А.Б.) подготовил для Съезда Союза писателей речь о состоянии советской литературы, которое считал неудовлетворительным. Он считал неправильным искусственно делать из литературы идейное оружие партии. Но ему не дали эту речь произнести. Сегодня она опубликована. Вообще в это время он подписывал много открытых писем – в защиту Синявского и Даниэля, выступал за публикацию "Ракового корпуса" Солженицына, в защиту Жореса Александровича Медведева, когда того поместили в Калужскую психиатрическую больницу, ездил к нему в Калугу. Столько всего подписал, что было время, когда его вообще не печатали и не переиздавали…»
В 1972 г. Каверин публикует роман «Перед зеркалом», а в 1976-м – автобиографическое повествование «Освещенные окна». «Перед зеркалом» – одно из лучших произведений о любви – создано на основе подлинной истории двух любящих людей.
Наталья Каверина, дочь писателя, вспоминает: «Папе больше была дорога … книга – "Перед зеркалом". Книга о трагическом пути русской эмиграции. Среди приятелей Льва Александровича был один ученый. Перед смертью он привез папе пачку писем – переписку между ним и женщиной, которую он любил с малых лет. На их основе и был написан роман».
Лиза Тураева и Костя Карновский познакомились на гимназическом балу. Они протанцевали вместе весь вечер, а потом решили переписываться. Судьба подарила им совсем немного встреч, поэтому долгая, с 1910 по 1932 гг., переписка стала важнейшей частью их жизни. И любви. Прототипами Лизы и Константина стали Лидия Андреевна Никанорова (Артемова), художница, известная во Франции, а также Павел Александрович Безсонов. Этот человек, необыкновенно одаренный и озаренный, сделал себя сам, пройдя путь от нищего мальчика с Проломной улицы до математика, успешно делающего доклад во Французской академии на французском языке.
Интересно, что прототипом одного из персонажей романа – Ларисы Нестроевой – стала Марина Цветаева, жившая в те времена в Медоне, пригороде Парижа. Руководствуясь строками из романа, я нашел ее дом и сфотографировал. «…Живем вблизи большого медонского леса, наша авеню... в него входит» – имеется в виду авеню Жанны д’Арк, 2 (ныне авеню Дю Буа).
И вот что еще важно: жизнь Лизы Тураевой прожита свободно, зачастую наперекор обстоятельствам, нормам и даже правилам – потому и творческая реализация Лизы высока. Герои романа черпают свою свободу из любви, как бы подтверждая тезис Льва Толстого.
«Освещенные окна» – это автобиографический роман о времени и о друзьях. Тынянов и Зощенко, Шкловский и Шварц, Лев Лунц и Тихонов… Вспоминая друзей и недругов, говоря о времени, трудно избежать соблазна поговорить о себе. Весь первый план, всю мудрость, красоту, талант отдает Каверин друзьям, отодвигаясь, уходя на второй план. Это очень теплая книга.
А вот еще одну книгу воспоминаний Каверина я бы теплой не назвал. Речь идет об «Эпилоге». «Эпилог» описывает историю советской литературы и ее творцов без всяких прикрас, расставляя точки над «i». В нем говорится о деградации Тихонова, о его борьбе за чины и награды, о предательстве Федина, сопротивлении и трудной жизни великого драматурга и сказочника Шварца, мученичестве и страданиях Зощенко, мужестве Пастернака, выносится суровый приговор Алексею Толстому и Валентину Катаеву. Книга сквозит болью за Леонида Добычина, нежностью к Мандельштаму и брезгливостью к Константину Симонову. О Симонове Каверин пишет: «Он изложил мне гениальную теорию поочередного взятия пяти Сталинских премий. И взял шесть...»
«Эпилог» получился обжигающим и горьким.
Николай Каверин: «…о публикации "Эпилога", в котором рассказывается о советском периоде, нечего было и думать. В книге, в частности, идет речь о попытке НКВД завербовать Каверина в качестве литературного стукача осенью 1941 г. (больше им делать было нечего в момент, когда замкнулась блокада Ленинграда, а Гудериан наступал на Москву). Идет речь о подготовке депортации евреев в период "дела врачей" и связанной с этим попыткой состряпать письмо "видных евреев" с просьбой расстрелять "врачей-убийц", о травле Солженицына, о разгроме "Нового Мира" Твардовского. И все это описано участником событий, да еще каверинским пером! "Эпилог" и сейчас – острое и интересное чтение, а тогда книга воспринималась как явное покушение на Советскую власть».
Закончить эту статью хочется словами людей, которых я очень уважаю и ценю.
Евгений Шварц: «Кто-то очень верно подметил: "Каверин – из тех людей, кого литература сделала счастливым: он всегда увлеченно писал, всегда с удовольствием читал других". Может быть, именно эта сосредоточенная погруженность в книги, архивы, рукописи позволила ему в самые жестокие годы "оградить свое сердце от зла" и остаться верным друзьям и себе самому. И потому в собственных его сочинениях, в которых добро всегда – четко и ясно – отделено от зла, мы обнаруживаем "мир несколько книжный, но чистый и благородный"».
Павел Антокольский: «Каждый художник тем и силен, что не похож на других. У Каверина есть гордость "лица необщим выражением"».
Замечания/предложения
Сайт создан и поддерживается
Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра
«Мигдаль»
.
Адрес:
г. Одесса,
ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.:
(+38 048) 770-18-69,
(+38 048) 770-18-61.
Председатель правления центра
«Мигдаль» —
Кира Верховская
.
