Одним из ярких представителей одесской эстрады 1920-30-х годов был Владимир Коралли, чья артистическая карьера связана с театрами миниатюр, где он исполнял веселые и сатирические куплеты. В этом жанре он проработал много лет и приобрел широкую известность. Но это было позже, а начинал Коралли с того, что пел в хоре Бродской синагоги. Вот об этом, мало кому известном периоде жизни Владимира Коралли, хочется рассказать подробнее.
Итак, Владимир Филиппович Коралли (настоящая фамилия — Кемпер) родился в Одессе в мае 1906 года, в семье портового рабочего: «...в семье я был тринадцатым, но шестеро умерло в раннем возрасте, и только семеро остались в живых». Отец умер, когда Володе было шесть лет, и, оставшись без кормильца, вся семья, кроме него — самого младшего — пошла работать. Володю же отдали в хедер.
Следует отметить, что у всех мальчиков этой семьи были хорошие голоса, и часто на праздники они устраивали домашние концерты, на которых Володя пел песни и отбивал чечетку. Спустя много лет, вспоминая о своем детстве, Владимир Коралли очень подробно описал тот момент, когда он впервые стал зарабатывать. И не где-нибудь, а в синагоге Бродского. Приведу рассказ самого Коралли: «Когда мне исполнилось восемь лет, и я уже два года проучился в хедере, мать взяла меня за руку и повела на Жуковскую улицу (угол Пушкинской), в знаменитую хоральную синагогу Бродского. Ее назвали так по имени сахарозаводчика1, на чьи деньги она содержалась. Эта синагога — единственная в России, которая славилась своим хором и органом. Одесситы посещали ее не только как храм Б-жий, но и как «храм искусства». Певчими там были известные певцы одесского оперного театра, стремившиеся улучшить свой семейный бюджет. Послушать хор и орган приезжали из многих городов. Здесь бывали и иностранцы из разных стран. Но в эту синагогу пускали только именитых горожан. Многие имели там постоянные места, как, например, градоначальник Одессы Сосновский. Бедняки же не могли туда попасть и слушали хор, стоя на улице. У бедняков были свои синагоги, вроде Шалашной на Малой Арнаутской улице, где и хор был попроще, и орган заменяла фисгармония.
Мы вошли в зал полуподвального помещения. Здесь происходили спевки. Как раз шла репетиция. Мощное звучание хора ошеломило меня. Моя мать была религиозной и так же воспитывала своих детей... К тому же, мы пели молитвы в хедере. Но такого стройного и мощного звучания мне слышать не приходилось.
За фисгармонией в этом подвале сидел громадный старик с львиной гривой седых волос, похожий на библейского пророка. Но большой белый бант на чесучовой толстовке смягчал его облик, придавая ему что-то романтическое. Это был главный дирижер и композитор синагоги Новаковский. Увидев нас, он дал знак, и хор смолк. Так как мы в нерешительности топтались у дверей, Новаковский встал и подошел к нам.
— Господин Новаковский, — сказала мать, — теперь я привела к вам моего младшего мальчика.
Говоря это, мать, наверное, надеялась, что главный дирижер хора помнит, что старшие ее сыновья Зиновий и Эмиль уже поют в хоре.
— Ваш сын, госпожа Кемпер, еще не дорос до такого хора, где поет сам Пиня Миньковский.
— Но вы, господин Новаковский, не знаете, какой у моего Володыню голос, — возразила мать. — Я уверена, — продолжала она, — что самому Пине Миньковскому понравится такой альт.
Новаковский посмотрел на меня еще раз, уже внимательней, взял за руку и подвел к фисгармонии.
— Повторяй за мной, — сказал он, начав играть и петь, — до... ре... ми...
...Я четко провел всю гамму, с каждой повышающейся нотой мой голос становился сильнее и увереннее, я точно повторял за Новаковским ноты в любом порядке, и он определил у меня абсолютный природный слух. ...Новаковский посадил меня на свои колени и сказал:
— У этого мальчика действительно звучный альт. Для начала мы будем поручать Володе небольшие самостоятельные партии, а в дальнейшем, я надеюсь, он станет солистом нашего хора. — На этих словах все хористы, более ста человек, особенно мои братья Зиновий и Эмиль, зааплодировали, и с возгласами «браво, кацапчик!» (эта кличка впоследствии так и осталась за мной) поздравили меня с выдержанным экзаменом. А Новаковский продолжал:
— Плату ему положим... — он посмотрел на небогатый наряд матери, на мои стоптанные туфельки, — плату ему положим три рубля в месяц, а сверх того — по двадцать копеек за каждые похороны...
Мы вышли окрыленные. Мать обняла меня и прослезилась:
Вот теперь и ты, мой «мизынек» (самый младший), стал кормильцем.
...С утра я шел в хедер, а в середине дня — на спевку в то же полуподвальное здание. Мы репетировали песнопения для служб по пятницам и праздничные программы... С каждым днем я все больше входил во вкус хорового пения...»
В 1916 году брата Владимира Коралли — Юлия — призвали в армию и отправили на фронт, где он «пал смертью храбрых за веру, царя и отечество». Юлий был главным кормильцем семьи, зарабатывал он тем, что пел куплеты в одесских театрах миниатюр и выступал под псевдонимом Ленский. Первая мировая война переросла в гражданскую, жизнь становилась все труднее, и в 1918 году Владимир Коралли ушел из синагоги, прослужив там четыре года. С этого времени он начинает зарабатывать исполнением куплетов на злободневные темы. Публика его была разнообразной, он выступал и на сценах театров, и в военных эшелонах, и просто перед селянами. А ведь было ему в то время всего двенадцать лет. Вот так, в конечном итоге, и случилось, что работа, помогавшая выжить в детстве, стала делом всей жизни Владимира Коралли — знаменитого куплетиста из Одессы.
Замечания/предложения
Сайт создан и поддерживается
Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра
«Мигдаль»
.
Адрес:
г. Одесса,
ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.:
(+38 048) 770-18-69,
(+38 048) 770-18-61.
Председатель правления центра
«Мигдаль» —
Кира Верховская
.
