БС"Д
Войти
Чтобы войти, сначала зарегистрируйтесь.
Главная > Мигдаль Times > №171-172 > ПОТАЁННЫЙ СОН
В номере №171-172

Чтобы ставить отрицательные оценки, нужно зарегистрироваться
0
Интересно, хорошо написано

ПОТАЁННЫЙ СОН
Анна МИСЮК

Вы бывали в Париже?
– А это далеко от Бердичева?
– Больше тысячи вёрст!
– И зачем это ездить в такую глушь?

(Старый анекдот)

ИзменитьУбрать
(0)

Дер Нистер – символист, идишист, сам родом из Бердичева, а в творчестве его переплелись голоса Умани и Парижа. И как так вышло? В Париже родился символизм, в том же 1884 г., когда впервые прозвучало название этого нового направления в искусстве, в Бердичеве родился Пинхас Каганович, будущий литератор Дер Нистер. Семья у него хасидская, старший брат из браславцев, а литературный стиль – символизм.

Кстати, никакого противоречия в этом и нет: тот, кто зачарован видениями и волшебными историями легендарного рабби Нахмана из Браслава (жившего и похороненного в Умани), и в своём творчестве пойдёт по пути символистов – пути, на котором картины, творимые воображением, преобразуются в словесные образы, таинственные и загадочные, в тексты, где нет конца и начала, где все зыбко и недоговорено, где намёками упоминается о самом важном – в надежде, что символика потаённых связей бытия окажется близкой и внятной читателю.

Дер Нистер – «скрытный» – такой псевдоним взял себе Пинхас, средний сын Менахема Мендла Кагановича. О книгах его сказано: «многие писатели, прочитав его книги, сломают свои перья» (Иешуа Зингер1 ). В русской литературной традиции это бы прозвучало как «Умри, Денис, лучше не напишешь!»2 В литературных кругах символистские мистические поэмы в прозе Дер Нистера воспринимались восторженно. В его текстах образность из сказаний рабби Нах­мана причудливо переплеталась и с каббалистическими мотивами, и с фантазмами в стиле Э.Т.А. Гофмана. В работах американских исследователей творчества Дер Нистера мне встречалось и утверждение, что в его текстах – с их завораживающими ритмами и каббалистической просчитанностью3 – просматривается влияние символики Андрея Белого. Когда начинаешь читать историю семьи Машбер, то в это влияние легко поверить.

Но прежде, чем поговорить о романе, стоит знать, что в СССР, куда во второй половине 1920?х годов вернулся из Германии Пинхас Каганович, уже в 1930-е символизм, мистика и прочее экспериментаторство оказались не в чести. От Дер Нистера отвернулись еврейские издательства и издания, к которым он так рвался из-за границы, существование которых, наряду со школами, вузами, театрами, вдохновляло надеждой на полноценное процветание еврейской культурной жизни на родном языке, языке идиш. О том, что идиш может постигнуть в Стране Советов та же судьба, что и иврит, уже заклеймённый нелояльностью, тогда никто не думал.

Писатель, пробавлявшийся журналистикой и переводами, понимал, что только реализм, а точнее, соцреализм откроет ему возможность публиковаться. В отчаянии он писал: «Я должен стать из символиста соцреалистом, для меня это значит, что я должен вывернуться наизнанку…»

Но творческие замыслы требовали выхода, и я даже скажу, что время требовало такого творческого замысла: на глазах одного поколения уходил целый мир, превращалась в Атлантиду «Идишландия», и еврейским художникам и литераторам только и дано было сохранить этот мир в своих картинах и книгах.

В 1939 г. выходит первый том «Семьи Машбер»4 , встреченный с восторгом и вознаграждённый крупным гонораром. Писатель постарался, чтобы его роман так или иначе втиснулся в реалистические картины, а то, что единственный четко отрицательный герой – кабатчик, придавало тексту правильный соцреалистический акцент. Ах, да, ещё раввин – не то, чтобы совсем отрицательный, но попавший под влияние кабатчика… Вот такой соцреализм. Но это всё – радости начётчиков-рецензентов, уж не поэтому, конечно, роман почитается одной из вершин литературы идиш… Вернёмся же на его страницы.

Сколько бы ни упоминался в тексте «город N», никто и никогда не сомневался, что перед нами Бердичев, «еврейская столица», родной город писателя. Роман начинается с погружения в городское пространство.

Сначала перед нами город днём, город, построенный тремя кругами, в этих кругах закольцовано бытие. Первый – «верхний» – круг гос­учреждений, полиции и армии, круг польских помещиков и русских офицеров. В этом же круге, на самом его ободке, находятся и еврейские «просвещенцы», не порвавшие с еврейством, но разомкнувшие слишком тесные узы традиции. Второй круг – основной, в нём и будет происходить действие. Писатель разворачивает описания пространств материальных – базаров, и духовных – синагог. Затем наступает ночь, и, если в синагогах всю ночь горят огни и в них продолжаются учёба, разговоры, моления, то базары обращаются в призраков грядущих разрушений и гибели всего уклада этой жизни, гибели, которая придёт из третьего круга, круга нищеты и криминала.

Здесь – в этих завораживающих описаниях реальных пространств как символических – и чувствуется влияние Андрея Белого, отмеченное исследователями.

Конечно, жанр этого романа – семейная сага, жанр, получивший достойное воплощение в литературном процессе в 20 в., во времена культурного перелома и исторических катастроф, когда изменения в жизни поколений стали происходить всё стремительней. Семья Маш­бер – титульные герои романа – это три брата. Младшего брата, душевнобольного Алтера, мы редко встретим в повествовании, Алтер, отгороженный от жизни своим смятенным невнятным разумением, никак не может участвовать в действии, и роли пророка-резонёра, как бывает в литературе с персонажами, скорбными духом, ему не досталось.

В романе есть фабула – это история банкротства, тюремного заключения и смерти старшего брата Мойше Машбера, состоятельного купца. Но главным сюжетом оказывается рассказ о маленькой общине браславских хасидов, лидером которой стал средний брат Лузи Машбер.

Настоящий сюжет романа вплавлен, встроен между описаниями конфликтов и примирений, субботних и будничных разговоров, деталей домашнего быта и тюремной жизни. Этот сюжет воплощается в рассказах о том, что снится персонажам. В снах, преисполненных символики – странной, чаще пугающей, но и вдохновляющей, – раскрывается содержание и состояние души, то, что и представлено автором как самое важное для понимания всего происходящего с героями. Это настоящий роман снов.

Если бы герои могли видеть сны друг друга, может быть, и жизнь складывалась бы по-другому.

Братьев Машбер постигает распад всего жизнеустройства. Но коммерческие проблемы старшего – это ничто перед духовными поисками Лузи Машбера. Мы знаем, что он с юности ведёт скромную жизнь хасида, причем в момент, когда мы с ним знакомимся, он как раз принимает решение примкнуть к браславским хасидам и невольно становится центром и лидером этой маленькой общины.

Лузи сообщает брату Мойше, что он нашёл новый путь, путь поиска внутренней гармонии, позволяющий надеяться на видение божественного света, путь, ведущий к духовному совершенству не через повторение текстов, а через экстаз открытого сердца, мистическое постижение мироздания.

Старший брат видел сон, в котором их покойный отец горюет о том, что Лузи встаёт на неверный путь. Сны будут повторяться, там появятся странные знаки, говорящие птичьи головы и город Стамбул… Последнее как-то связано с тем, что один из предков братьев был последователем Шабтая Цви, лжемессии, но впоследствии раскаялся, вёл жизнь аскета в постах и молитвах, и такой же образ жизни продолжили его потомки в трёх поколениях. Лузи вступает на тот же путь, но не во мраке искупления, а в свете надежды.

Вокруг Лузи – красивого, мудрого, благородного – собирается группа странных, изломанных жизнью людей, стремящихся достичь озарения по заветам рабби Нахмана.

Бердичевским евреям они категорически не нравятся, их называют «мёртвыми» хасидами, безумцами и, наконец, колдунами. Их обвиняют в разнообразных несчастьях, смертях и потерях, которые происходят в городе. Они слишком мало работают, они забросили свои семьи, они по-особенному танцуют и поют иначе. Не помогает даже то, что Лузи побеждает в диспуте с почтенным городским раввином, посланником чортковского цадика, не помогает и то, что разоблачены провокации кабатчика против браславцев. Их ненавидят всё больше и больше. После смерти старшего брата, его дочери и жены, смятение окончательно поселяется в душе Лузи. В его снах все чаще появляются образы широкого мира со множеством дорог. В конце концов он поддаётся внутреннему чувству, что ему нельзя быть лидером общины, что его душа жаждет скитания в нескончаемом поиске гармонии. Лузи и его друг покидают город и становятся вечными странниками. Красивый (это постоянная характеристика Лузи Машбера), праведный, благородный и понимающий, он идёт по миру, и в городках и с
ёлах Украины, когда упомянут странника, то говорят: «Это Лузи Машбер, который ходит по нашему краю».

Детство и юность писателя пришлись на времена погромов, но интересно, что в романе есть лишь одна погромная сцена, исполненная мрачного юмора. Это евреи пришли громить браславцев. И полетели в окна камни, и была вышиблена дверь молодецким ударом, посыпалась с полки какая-никакая посуда, затрещала мебель, и тут: вместо ненавистного Машбера и его друзей за столом сидели двое сумасшедших из кладбищенской богадельни и ели руками из макитры не то варенье, не то цимес… Да неважно, что они ели, – говорит автор, – важно, как почувствовали себя при этой глумливой картине «погромщики»…

Можно заметить, что автор, скрупулёзно внимательный к деталям снов, становится небрежен, когда упоминает о еде (просто еда, она или есть, или нет, а какая, неважно), он может упомянуть, что для Мойше Машбера разрешили передавать в тюрьму кошерную еду, чтобы с голоду не умер, но не более того.

Интересно, что внешность второстепенных персонажей описывается тщательно, даже если он единожды мелькнёт на страницах, а главные герои – лишь в общих чертах. Почему так? Видимо, потому, что в этих образах он раскрывает внутренний мир. Зачем вам внешность того, в чьи сны вы заглянули?

Некоторые исследователи творчества Дер Нистера полагают, что в образе Лузи Машбера писатель изобразил себя, что это судьба, которую он на себя примерял. Но у других биографов можно встретить уверения, что это старший брат Арон Каганович, который и был браславским хасидом. Может быть… С одной стороны, в романе запечатлён реальный мир без украшательств, мир знакомых писателю до боли лиц и слов, а с другой – страницы переполнены символикой, талмудической, каббалистической, и мистическими мотивами…

«До войны, – пишет в предисловии к первому русскому изданию романа «Семья Машбер» («Книжники», 2010) М. Крутиков, – у Дер Нистера было много читателей, которые понимали эту символику, которым были внятны рассыпанные в тексте намёки, скрытые цитаты…»

После войны таких читателей почти не осталось. Люди, читавшие и думавшие на идиш, погибали миллионами в Катастрофе Второй мировой войны.

Второй том «Семьи Машбер» был напечатан в Вильнюсе в 1941 г. (!) и почти весь тираж, конечно, пропал5 . В эвакуации, по свидетельствам современников, Дер Нистер писал третий том, но рукопись после ареста писателя в 1949 г. пропала.

Арестовали его, конечно, потому, что был близок к Еврейскому антифашистскому комитету. Формально – за публикацию статьи, в которой Дер Нистер призывал евреев учиться в еврейских школах. Он был обвинён в злостном национализме и отправлен в лагерь на 10 лет. Но «освободился» гораздо раньше. Уже через год писатель скончался в лагерной больнице посёлка Абезь Коми АССР. Лишь в 21 веке удалось определить место захоронения, и установлена там шестиконечная звезда, обвитая колючей проволокой.

Перевод «Семьи Машбер» на русский язык сделал, почти безнадёжно впрок, замечательный подвижник, переводчик Михаил Абрамович Шам­­ба­­дал (1891-1964). Только в 2010 г., благодаря таким же подвижникам, издательству «Книжники», русский вариант «Семьи Машбер» увидел свет.

Сейчас его читают, рассказы и поэмы в английском переводе преподают в некоторых университетах США. В Израиле, Америке, Германии (там жил и работал Дер Нистер в первой половине 1920-х) защищён не один десяток диссертаций по творчеству Дер Нистера. Но понимают ли современные читатели те символы, которыми переполнены его тексты? Может быть, их расшифровке и посвящены многочисленные диссертации…


1Писатель, старший брат Исаака Башевиса-Зингера.
2Слова, приписываемые Григорию Потёмкину, который якобы сказал их Денису Фонвизину после премьеры его пьесы «Недоросль».
3В каббале для анализа текстов широко применяется гематрия – метод анализа смысла слов и фраз на основе числовых значений входящих в них букв.
4Выбрав эту фамилию для своих героев, вероятно, Дер Нистер таким образом выразил творческий конфликт между символизмом и реализмом: «машбер» в переводе с иврита означает кризис.
5В 1943 г. в Нью-Йорке вышел 2-й том, изданный близким другом Дер Нистера, литературным критиком Нахманом Майзилем.

Добавление комментария
Поля, отмеченные * , заполнять обязательно
Подписать сообщение как


      Зарегистрироваться  Забыли пароль?
* Текст
 Показать подсказку по форматированию текста
  
Главная > Мигдаль Times > №171-172 > ПОТАЁННЫЙ СОН
  Замечания/предложения
по работе сайта


2024-03-29 07:46:25
// Powered by Migdal website kernel
Вебмастер живет по адресу webmaster@migdal.org.ua

Сайт создан и поддерживается Клубом Еврейского Студента
Международного Еврейского Общинного Центра «Мигдаль» .

Адрес: г. Одесса, ул. Малая Арнаутская, 46-а.
Тел.: (+38 048) 770-18-69, (+38 048) 770-18-61.

Председатель правления центра «Мигдаль»Кира Верховская .


Еженедельник "Секрет" Всемирный клуб одесситов Dr. NONA