БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №171-172 > ЧЕМОДАН МИХОЭЛСА
В номере №171-172

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
+2
Интересно, хорошо написано

ЧЕМОДАН МИХОЭЛСА
Илья РУДЯК

Четырнадцатого января сорок восьмого года мне исполнилось девять лет. В этот день я впервые услышал имя Михоэлса. Мама плакала и шептала: «Они убили, убили его!»

Тогда я ещё не понимал, что для нас, переживших недавно оккупацию, случайно выживших, значит это трагическое событие…

Илья Эзрович Рудяк – писатель, режиссёр, сценарист, книжник, коллекционер.

ИзменитьУбрать
(0)

Родился в 1939 г. в местечке Джурин под Винницей. С 1941 по 1944 гг. находился в Джуринском гетто. В 1959-1980 гг. жил в Одессе. Преподавал в студии киноактёра, ставил спектакли, снимал фильмы.

Эмигрировал в 1980 г. в США. Выпустил там альбом о фотографе Моисее Наппельбауме, затем – две книги рассказов – «Только в Одессе» и «Мы здесь и там». Публиковался в газете «Новое русское слово».

Открыл книжный магазин, потом создал «Дом русской книги» и при нём художественную галерею, которые стали культурным центром для русскоязычного Чикаго. Приезжавшие в Чикаго актёры, писатели, поэты, художники непременно наведывались сюда. Гостями «Дома русской книги» были Белла Ахмадулина, Василий Аксёнов, Евгений Евтушенко, Наум Коржавин, Иннокентий Смоктуновский, Зиновий Гердт, Валентин Гафт, Фазиль Искандер, Виктория Токарева, Олег Меньшиков, Марк Розовский, Игорь Губерман и многие другие.

За годы работы «Дома русской книги» Илья Эзрович собрал библиотеку книг с автографами и подготовил к изданию книгу «Автографомания».

«Гёте в гетто» и «Прощание с местечком» – дань еврейской теме.

Всего за годы эмиграции Рудяком написано более 250 рассказов, издано 18 книг.

Илья Рудяк умер год назад – 1 мая 2020 года.

russianemigrant.ru

…а когда мне было лет одиннадцать-двенадцать, я услышал впервые и голос Михоэлса. У тёти Сарры «ди Квосныцы»1 – она торговала мочёными яблоками – уцелел довоенный патефон с коробочкой иголок. Были у неё и несколько пластинок Апрелевского завода. Одна, которую мы с двоюродными братьями заездили «до хрипоты», до шипа, называлась «Песня про Щорса». Вслед за хором мы подпевали:

«Чьи вы, братцы, будете,
Кто вас в бой ведёт?
Кто под красным знаменем
Раненый идёт?»

…из песен слов не выбросишь…
…другой чёрный круг с красной этикеткой гласил:

«Дуэт Вениамина и Сендерл в корчме. Из пьесы “Путешествие Вениамина Третьего” по Менделе Мойхер-Сфориму.

Исполнители: С.М. Михоэлс и В.Л. Зускин.

Гос. еврейский т-р».

Два человека разговаривали и пели на идише, на языке, нам знакомом с пелёнок. И то, что это звучало с пластинки наряду с русской речью, наполняло нас гордостью.

А если бы мы тогда ещё и знали, что верную боевую подругу, жену командарма Николая Щорса звали Фрумой Давыдовной…

Я уже тогда сам мечтал стать актёром. Сама Фаина Ушеровна, учительница русской литературы, прочила мне успех на этом поприще: я читал громко, активно, с выражением!!!

«Вот разбогатею (а все актёры – наивно представлял себе я – люди богатые), и приеду в Джу­рин, и первое, что сделаю, – уплачу кровельщику Нояху, чтобы он починил крышу домика дедушки Хаима, построю новую библиотеку в местечке вместо старой развалюхи, раздам деньги всем моим родственникам, а папу и маму просто озолочу…»

Я пришёл впоследствии на сцену, богатым не сделался, но к тому времени ушли из жизни и бабушка Лея, и дедушка Хаим, и моя мама, и тётя Фейга, и я приезжал на похороны, на кейверувыс2

…перенесёмся на семнадцать лет вперёд.

Я, начинающий режиссёр, в гостях у вдовы Соломона Михайловича, Анастасии Павловны Потоцкой-Михоэлс. Маленькая, затемнённая спальня, служащая и гостиной, и кабинетом, и столовой. На старом, видавшем виды шифоньере – бронзовый бюст Великого Актёра, и рядом – два куска переломанной палки.

– Они сначала убили его выстрелом в затылок, а потом переехали мёртвое тело колёсами машины, чтобы сочинить по указке Сталина версию о несчастном случае.

Она налила себе в небольшую рюмочку водки из графина, в котором выращен был какой-то ароматный гриб.

– Соломона Михайлыча анатомировал академик Збарский. Я спросила Бориса Ильича: «Он долго мучился перед смертью?» «Нет, – ответил тот, – в его зажатом кулаке был ворс от шинели. Он пытался бороться с человеком, который оказался перед ним, а другой, стоявший за его спиной, выстрелил. Смерть наступила мгновенно…»

…руки Михоэлса… У него были сильные пальцы. Он легко разламывал ими рафинад, когда пил чай вприкуску.

Каждому персонажу на сцене он находил выразительный, запоминающийся жест.

Последним жестом его пальцев было сопротивление.

В театре на Малой Бронной на сцене стоял гроб с телом Михоэлса. Его лицо было в ссадинах и подтёках, которые не смог скрыть даже грим. Загримированный актёр на смертном одре…

Был на редкость холодный день. Люди долго стояли в очереди, чтобы попасть в зал.

Существует легенда, что на крышу дома напротив театра забрался человек со скрипкой и играл траурные еврейские мелодии. Может, отсюда и появился «Скрипач на крыше»?

У Шолом-Алейхема такого названия нет. Это ближе образам Шагала. Они дружили.

Шагал, написав декорации к «Менахем-Мендлу» и готовя эскизы костюмов, сказал Ми­хо­эл­су: «Ты знаешь, Шлойме, тебе надо было бы залепить твои ойгн, а на лбу нарисовать только один большой глаз!»

Марк Захарович прислал телеграмму соболезнования. Приехать ему бы не разрешили.

– А когда он через много лет, позже, – рассказывала Анастасия Павловна, – прибыл всё-таки в Москву, и я с немалыми трудностями добилась встречи с ним в гостинице, он обнял меня, но говорил шёпотом и показывал на люстру в потолке…

…в родной Витебск его тогда тоже не пустили.

Во всякий мой приезд в Москву я посещал Анастасию Павловну или, как остроумно пере­иначил её имя Ираклий Андроников, – Анастезию Павловну. Мы обязательно ездили в крематорий Донского монастыря, где покоится прах Михоэлса (покойно ли ему там?), и молча стояли у памятника с печальной бронзовой головой Актёра.

Как-то Анастасия Павловна пригласила меня сопровождать её в Центральный дом литераторов. Там она должна была встретиться с Кон­стан­тином Симоновым по поводу издания переработанной и дополненной книги воспоминаний о Михоэлсе. Требовалась его, Симонова, помощь, его авторитетное слово. Он был холодно вежлив. Держал в руке погасшую трубку, напоминая мне этим, да и восточным обликом тоже, Иосифа Виссарионовича. Выслушав перечень имён и бегло полистав рукопись, коротко сказал:

– Думаю, что ещё не настало время.

К 75-летию Михоэлса – оно выпало уже на «оттепельное время» – я попытался организовать в Одессе «Вечер памяти». Дом творчества на Гоголя, 2, где размещалась театрально-нотная библиотека, предоставил зал. Я обошёл всех оставшихся в живых еврейских писателей и актёров, друживших с Михоэлсом. Некоторые из них не так давно вернулись из лагерей. Когда я предлагал им выступить с воспоминаниями, они не верили ушам своим и… отказывались. Срабатывал синдром страха.

Вечер состоялся.

Все кресла заняты. Люди стоят в проходах, в коридоре, на мраморной лестнице, двери из зала настежь открыты.

Ирма Друкер – автор романа «Клезмер» о еврейских музыкантах, сын известного кантора из Чернобыля, прикованный к постели после инфаркта, написал великолепное «Слово о Михоэлсе», которое я зачитал, а знаменитый режиссёр Одесского украинского театра, единственный в городе Народный артист СССР, седовласый, высокий, красивый Василь Степанович Василько около часа рассказывал о «еврейском брате по театру» – Соломоне Михайловиче Михоэлсе.

Я нашёл в кинопрокате копию фильма «Цирк», где Михоэлс исполнял крошечную роль поющего на еврейском языке колыбельную заснувшему негритёнку. Во время борьбы с «безродными космополитами» этот эпизод вырезали.

Что творилось в зале – трудно передать. Это был триумф возвращения Актёра к публике.

Михоэлс, на первый взгляд, был уродлив: невысокого роста, лысый, с оттопыренной нижней губой, – но стоило ему заговорить, и он становился прекрасным. Его тянуло к красивым женщинам. Красавицы отличали и его среди других.

Я показывал в Бостоне слайд-шоу «Триумф и трагедия Соломона Михоэлса». После представления ко мне подошла весьма приятная дама лет семидесяти с явными чертами былой красоты. В руках она держала старый конверт. «Что-то связанное с Михоэлсом», – подумал я и не ошибся. Она вынула фотографию. На обороте я узнал знакомый почерк Соломона Михайловича. До полуночи мы разговаривали о театре, о судьбе, «о странностях любви».

Вот её рассказ вкратце.

ИзменитьУбрать
Михоэлс в роли короля Лира
(0)

«Летом, в тридцать девятом, ГОСЕТ гастролировал в Ленинграде. Среди друзей и знакомых только и слышно было: “Король Лир – Михоэлс!” Я родилась в еврейской семье, но языка идиш не знала. Я готовилась к госэкзаменам в университете, но всё же решила пойти в театр. Перед спектаклем перечитала пьесу.

С первого появления Лира-Михоэлса до последней сцены, когда он умирает рядом с Корделией, я была зачарована. Рыдала, не стесняясь.

Буквально через день я должна была быть в Москве на свадьбе у кузена. Этим же поездом отбывал в столицу и Еврейский театр. У меня было место в плацкартном вагоне. Три других в купе занимали актёры. Неожиданно туда заглянул Михоэлс.

Он посмотрел на меня, и я покраснела. Не успела опомниться, как уже сидела в вагон-ресторане среди актёрской братии, рядом с Михоэлсом. Он был в ударе. Он играл новый спектакль для меня одной. Я это понимала. Когда закрыли ресторан, мы перекочевали в спальный вагон. Некто Мечик или Чечик, секретарь Михоэлса, перенёс мой чемоданчик за мной, и пир продолжился. Это была незабываемая ночь…»

Он играл Уриэля Акосту, мечтал о Гамлете, а короля Лира представил без традиционной бороды. И как сыграл! Прославленный английский интерпретатор Шекспира, Гордон Крэг, после просмотра «Короля Лира» в Государственном Еврейском Театре в Москве признался, что на его родине такого актёра нет.

Ирма Друкер гостил в Москве. В Одессу он возвращался вместе с Михоэлсом. Того пригласили на открытие памятника на могиле Менделе Мойхер-Сфориму.

Дорога предстояла длинная. Времени хоть отбавляй. Соломон Михайлович предложил писателю, знатоку еврейской народной музыки, посоревноваться в знании популярных нигнс3 . Автор романа «Клезмерс» делал зачин, актёр подхватывал и заканчивали песню вместе. Мелькали станции, города, деревни, а певцы были неутомимы.

В спектакле «Фрейлехс» Михоэлс использовал это.

Остроумие, самоирония были его неизменными качествами. Одна шутка дала мне повод написать эпиграмму:

Мудрец Михоэлс – еврейский бард,
Сохраняя перед зеркалом дистанцию:
«Этот пунэм4 надо сдать в ломбард
И навеки потерять квитанцию».

Когда я сказал папе, что познакомился с вдовой Михоэлса, Анастасией Павловной Потоцкой, он сразу спросил:

– Из тех Потоцких?

– Да, папа.

– Так она – польская паненка?

– Скорее – русская еврейка.

Он был смущён. Я огорчил бы его, если бы добавил, что и у Бабеля Исаака Эммануиловича вторая жена была русская женщина, и внук Менделе Мойхер-Сфорима, жившего у нас в Одессе, женат был на украинке, но они, все эти «гойки»5 , были достойны своих мужчин.

Второй вопрос папы:

– Михоэлс был знаком с Шолом-Алейхемом?

Я сопоставил годы жизни обоих и подумал, что вероятность встречи могла быть. Шолом-Алейхем проживал ещё в Киеве, когда Шломо Вовси был студентом тамошнего коммерческого института, куда евреям был доступ.

А вот на могиле любимого писателя в Нью-Йорке в 1943 году Михоэлс побывал.

Мой дорогой, мой добрый папа Эзра! Он читал для меня на идише «Мальчика Мотла», и я гордился им ещё больше прежнего. Он высоко ценил Шолом-Алейхема, но считал, что тот был «а лэц» – насмешник.

А когда мы стояли на Красноармейской улице в Киеве перед разбитой в который раз мемориальной доской «В цьому будинку проживав єврейський письменник Шолом–Алейхем…», я заметил слезу на щеке у папы.

…Михоэлс часто повторял: «Евреи – народ книги». Он сам был книжником во плоти. Любил книгу, знал толк в ней, много читал, но не был собирателем. Он всегда находил нужную ему книгу для работы, для подтверждения мыслей, для цитирования.

Зная, что я собираю «Пушкиниану», Анастасия Павловна сняла однажды с полки тоненькую жёлтую книжечку. Я узнал её по переплёту художника А. Кравченко – «Египетские ночи». Её подарила Соломону Михайловичу Вера Яков­лев­на Тарасова, тоже художник, создавшая десяток офортов с изображением актёра в спектаклях «Король Лир» и «Путешествие Вениамина Третьего». Этот вдвойне драгоценнейший подарок стоит у меня в обновленной Чикагской «Пушкиниане».

Из рассказов Анастасии Павловны:

… любимая мысль Михоэлса: «Человек рождается сразу богатым или бедным. Старшим или младшим». Имел он в виду, конечно, душевные качества и ответственность перед людьми… Лично он был и богатым, и старшим. Хотя по­явил­ся на свет… нежданным. Его брат-близнец уже полчаса заявлял своим криком, что он есть, и счастливая мать не подозревала, что её второй сын замешкался немного, да и кроватку подготовили на одного…

…впоследствии Михоэлс относился к бытовым неудобствам совершенно спокойно…

Отец мечтал видеть его врачом или адвокатом, веря, что и тот, и другой спасают человеку жизнь.

Шлойме Вовси выбрал неизвестный, нелёгкий, тернистый путь актёра. Вот тогда он и взял себе псевдоним Михоэлс – сын Михоэла.

Его двоюродный брат тоже стал профессиональным актёром и остался на своей фамилии. По этому поводу в Москве ходила шутка: «Этот Вовси не Михоэлс».

…богатый и старший. В день получки заработной платы Михоэлса уже поджидали возле театра «нуждающиеся в поддержке». Он никогда не отказывал, если деньги были у него самого. Когда они кончались, он вывешивал на дверях кабинета старые брюки с вывернутыми карманами.

Часто сам просил в долг «трёшку».

Много курил.

Когда его пригласил к себе в фотоателье Моисей Соломонович Наппельбаум, он запасся папиросами, зная, что знаменитый Мастер долго ищет нужный ракурс, усаживая в легендарное кресло объект своего внимания. Кресло, в котором сидели и Станиславский, и Мейерхольд, и Качалов, и Козловский, и Ойстрах, и Ахматова, и Пастернак, и Шостакович… не хватило бы и тетрадки, чтобы перечислить актёров, писателей, поэтов, композиторов, художников, кто только ни облокачивался на те подлокотники с львиными головами.

Актёр разговаривал с возвышающимся над ним фотографом на мамэ-лошн, на великолепном идише, с хохмами, с притчами, с изречениями, как умел Михоэлс.

Но что-то не получалось с позой, с говорящими руками, пока Соломон Михайлович не попросил разрешения закурить. И то, как он доставал пачку из кармана брюк, и то, как вынимал из неё сигарету, как прикуривал, как держал её между пальцами, как «смачно» затягивался и выпускал дым, не ускользнуло от опытного глаза Мастера и вмиг решило композицию портрета.

– Жаль, что вы не курите, Моисей Соломонович, а то мы бы до ночи разыгрывали пьесу «О пользе табака в искусстве фотографии», – пошутил актёр.

Тост Соломона Михайловича, обращённый к академику П.Л. Капице: «Пожалуйста, создавайте тяжёлую воду, переводите жидкость в газ, в твёрдое тело, во что хотите, только оставьте нам нормальными спиртные напитки!»

В компании Ивана Москвина, двух графов, двух Алексеев – Толстого и Игнатьева – Василия Ка­ча­лова, Валерия Чкалова, Ивана Козловского Соло­мон Мудрый, как они его величали, не уступал им ни по таланту, ни по знанию русского языка, ни по части… выпивки.

В ответ на восклицание Фаины Григорьевны Раневской: «Соломон Михайлович! В вас сидит Б-г!» – Михоэлс, улыбаясь, ответил: «Фаиночка, дорогая! Если во мне и сидит Б-г, то, очевидно, потому, что он находится в ссылке».

…Актёры после спектакля любили дружной ватагой ввалиться поздним вечером в какой-нибудь ресторанчик. Соломон Михайлович, прежде чем войти в помещение, откручивал с лацкана пиджака орден Ленина и говорил при этом: «Снимем цацу».

…с этим орденом связана необычная история. Когда умер Литвинов (настоящая фамилия его была такой же еврейской и редкой: Волох), дома вдруг обнаружили, что пропал орден Ленина, которым был награждён бывший министр иностранных дел. Жена Максим Максимыча прислала кого-то из близких, чтобы одолжить у нас «Ленина» на время похорон. И вот на процессии от Дома Союзов до кладбища несли на красной бархатной подушечке орден, принадлежавший Михоэлсу.

…Однажды в Георгиевском зале Кремля после концерта на правительственном приёме вдруг возникла пауза. Ждали появления Сталина. Прошла минута, две, три. Вождь не спешил появляться. Стояла грозная, удручающая тишина… Михоэлс заложил два пальца в рот и по-разбойничьи свистнул.

Вошёл Иосиф Виссарионович. Вспыхнула овация. Все вскочили и, не жалея ладоней, долго аплодировали.

И Михоэлс вместе со всеми.

Похулиганить было в его характере, но похоже это и на легенду.

…В страшное время террора, ложась спать, он клал под подушку пистолет. «Асенька, ты меня поймёшь и девочкам сумеешь объяснить».

Но Россию он любил. Был её патриотом.

В сорок третьем Сталин отправил его и Ицика Фефера, поэта и одновременно осведомителя, как утверждают многие, в поездку на Запад для сбора средств в пользу Красной Армии.

Михоэлса встречали тысячные толпы евреев.

ИзменитьУбрать
Встреча Михоэлса с Великими русскими князьями в США. 1943 г.
(0)

В Нью-Йорке с импровизированной деревянной трибуны он произнёс зажигательную речь. Люди хлынули к нему поближе, трибуна не выдержала напора, и Михоэлс с мэром Ла Гвардиа, еврейским иммигрантом из Италии, упали с неё. Михоэлс повредил ногу. Её взяли в гипс. Впервые за долгие годы он целую неделю провёл в госпитале и… отдохнул.

…в Америке он встречался с Эйнштейном, Чаплином, старым другом Марком Шагалом, его дочерью… Полем Робсоном…

В кожевенном магазине произошла любопытная сценка. Михоэлс искал вместительный чемодан на обратную дорогу. Когда хозяин, старый одессит, узнал, что перед ним еврейской актёр из Москвы, говорящий на таком красивом, чистом, выразительном мамэ-лошн, он позвал своего внука Игоря и попросил найти самый лучший чемодан для именитого гостя. Внук узнал Михоэлса по портретам в газетах и предложил артисту, что сам занесёт чемодан в отель завтра утром. Что и выполнил. На коже, возле ручки с замком, было вытиснено:

To M. Mikhoels
From Igor. U.S.A.
1943

Возвратился Соломон Михайлович в Россию с чемоданом, в котором были упакованы две шикарные мужские шубы – подарок Сталину и Молотову от меховщиков Бруклина. Сталин шубу принять отказался. Молотов взял. Потом она, кажется, вышла ему боком: «Хозяин» не забывал такие вещи.

Уже после убийства Михоэлса, после разгрома Еврейского антифашистского комитета, после закрытия ГОСЕТа, после «дела врачей», где фигурировало имя Михоэлса как «сиониста и пособника империализма», на квартире вдовы «врага народа» провели обыск. Перевернули, как обычно, всё вверх дном, забрали мешок бумаг – и с концами. Чемодан, заброшенный на антресоли, не тронули.

Мне трудно было сообщить Анастасии Павловне, что я с семьёй собираюсь в Америку. Она не была поклонницей эмиграции. Намёки я делал, да и она как будто догадывалась, но впрямую разговора об этом не было.

Она жила на Ленинском проспекте, недалеко от магазина «1000 мелочей». Я как-то пожаловался ей, что хотел там какой-нибудь чемодан купить, оказывается, это «дефисит», как говаривал Райкин.

И я получил в подарок чемодан Михоэлса.

Чемодан этот проделал путь в Одессу. Из Одессы – в Вену, из Вены – в Рим. А когда мы летели на «Боинге» в Нью-Йорк, а из Нью-Йорка – в Чикаго, в багаж я его ни под какими доводами не сдавал.

Я открывал его и показывал содержимое: там были одни фотографии, и среди них – немало изображений Соломона Михайловича Михоэлса.

Р.S. В Чикаго Михоэлс прибыл в июле 1943 года на поезде. Нога была ещё в гипсе, и опирался он на костыли. К нему приставили медсестру, знающую русский.

Как-то после моего представления «Прощание с местечком» в Джуиш коммьюнити центре ко мне подошла милая старушенция и на старомодном русском, с акцентом рассказала, что она, Сонечка Скульски, ухаживала за Михоэлсом, когда он…

…вскоре я был у неё дома на Лейк Шор драйв и увидел фотографию Михоэлса, подаренную ей актёром, с очень нежной надписью…

ИЗ СНОВ О МИХОЭЛСЕ

Июль 1980 г.
По шоссе – главной артерии местечка – двигается группа актёров театра, во главе с Михоэлсом в гриме Менахем-Мендла. Они идут к речке. Там будет сниматься эпизод из «Еврейского счастья». Грановский и оператор уже ждут их.

Спрашиваю Соломона Михайловича:

– Вы умеете плавать?

ИзменитьУбрать
Михоэлс в роли Менахем-Мендла
(0)

– Я умею, но умеет ли Менахем-Мендл? Надо подумать.

Показываю свою «образованщину»:

– По системе Станиславского о герое надо знать всё.

– Как вы думаете, ингермон6, Константин Сергеевич знает лучше меня, что такое «черта оседлости»?

Седобородый «молодой человек», которому недавно стукнуло шестьдесят пять, пристыженный, замолчал.

19 сентября 1980 г.
Михоэлс репетирует в джуринском клубе с актёрами ГОСЕТа какой-то кусок из незнакомой мне пьесы. Сочный идиш ласкает слух. Соломон Михайлович показывает, как нужно и как не нужно играть. Поминутно вбегает по невысокой лесенке из зала на сцену и до хрипоты повторяет реплику знакомому актёру: «Вифл кен мен, дос эйгене зогн дир!» («Сколько раз надо тебе одно и то же повторять!»)

Ну, конечно, это Ноях! Но Ноях молодой.

Подхожу к сидящему на стуле «сердитому» режиссёру:

– С. М., я сбегаю домой и принесу вам горячего чайку мит лейкех7, вчера была свадьба у Цирюльников.

– Спасибо, майн фрайнд8 , а погорячее что-нибудь найдётся?

– Конечно.

Водки дома нет. Бегу в буфет к Фруме Бронштейн. Говорю, для кого. Она достаёт чекушку и круг свежей кровяной колбасы.

– Ещё одну маленькую.

Оставляю десятидолларовую купюру. Думаю, так бы это стоило в Чикаго, в «Каштане».

Выхожу на Пролетарский бульвар. Из дверей киностудии выбегает Олег Школьник в одежде конармейца:

– Илья Эзрович, вас ждут все, мы не можем начать спектакль.

Стою с чекушками в руках и с завёрнутой в газету колбасой.

Куда делся Михоэлс, местечко, клуб…

Январь 1981 г.
Мы получили визу. Я приехал в Джурин на кейверувыс. Иду по утоптанной снежной дорожке с чемоданом, который подарила мне Анастасия Павловна. Навстречу – в валенках с галошами – Мейлах Дорман.

– Хорошо, что ты приехал. У нас не хватает для миньяна одного мужчины.

– А синагога разве открыта?

– Нет. Мы молимся в доме Мотла Серебрянника.

– Куда делись книги?

– У него же, на чердаке.

«Полакомлюсь», – подумал.

Заходим. Восемь человек в талесах и тфилин ждут нас. Среди них – до боли знакомый персонаж. Ну, конечно, это – Тевье дер милхикер9 .

Произнося «Кадиш», я всё время поглядываю на него. Он совершенно не замечает этого и поставленным голосом выпевает каждое слово молитвы.

Меня тревожит простата. Я хорошо помню, где у дяди Мотла отхожее место, и выхожу в тёмный сарайчик.

Когда, облегчённый, возвращаюсь, кроме Тевье, никого больше нет.

Тевье снимает кашкет с головы. Стягивает парик, отклеивает усы и бороду.

– Соломон Михайлович! – обрадованно кричу я.

Он направил взгляд на чемодан в углу.

– Шуба там есть?

Я хотел сказать, что «после вашего убийства…» – и запнулся.

– Пойдём афн бойдем10. Наберем сфорим11 в чемодан – он вместительный.

Мы вышли в морозную тёмную ночь.

ИзменитьУбрать
(0)

Ни одного огонька в домах. На душе тревожно.

Слышен шум приближающегося грузовика…

5 декабря.
Михоэлс живёт у нас в маленькой спаленке. Он простужен. Мама ему налила в медный таз горячую воду и разбавила горчичным порошком.

Он сидит на деревянной скамейке, леймен дер рыбэ12  – возле печки.

Пробует ступнями ног воду. Кряхтит. Я приношу кастрюлю холодной воды. Тонкой струёй лью в таз. Он благодарно кивает головой.

Смотрит на покрасневшие пальцы. Рассуждает вслух:

– У человека два глаза. Кто-то обходится и одним. Десять пальцев на руках – весьма удобно. Десять на ногах – возможно, многовато. И всего один шмекале – несправедливо.

Я рассмеялся. Хорошо, что мама не слышала это. Но подожди, мама ведь умерла.

Просыпаюсь.


1Квасница.
2Кейвер-овес (лит. идиш) – посещение могил.
3Нигун – своего рода музыкальная молитва, зачастую без слов.
4Пунэм – лицо.
5Нееврейки.
6Юнгермон (лит. идиш) – молодой человек.
7С лейкехом – с бисквитным пирогом.
8Мой друг.
9Тевье-молочник.
10На чердак.
11Книги.
12Леймен дер грубэ – возле печки.

Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №171-172 > ЧЕМОДАН МИХОЭЛСА
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-28 01:55:36
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Jerusalem Anthologia Еврейский педсовет Dr. NONA