БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №130 > ВЛАСТЕЛИН МИРА
В номере №130

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
+2
Интересно, хорошо написано

ВЛАСТЕЛИН МИРА
Ольга НЕМЫТОВА, Алексей КОЦИЕВСКИЙ

Мой отец был довольно известный в Одессе антиквар. И пока я рос в доме, который был набит антиквариатом, я что-то запомнил и чему-то научился. Конечно, в сравнении с моим покойным отцом – я ученик музыкальной школы против Ойстраха, но мои друзья иногда у меня консультируются. Во-первых, потому что бесплатно. А во-вторых, я ничего не покупаю, значит, мне нет смысла обманывать.

Мало того, что они консультируются у меня сами, они иногда дают мой телефон своим знакомым – и время от времени мне звонят и просят что-нибудь оценить. В основном, всякую чепуху – картины, которые дедушка скопировал с Шишкина, или керосиновые лампы, которые их владельцы считают Б-г весть какой ценностью. А если кому-то досталась по наследству писаная под оклад иконка начала 20 века, так ее владелец глубоко убежден, что это не меньше, чем Рублев, и что он за нее купит как минимум дом на Фонтане и «мерседес». А когда я говорю, что ей цена не больше пятидесяти гривен и покупателя тоже надо искать лет пятьдесят – меня подозревают в злокозненных намерениях и, видимо, после моего ухода тщательно прячут иконку под половицей. Поэтому я не очень люблю выступать консультантом.

Но в этот раз мне позвонила девушка, на которую я имел виды, и у меня возникла надежда, что, может быть, в какой-то форме я свой гонорар получу. Мне должны были перезвонить какие-то ее родственники и показать какую-то вещь, которая хранилась в их гараже где-то на Генерала Петрова угол Радостной. Радовало, что меня обещали отвезти на машине туда и назад.

ИзменитьУбрать
(0)

Родственники оказались довольно приятными людьми, – пара среднего возраста и средней же интеллигентности. Ко мне они относились с величайшим пиететом и уважением, и я подумал, что окучиваемая мною барышня обо мне достаточно высокого мнения.

Гаражный кооператив за последние годы приобрел некоторые черты Беверли-Хиллс – предприимчивые владельцы гаражей расширили свои строения, надстроив местами второй, а кое-где и третий этаж. Именно к такому трехэтажному гаражу мы и подъехали.

За железными воротами собственно гаражного отделения открылось довольно просторное помещение, рассчитанное на два машиноместа и еще кучу всего. В глубине гаража от пола до потолка был установлен монументальный стеллаж. На его средней полке хранилось что-то очень объемное, завернутое в брезент военного образца.

Когда брезент сдернули, я минут десять стоял в молчаливом оцепенении.

– Так, – спросил я. – И что вы у меня хотите узнать?

– Понимаете, – извиняющимся тоном зачастила Альбина Львовна, – мы думаем, что это Ковчег Завета. Ну тот, который описан в Библии. Мы хотели выяснить, настоящий он или нет.

– И что с ним делать, как его можно продать или еще что-то, – поддержал супругу Борис Михайлович.

– Не знаю, – честно ответил я. – Я никогда в жизни не видел настоящих Ковчегов Завета. Мне не с чем сравнивать. Полагаю, размеры вы сравнили уже без меня...

– Сравнили, все совпадает, – радостно поддакнула Альбина.

– А я единственное, что могу сказать, что металл с виду старый и работа похожа на старинную. Кстати, он пустой или, может быть, полный? – когда я произносил эти слова, я чувствовал себя пациентом сумасшедшего дома, который на полном серьезе считает себя Наполеоном и обсуждает со своим соседом по палате Лениным планы раздела мира.

– Запечатанный, – веско сказал Борис Михайлович, – и внутри вроде что-то шуршит.

– Вы не открывали? – спросил я.

– Не решились, – в один голос стушевались супруги.

Действительно, артефакт был запечатан. И запечатан неоднократно. Одна печать из какого-то материала, похожего на рассохшийся асфальт, имела на себе изображение финиковой пальмы, меноры и каких-то букв, которые я для себя определил как палеоеврейские. Другая печать идентификации не поддавалась, но была явно древнего происхождения.

Но главное – предмет, который мне предлагался к рассмотрению, был обхвачен толстенными стальными полосами, которые на фасадной части уходили в мощнейшие сейфовые замки. На никелированных замках прецизионной штамповкой нанесены были хрестоматийные орлы Третьего рейха, держащие в когтях медальоны со свастикой. Кроме того, над одним из замков была привинчена толстая латунная табличка со следующим текстом: «Абсолютно секретно. Чрезвычайно опасно. Запрещается нарушать целостность под страхом расстрела на месте. Запрещается нахождение посторонних, не имеющих допуска "А" вблизи предмета. Запрещается распространение любой информации о предмете. Любому лицу, случайно оказавшемуся вблизи предмета, или видевшему его, немедленно явиться в ближайшее отделение контрразведки и объявить пароль "тайны востока" дежурному офицеру. Разглашение информации дежурному офицеру запрещается».

Мой немецкий не выдерживает никакой критики, но содержание латунной таблички легко воспринималось на интуитивном уровне. Кажется, я начал понимать, почему супруги не решились применить к этому артефакту болгарку.

– Вы кому-нибудь еще показывали его? – спросил я.

– Мы хотели показать его нашему раввину. Но у него сначала были одни праздники, потом другие праздники, потом он летел в Израиль, потом он сказал «если да, то не сегодня», потом он сказал «я обещал позвонить – значит, позвоню»... В конце концов, Боря не выдержал и сказал, что речь идет о Ковчеге Завета. Тогда раввин сказал, что у него в числе прихожан есть один очень хороший доктор, и что доктор как раз специалист по таким вопросам. Боренька все понял, и больше с раввином мы не говорили.

– Еще кто-нибудь? – спросил я.

– Нет, – уверенно и, похоже, искренне заверила меня Альбина Львовна. – Достаточно, что раввин считает нас сумасшедшими.

– Вы проверяли, что это за металл?

– Для этого же надо отколупать кусочек. Мы почему-то никак не можем решиться...

– Ладно, – сказал я, – попробуем зайти с другого бока. Какова история этой вещи, как она появилась в вашей семье? Ведь вряд ли вы купили ее на Староконном базаре...

Супруги эмоционально, но слаженно изложили мне все, что они знали, о чем догадывались и что предполагали.

Туманнее всего было начало истории. Судя по всему, экспедиции Анэнербе{{Анэнербе (Ahnenerbe) – «Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков». Организация, существовавшая в Германии в 1935-45 гг. и созданная для изучения наследия германской расы с целью оккультно-идеологического обеспечения функционирования госаппарата Третьего рейха.}}, перерывшие весь мир в поисках магических артефактов, обнаружили-таки Ковчег Завета или то, что мы предположительно считали таковым. Индиана Джонс, к сожалению, в реальной истории отсутствовал и не помешал немцам завладеть этим объектом и доставить его в пригород Берлина Потсдам, в особо секретную лабораторию, специализировавшуюся на поисках мистических средств переломить ход войны. Несмотря на то, что дело было уже в конце сорок четвертого года, различные ведомства Третьего рейха затеяли ожесточенную, но затяжную войну за право исследовать этот объект. Победитель получал шанс стать любимцем фюрера­.

Ковчег не открывали – это подтверждают и сохранившиеся в целости аутентичные печати, но – вроде бы – даже и при внешнем его исследовании кто-то погиб.

Все эти события известны исключительно со слов полковника интендантской службы Половинчука, который со своей трофейной командой и обнаружил тайную лабораторию, Ковчег и тридцать томов документации – переписки между инстанциями.

Половинчук, судя по всему, был из тех, для кого война – мать родна. В его функции входил сбор особо ценных трофеев для одного из маршалов Советской Армии, но полковник не забывал и о себе. Поэтому все документы, сопровождавшие Ковчег, он уничтожил (во всех других инстанциях артефакт проходил под кодовым названием «Багаж» – «Гепекштюк» – и не мог быть идентифицирован), а массивный золотой ящик направил воинским эшелоном в Одессу на склад, откуда вскоре перевез на свою квартиру.

Следует отметить, что огромная квартира Половинчука представляла собой скорее гибрид музея и склада, нежели обыкновенное человеческое жилье. Необходимости продавать Ковчег или пытаться отдирать от него куски и сбывать на лом у Половинчука не было – ему хватало иголок для швейных машин, фильдеперсовых чулок и сапожной кожи. А страх был – засветившись у барыг, полковник мог привлечь к себе внимание и милиции, и, что гораздо хуже, НКВД.

Так что до самой его смерти Ковчег спокойно простоял в окружении мейсенского фарфора, резной слоновой кости и картин с печатями немецких музеев на оборотной стороне.

Дочь и наследница Половинчука, рыхлая и не вполне нормальная девушка бальзаковского возраста, любила тратить деньги широко, а работать не любила вовсе. Цен на антиквариат она не знала, да и спроса на него в эпоху, когда мебель Буль выкидывали на помойки, чтобы купить чешский полированный гарнитур, не было.

Девушку прибрал к рукам и охмурил некто Шайко, известный антиквар, подбиравший за бесценок по всей Одессе осколки дореволюционного богатства и трофейные шедевры. Я застал в живых Владимира Ивановича, по прозвищу Паук, и даже бывал с отцом в его логове, так что эта история отчасти повышала правдоподобие всего рассказа. Постепенно все наследство Половинчука перекочевало в собрание Шайко, легендарное уже в те времена и совершенно фантастическое по нынешним меркам.

После его смерти московские наследники (дальние родственники, поскольку семьи у Шайко никогда не было) вывезли все из Одессы, а судя по всему – и из распадавшегося тогда Союза.

Но Ковчега среди вывезенных сокровищ не было. Указание на его местоположение содержалось в завещании покойного, где было сказано «завещаю моему тра-та-та свою четырех­комнатную квартиру». В то время как квартира Шайко и по техпаспорту, и по факту была трехкомнатной.

Наследники восприняли это несоответствие как проявление начинавшегося у Шайко старческого слабоумия и не придали значения слишком тонкому намеку. К тому же, во-первых, они были опьянены свалившимися на них миллионами, а во-вторых, никакого Дэна Брауна в те времена еще не читали. Тайна лишней комнаты открылась, когда Борис Михайлович и Альбина Львовна затеяли перепланировку купленной у наследников Шайко квартиры. В абсолютно ровной стене обнаружилась заделанная фанерой и заклеенная обоями дверь, за которой скрывалась крохотная – два на два метра – комнатка без окон, хранившая Ковчег и записки Шайко, повествующие о его происхождении.

– Ну что ж, – сказал я, – как говорят опытные антиквары, к предмету прилагается добротная легенда. Записи Шайко вы сохранили?

– Да, конечно, – закивала Альбина Львовна.

– Впрочем, это всего лишь мемуары Паука. А он никогда особо не гонялся за правдой. Хорошо, давайте определимся, чем я могу быть вам полезен. Все, что я мог сказать о его подлинности, я уже сказал.

– А вы не хотите попробовать его открыть? – Альбина Львовна попробовала по-женски заглянуть мне в глаза.

ИзменитьУбрать
(0)

– Я? Болгаркой? Нет, не хочу.

– Что вы посоветуете нам с ним делать?

– Давайте подумаем. Отколупывать куски и продавать на лом вы не готовы. Взламывать тоже. Давайте вы спрогнозируете ситуацию, в которой вы собираете пресс-конференцию и сообщаете мировой общественности, что вы являетесь счастливыми обладателями...

– Б-же упаси! – в один голос воскликнули Борис Михайлович и Альбина Львовна. – Все Индианы Джонсы сбегутся в наш гараж. Не говоря уже о Бенях Криках и Мишках Япончиках. А нельзя ли его как-нибудь продать целиком, так, чтобы никто об этом не знал?

– Продать кому? Поймать какого-то миллиардера, оглушить, связать, привезти в Одессу и пока он не оклемался, продать ему Ковчег Завета? Когда вы продаете, вы спрашиваете одного – не хочет ли он купить, второго – не хочет ли он купить, а на третьем вам уже нечего продавать.

– Так что нам делать?

– Не знаю. Могу только сказать, что бы я делал на вашем месте. Во-первых, убил бы консультанта, то есть меня, чтобы ничего не разболтал. Во-вторых, положил бы труп вот в эту смотровую яму и залил бы цементом...

– Аленочка знает, что вы поехали к нам, – невпопад ляпнула Альбина Львовна.

Мы с Борисом Михайловичем уставились на нее, как ослепленные молнией.

– То есть, я хотела сказать, что мы вам целиком доверяем и рассчитываем на вашу порядочность. Аленочка говорила, что вы необык­новенно порядочный молодой человек.

– Альбиночка, ты вообще чаще думай, когда говоришь, – мягко и деликатно улыбнулся своей супруге Борис Михайлович.

– Ну, если вы не готовы к цементным работам, по крайней мере, перепрячьте ваше сокровище. Я не хотел бы быть живым носителем информации о местонахождении Ковчега Завета. А Аленочке я скажу, что вы показывали мне картины вашего дедушки.

– Коньячку? – предложил Борис Михайлович и почти незаметным движением опустил в мой нагрудный карман сто долларов. Не успел я ответить, как он достал из ящика с инструментом бутылку «Курвуазье».

За коньяком последовали шпроты, банка маслин и пластмассовые стаканчики. В гараже было холодно. Мы пили ледяной коньяк и дышали выхлопными газами включенного для обогрева автомобиля.

– Да, – сказал Борис Михайлович, – я всегда подозревал, что быть властелином мира – тошнотворное занятие.

Он был все-таки интеллигентней, чем Альбина Львовна.

Из книги «Сорок бочек арестантов»

Рисунок Анастасии Твориловой


Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №130 > ВЛАСТЕЛИН МИРА
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-11-03 09:26:15
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Еженедельник "Секрет" Jerusalem Anthologia Dr. NONA